Пламя грядущего - Джей Уильямс

Дени взглянул на Скассо, ответившего ему отеческой улыбкой. Да, Дени будет агентом – набивать мошну хозяина – и надувать при подсчетах, сквалыжить из-за цен, принимать грузы вяленой рыбы или грязных, жалких рабов, выуженных из какой-нибудь дыры. Можно ли после этого гордиться незапятнанными руками? А затем, попытавшись отмыться от вони торгашества, сесть и написать – что? Любовную песнь большой прибыли, аубаду на нетерпеливое ожидание груза поясов и мечей, предназначенных на продажу султану? Что ж, именно это, возможно, и есть конечная цель его поисков – и в самом деле, совершенно новый вид поэзии!

Зачем же соловей так скоро улетает?На месте груз, и прибыль мое сердце согревает.

Он громко расхохотался, и в тот же миг до него дошла вся нелепость идеи.

– Над чем вы смеетесь? – удивленно спросил Скассо.

– Я представил себя деловым человеком, – ответил Дени. – Нет, Скассо, ничего не выйдет. Это не для меня.

– Но почему нет?

– Я никогда не умел сосредоточиться на каком-то деле. Я трувер и только трувер и всегда им останусь. Однажды меня уже пытались превратить в доблестного рыцаря, и это тоже не получилось. Естественно, меня соблазняют огромные суммы денег, о которых вы упомянули, но… Да вы сами говорили об этом раньше: каждый делает то, что у него получается лучше всего. Бог дарует нам способности и таланты, и нам следует по мере сил использовать имеющиеся преимущества. Нет смысла обманывать себя или вас. Вы бы поняли это довольно скоро и сами. Я умею только сочинять песни и больше ни на что не гожусь, А кроме того, еще есть Артур. Я не могу допустить, чтобы он один отправился на Восток.

– Вы такой же романтик, как и он, – вздохнул Скассо. – Вероятно, вы правы. Я по-прежнему считаю, что из вас получился бы хороший купец. Вы обладаете воображением, умом, находчивостью, и вы не боитесь действовать. – Он пожал плечами. – С другой стороны, вам может помешать излишняя щепетильность, которая противоречит жесткому здравому смыслу. Это никуда не годится. Например, ваша привязанность к своему другу Артуру. В ней есть нечто болезненное, Дени. Примите это предостережение от человека, искренне к вам расположенного. Может случиться так, что она принесет вам больше вреда, чем пользы.

– Вы не знаете всей истории, – сказал Дени. – Я очень многим ему обязан и, подобно вам, предпочитаю платить свои долги.

– Понятно. Ну что же, вы с легкостью найдете мой дом в Генуе, если когда-либо передумаете. А тем временем вот это, возможно, сослужит вам службу, – сказал он, развязывая шнурки кошелька и вынимая сложенный лист пергамента. – Я заранее приготовил документ на случай, если вы отвергнете мое предложение, – пояснил он, разворачивая бумагу.

Адрес гласил: Рахиль Комитисса, в Яффе. Весь текст состоял из единственной строки, напоминавшей причудливый узор, сделанный чернилами, а ниже стояла подпись Скассо и свинцовая печать с оттиском, изображавшим кулак, сжимающий палицу, и девиз: «lо stesso» («Я сам»).

– Я не понимаю, – сказал Дени. – Что это? Что это за каракули?

– Еврейский, – ответил Скассо. – Здесь написано: «Препоручаю вам подателя сего, как если бы он был мне братом».

– А кто такая Рахиль Комитисса?

– Она банкирша. Вернее, ее отец Якоб банкир, но ему, должно быть, уже никак не меньше ста лет, и она ведет дела дома. Они также ведут очень многие дела от моего имени на Востоке. И занимают стратегически важную позицию между Сирией и Каиром. Когда попадаете за море, мой друг, нельзя предвидеть заранее, когда появится нужда в ком-то, к кому можно обратиться в случае крайней необходимости.

Дени сложил пергамент и спрятал его.

– Не знаю, как благодарить вас, – искренне сказал он.

– Вздор! Это самое меньшее, что я могу сделать. Вы не захотите взять деньги, и вы не примете работу, но, возможно, вы найдете, что Рахиль ничуть не хуже всего прочего. – Скассо весело фыркнул. – Представьте, я никогда не видел ее. Я только встречался в Генуе с ее агентом, Вивесом. Но вдруг она ослепительная красавица с большими темными очами и прекрасным пышным телом… – Он вычертил руками в воздухе пару волнистых линий. – Правда, я имел в виду крайнюю необходимость несколько иного рода, но кто знает, – посмеиваясь, вздохнул он. – А теперь давайте сядем и еще выпьем, – объявил он, похлопав по столу, – и, пожалуйста, не откажите в любезности, расскажите мне историю о том, как вы написали песню по заказу Ричарда. Неужели он действительно велел Арнауту Даниэлю подслушивать, пока вы сочиняли ее, а затем спеть раньше, чем вы сами смогли это сделать? Я слышал, это была одна из самых злых шуток, какие Ричард когда-либо позволял себе…

Дневник Дени из Куртбарба. Отрывок 8-й.

