Ключъ - Марк Алданов

-- Охъ, далъ бы Господь! -- сказалъ Василiй Степановичъ, ежась въ оттопыренной, туго {353} накрахмаленной рубашкe.-- Вы будете нынче говорить? -- сказалъ онъ значительнымъ тономъ, который ясно показывалъ, что отъ рeчи князя на банкетe кое-что могло и зависeть.

-- Да, я скажу,-- взволнованно отвeтилъ Горенскiй.

-- Князь, при такой конъюнктурe ваша рeчь, я чувствую, можетъ стать общественнымъ событiемъ,-- сказалъ убeжденно донъ-Педро.-- Я жду ее со страстнымъ нетерпeнiемъ.

Послышался звонокъ, гулъ усилился. Двери банкетной залы раскрылись настежь.

-- Ну, пойдемъ садиться, лэди и джентльмэны, -- воскликнулъ весело Никоновъ, хватая подъ руку Сонечку Михальскую, хорошенькую семнадцатилeтнюю блондинку, послeднее прiобрeтенiе кружка.-- Милая моя, вы идете со мной, не отбивайтесь, все равно не поможетъ...

-- А Марья Семеновна съ кeмъ сидитъ? -- небрежно освeдомился Витя.

-- Разумeется, съ Клервиллемъ,-- отвeтила Глафира Генриховна.

На порогe банкетной залы показался озабоченный Фоминъ. Звонокъ продолжалъ звонить. Всe направились къ столамъ. При видe этихъ столовъ тревожное настроенiе сразу у всeхъ улеглось: ни съ какой революцiей такiе столы явно не совмeщались.

Тушъ и разсаживанiе кончились, гости удовлетворили любопытство: гдe кто посаженъ, и обмeнялись по этому поводу своими соображенiями. Вдоль стeнъ уже шли лакеи. Фоминъ объяснялъ сосeдямъ, что онъ нашелъ компромиссъ между русскимъ и французскимъ стилемъ: будучи врагомъ системы закусокъ, онъ все же для оживленiя оставилъ водку и къ ней назначилъ canape's {354} au caviar. Вмeсто водки желавшимъ разливали коньякъ, по словамъ Фомина, столeтнiй. Этотъ коньякъ гости пили съ особымъ благоговeньемъ. Витя сказалъ, что никогда въ жизни не пилъ такого удивительнаго коньяка. Никоновъ заставилъ пить и дамъ.

Въ кружкe сразу стало весело. Муся, къ большому восторгу Клервилля, выпила одну за другой двe рюмки. "Нeтъ, кажется, было не очень смeшно",-говорила себe она, вспоминая выходъ родителей (Муся побаивалась этого выхода).-- "Вивiанъ во всякомъ случаe не могъ найти это смeшнымъ... Да онъ только на меня и смотрeлъ... Кажется, и платье ему понравилось",-- думала она, съ наслажденьемъ чувствуя на себe его влюбленный взглядъ. Никоновъ, бывшiй въ ударe, сыпалъ шутками, -- его, впрочемъ, немного раздражалъ англичанинъ. Березинъ съ равнымъ удовольствiемъ eлъ, пилъ и разговаривалъ. Витя тревожно себя спрашивалъ, какъ понимать слова этой вeдьмы: "Р?а?з?у?м?e?е?т?с?я, съ Клервиллемъ". Глафира Генриховна дeлала сатирическiя наблюденiя. Фоминъ то озабоченнымъ хозяйскимъ взглядомъ окидывалъ столы, гостей, лакеевъ, то, волнуясь, пробeгалъ въ памяти заготовленную имъ рeчь. Браунъ много пилъ и почти не разговаривалъ съ сосeдями, изрeдка со злобой поглядывая на Клервилля и Мусю.