Я долго оставался при дворе королевы Алиенор, сочиняя песни, которые Гираут пел, дабы развлечь королеву и ее дам. Я удостоился многих лестных похвал. Веселым и оживленным представал тот двор, ибо где бы ни находилась королева, там не было места праздности и скуке. Она отличалась острым умом, и голова ее всегда была занята новыми планами. Истинным наслаждением было видеть, как она, все еще красивая, с прямой осанкой, несмотря на ее возраст, появлялась то там то здесь, шутила, спорила, с сияющими глазами восседала на почетном месте во время танцев и прочих увеселений или вела беседы на разные темы, неизменно поражая мудростью и проницательностью. Я слышал из ее собственных уст рассказ о том, как она изобрела те Суды и Законы Любви, которыми славился ее двор в Пуату. Также я впервые принял участие в новой игре, довольно забавной, изобретенной ею, которая называлась «Королева приказывает». Вспоминаю, как некая дама по имени Гвискарда, фрейлина королевы, весьма нас развеселила своим простодушием. Ибо правила игры таковы, что вы предстаете перед особой, избранной королевой (или королем, если это мужчина), и приносите вассальную клятву, а затем должны отвечать правдиво на ее вопросы или же заплатить штраф. Часто эти вопросы были таковы, что дамам и кавалерам приходилось изрядно поломать голову, чтобы ответить на них, не краснея. Гвискарду выбрала принцесса Беренгьера, воскликнув: «Гвискарда, приказываю тебе предстать перед судом». Тогда названная молодая девица, поначалу отнекивавшаяся, преклонила колени, заливаясь таким ярким румянцем, что рядом с ней в темноте можно было читать требник. Королева промолвила: «Гвискарда, теперь я приказываю тебе ответить. Скажи, в каком месте ты чувствуешь любовь сильнее всего?» И Гвискарда ответила: «В саду». Она так и не поняла, почему мы все рассмеялись.

Вот так мы и коротали вечера, предаваясь играм, танцам и прочим забавам, днем же выезжали на верховые прогулки, упражнялись с мячом или играли в настольные игры. Я снискал милость королевы, и она часто удерживала меня подле себя и беседовала со мной. Она никогда не уставала говорить о своем сыне, и восхвалять его, и слушать, как я пересказывал ей то, что мне о нем было известно. И часто она заговаривала о своем покойном муже, короле Генрихе, обыкновенно резко о нем отзываясь, именуя старым орлом, который до смерти заклевал своих собственных детей, и повторяя, что если бы не он, она имела бы четверых сыновей, а не одного с половиною (нередко поносила графа Джона, ибо отец его берег пуще зеницы ока). Время от времени мне также доводилось беседовать с госпожой Беренгьерой, и я нашел ее достойной и добросердечной девушкой, хотя, может, немного туповатой и ненаходчивой в разговоре. Но ее красота ласкала взор, а это в большинстве случаев искупает все прочие недостатки.

В этом месяце, марте, граф Фландрский, весьма ловкий вельможа, наконец добился согласия между королем Ричардом и королем Филиппом, покончив с затянувшимся спором из-за принцессы Алисии, сестры французского короля. Было решено, что Ричард волен жениться на Беренгьере, если заплатит Филиппу десять тысяч марок штрафа в качестве приданого Алисии. И после того, как они об этом договорились, на третий день до апрельских календ Ричард явился в Реджио и увез свою мать и Беренгьеру в Мессину. В городе уже не было ужасного столпотворения, поскольку король Филипп, заключив мир, тотчас погрузил войско на корабли и отбыл в Святую Землю. И вам следует знать, что накануне отплытия он вновь умолял Ричарда простить Гильема де Барре, и король наконец снизошел к просьбам, коль скоро оба они оставались служить Господу. Я был не особенно удивлен, потому что к тому времени хорошо знал, как Ричард умеет и ненавидеть, и прощать под предлогом истинного благочестия, даже и не думая отказываться от своего прежнего мнения, и подумал, что будь я на месте Гильема де Барре, то и на сто фунтов близко не подошел бы к Ричарду, простил он или не простил.

Королева Алиенор провела со своим сыном четыре дня, в течение которых не кончались пиры и веселье. Тем временем Беренгьера была отдана на попечение сестры Ричарда, королевы Джоанны, той самой, которая некогда была супругой старого короля Сицилии. На третий день до апрельских нон королева Алиенор пустилась в обратный путь в Англию, а мы все приготовились продолжать крестовый поход. Я же ныне занес в сей дневник последние новости и теперь упакую его вместе с остальными вещами, ибо мне, похоже, не представится случая взяться за него снова, пока мы не увидим стены города Акры. Отныне я вручаю свою судьбу в руки Провидения, надеясь благополучно и быстро пересечь море.