Обeдъ очень удался, праздникъ шелъ превосходно. Рeчи начались рано, еще съ me'daillon de foie gras. Вначалe говорили присяжные повeренные, восхвалявшiе адвокатскiя заслуги юбиляра. Это все были опытные, привычные ораторы. Они разсказали блестящую карьеру Семена Исидоровича, упомянули о наиболeе извeстныхъ его дeлахъ, отмeтили особенности его таланта. Говорили {355} они довольно искренно: надъ Семеномъ Исидоровичемъ часто подтрунивали въ сословiи, но большинство адвокатовъ его любило. Кромe личныхъ враговъ, всe признавали за нимъ качества оратора, добросовeстнаго, корректнаго юриста, прекраснаго товарища. Прославленные адвокаты благодушно разукрашивали личность Кременецкаго въ разсчетe на то, что публика, вeроятно, сама сдeлаетъ должную поправку на юбилей, на вино, на превосходный обeдъ. Въ этомъ они ошибались: большая часть публики все принимала за чистую монету; образъ Семена Исидоровича быстро росъ, принявъ къ дессерту истинно-гигантскiе размeры.

Ораторы говорили недолго и часто смeняли другъ друга, такъ что вниманiе слушателей не утомлялось. Всeхъ встрeчали и провожали апплодисментами. Семенъ Исидоровичъ смущенно кланялся, обнималъ однихъ ораторовъ, крeпко пожималъ руку или обe руки другимъ. Тамара Матвeевна, имя которой не разъ упоминалось въ рeчахъ, сiяла безкорыстнымъ счастьемъ. Лакеи едва успeвали разливать по бокаламъ шампанское.

-- Странный, однако, ученый, смотрите какъ онъ пьетъ,-- шепнула Никонову Глафира Генриховна, не поворачивая головы и лишь быстрымъ движенiемъ глазъ показывая на Брауна.-- Говорятъ, онъ умный, но онъ всегда молчитъ. Можетъ быть, умный, а можетъ быть, просто мрачный идiотъ. Я знаю изъ вeрнаго источника, что онъ человeкъ съ психопатической наслeдственностью.

-- Нeтъ, онъ молодчина! -- сказалъ Никоновъ. -- Онъ всегда пьетъ, какъ извозчикъ, и никогда не пьянeетъ.

-- Не то, что вы.

-- Я ни въ одномъ глазe. {356}

-- Дать вамъ зеркало? Глаза у васъ стали маленькiе и сладенькiе,-замeтила уже громко Глафира Генриховна.

-- Низкая клевета! У меня демоническiе глаза, это всeмъ извeстно. Правда, Мусенька?.. Виноватъ, я хотeлъ сказать: Марья Семеновна.

-- Самые демоническiе, стальные глаза,-- подтвердила Муся.-- Прямо Наполеонъ! Но много вы все-таки не пейте, помните, что мы еще eдемъ на острова.

-- Да, на острова,-- сказалъ Клервилль. -- И на островахъ тоже будемъ пить. Возьмемъ съ собой нeсколько бутылокъ...

-- О, да, будемъ пить.

-- И выпьемъ за здоровье вашего короля... Онъ и самъ, говорятъ, мастеръ выпить, правда?

На это Клервилль ничего не отвeтилъ. Онъ не совсeмъ понялъ послeднiя слова Никонова, но шутка о королe ему не понравилась. Муся тотчасъ это замeтила.

-- Господа, мы постараемся улизнуть послe рeчи князя,-- сказала она.-Какъ вы думаете, а? Вeдь она самая интересная... Какъ и рeчь Платона Михайловича,-- добавила Муся: ей хотeлось въ этотъ день быть всeмъ прiятной.

-- Fille de'nature'e, это невозможно,-- возразилъ польщенный Фоминъ, отрываясь отъ мыслей о своей близящейся рeчи,-- вы никакъ не можете улизнуть до отвeтнаго слова дорогого намъ всeмъ юбиляра.

-- Ахъ, я и забыла, что будетъ еще отвeтное слово... Ничего, папа насъ проститъ.

-- Да онъ и не замeтитъ, ему не до насъ,-- сказалъ Березинъ.

За почетнымъ столомъ, предсeдатель, старый, знаменитый адвокатъ, постучалъ ножомъ по бокалу. {357}

-- Слово принадлежитъ Платону Михайловичу Фомину.

Муся энергично заапплодировала, ея примeру послeдовалъ весь кружокъ; рукоплесканiя все-таки вышли довольно жидкiя: Фомина мало знали. Онъ всталъ, повернулся къ Кременецкому и, криво улыбнувшись, заговорилъ. Фоминъ приготовилъ рeчь въ томъ невыносимо-шутливомъ тонe, безъ котораго не обходится ни одинъ банкетъ въ мiрe.

-- ...Личность глубокоуважаемаго юбиляра,-- говорилъ онъ,-- столь разностороння и, такъ сказать, многогранна, что лично я невольно теряюсь... Господа, знаете ли вы, какъ зачастую поступаютъ дeти съ дорогой подаренной имъ игрушкой, сложный механизмъ которой зачастую превышаетъ ихъ способность пониманiя? Они разбираютъ ее на части и изучаютъ отдeльные кусочки (послышался смeхъ; Семенъ Исидоровичъ смущенно улыбался, Тамара Матвeевна одобрительно кивала головой). Такъ и намъ остается разбить на грани многогранный образъ Семена Исидоровича, который вeдь тоже есть въ своемъ родe, такъ сказать, произведенiе искусства. На мою долю, mesdames et messieurs, приходится лишь одна скромная грань большой фигуры... Милостивыя государыни и государи, я вынужденъ сдeлать ужасное признанiе: господа, я ничего не понимаю въ политикe! (Фоминъ улыбнулся и побeдоносно обвелъ взглядомъ залъ, точно ожидая возраженiй,-- въ дeйствительности онъ считалъ себя тонкимъ политикомъ). Согласитесь, что это столь печальное для меня обстоятельство имeетъ по крайней мeрe одну хорошую сторону: оно оригинально! Ибо, какъ извeстно, политику понимаютъ всe... Но я, господа, будучи въ нeкоторомъ родe уродомъ, я лишенъ этой способности и потому лишенъ и возможности говорить о Семенe Исидоровичe, какъ {358} о политическомъ мыслителe и вождe. Это сегодня сдeлаетъ, господа, со свойственнымъ ему авторитетомъ, мой другъ, князь Алексeй Андреевичъ Горенскiй. Моя задача другая... Увы, господа, здeсь я немного опасаюсь, какъ бы со стороны моихъ недоброжелателей не послeдовало возраженiе, то возраженiе, что я ничего не понимаю и въ юриспруденцiи! (онъ улыбнулся еще побeдоноснeе, снова послышался смeхъ; Никоновъ закивалъ утвердительно головою). Господа, вы молчите, -- я констатирую, что у меня нeтъ недоброжелателей! По крайней мeрe я хочу думать, что ваше молчанiе не есть знакъ согласiя!.. Какъ бы то ни было, я не намeренъ говорить о нашемъ глубокоуважаемомъ юбилярe и какъ объ юристe, -- это уже сдeлали, съ несравненной силой и краснорeчiемъ, наши старшiе товарищи и учителя. Моя задача скромнeе, господа! Мое слово будетъ не о большомъ русскомъ адвокатe Кременецкомъ, а о моемъ дорогомъ патронe, наставникe и, смeю сказать, другe ("Семe",-- подсказалъ Никоновъ, Фоминъ на него покосился), о моемъ старшемъ другe Семенe Исидоровичe...

Такъ онъ говорилъ минутъ пятнадцать. Онъ говорилъ о Семенe Исидоровичe, какъ объ учителe младшаго поколeнiя, объ его дружескомъ внимательномъ отношенiи къ помощникамъ, о той работe большого адвоката, которой не видeли постороннiе.-- "О ней,-- сказалъ Фоминъ,-- кромe меня можетъ судить только одинъ человeкъ въ этой залe и я не сомнeваюсь, что мой дорогой коллега, Григорiй Ивановичъ Никоновъ, присоединяется къ моимъ словамъ со всей силой убeжденiя, со всей теплотой чувства" ("Впрочемъ, за здоровье Его Благородiя",-- пробормоталъ Никоновъ, изобразивъ на лицe умиленiе и восторгъ). {359}