Принцесса с револьвером - Кира Измайлова

— Тут иначе нельзя, — говорил Монтроз. — У меня приятель отличную собаку так потерял: тоже вот поймала ящерку да и слопала. Кто ж знал, что та ядовитее любой гадюки? Так мои приучены сперва показывать, чем собираются пообедать…

— Раньше они тебе ничего не приносили, — заметила девушка.

— Раньше мы не в таких местах были, — ответил Генри и упал в траву, закинув руки за голову. — Там нормальная дичь водится, а здесь черт-те что! Кстати, что у нас там с едой?

— Не так уж много осталось, — ответила она. — Если бы не лепешки Маан, пришлось бы еще хуже.

— Скверно, — констатировал Генри без особой, однако, тревоги. — Охоты тут никакой. Эту дрянь и жареной есть не станешь, а костер не развести. Придется затянуть пояса и прибавить ходу!

— А что, здесь никто не живет? — поинтересовалась принцесса. Скудный паёк ей порядком надоел, но по сравнению с голодом во время осады он мог считаться королевской трапезой. — Ты ведь говорил, что племен много, и они…

— Изрядно, — согласился Генри, глядя на нее из-под полуопущенных ресниц. — Только я нарочно такую дорогу выбираю, чтобы по возможности ни с кем не встречаться. Можно было бы дня два назад повернуть, успели бы, может, сиаманчей перехватить, но…

— Я понимаю, — сказала Мария-Антония. — К ним тоже наверняка приезжали… с предложением.

— Вот именно, — Монтроз надвинул шляпу на лицо. — А прочие, которые относительно дружественно настроены… ну их. Не угадаешь, когда помогут, когда сдадут. Знать бы, у кого на аддагезов сейчас зуб, вот те бы могли что-то сделать, но я как-то из местной высокой политики выпал. Тем более, у них отношения меняются, как погода по весне: то дружат, а через неделю уже глотки друг другу режут. Лучше уж мы сами.

— Конечно, — согласилась девушка, теребя ремешок на запястье. Он не давал ей покоя, но Мария-Антония даже предположить не могла, чего ради старый шаман дал ей эту безделушку. Что это, амулет? Или что-то иное?

Она не могла определить, из чего сделаны бусины: не глина, не стекло, не камень, не кость, но и на дерево не похоже… Никакого узора, просто не очень-то ровные просверленные шарики. На ощупь довольно гладкие, хотя кое-где чувствуются незаглаженные шероховатости, будто отпечатки чьих-то пальцев. Вроде бы ничего особенного, но…

Солнце наполовину скрылось за горизонтом, пропал палящий зной, но всё равно было жарко — прерия отдавала накопленное за день тепло. Одуряюще пахли какие-то травы, и девушку начало клонить в сон. Вообще-то, она начала подремывать еще в седле, да и сейчас с трудом удерживала глаза открытыми.

— Генри… — начала было Мария-Антония, но вдруг осеклась.

Она ведь совсем мало спит, ее приучили, что вставать нужно с рассветом, а ложиться — только тогда, когда сделано всё необходимое. И пусть у юной принцессы подобных забот оказывалось не так уж много, выучка пригодилась ей, когда она стала хозяйкой в мужнином замке. Да и теперь: поднимались они с Генри еще до света, чтобы проделать как можно больший путь до наступления самой жары, немного передыхали, затем снова ехали почти до темноты, и это уже стало привычным и ничуть не утомляло. Так в чем же дело? Впрочем, что тут гадать…

— Ну что? — отозвался он. — Что хотела спросить?

— Да вот думаю, второе одеяло брать или не стоит? — спросила девушка безмятежно.

— Возьми, — сказал Генри. — Помягче будет. А ты что, уже спать собралась?

— А ты хочешь предложить мне изысканный ужин с бокалом вина или, скажем, партию в трик-трак? — заставила она себя пошутить.

— Угу, еще пару танцев под луной, — хмыкнул он. — Да, твоя правда, всё равно делать больше нечего. Можно попытаться завтра еще раньше встать, сегодня вон какой конец отмахали!

— Лошади-то выдержат? — спросила принцесса, развязывая вьюк. Приходилось делать над собою усилие, чтобы держать глаза открытыми, чтобы не уткнуться в этот самый вьюк и не уснуть прямо здесь.

— Да они привычные, — ответил Генри. — Думаешь, делакоты с ними меньше за день проходят? Поди, еще и побольше! Жалко их, конечно, но куда деваться-то?

— Деваться некуда… — согласилась девушка и больно ущипнула себя за бедро. Синяк останется, ну да пёс с ним, не видно никому! Боль ненадолго прогнала сонливость, но это не было спасением.

«Я не имею права, — Мария-Антония закусила губу почти до крови, дернула запутавшийся ремень, высвобождая одеяло. — Я должна оставаться собой! Нам нельзя задерживаться даже на день, а я уверена, Генри не повезет меня, ту, другую, силой, он попытается что-то сделать, хоть и обещал… Я обязана проснуться в здравом уме!»

— Тони, ты что закопалась там? — спросил Монтроз. — Помочь?

— Нет, я уже иду, — ответила она, резко повернулась, прижимая к себе свернутое одеяло одной рукой — что-то вдруг рвануло за запястье другой. Оказалось, она зацепилась браслетом за пряжку, но прочный ремешок выдержал. — Ремень запутался. Держи.

— Давай, — Генри привычно расстелил одеяло. — Падай.

— Уже… — Мария-Антония улеглась, положив под голову свернутую куртку.

Бороться со сном больше не было никакой возможности, но она какое-то время еще упорно смотрела в небо, на убывающую луну, слушала, как переступают поблизости стреноженные кони, как устраивается рядом Монтроз, ругает сквозь зубы угодившую под бок кочку, как шумно дышат вернувшиеся из вечернего дозора псы. А потом звуки расплылись, перемешались, и принцесса канула в пустоту…

…Генри спать вовсе не хотелось, но он предпочитал присматривать за Марией-Антонией: она сегодня выглядела какой-то вялой, а к вечеру ее и вовсе сморило. «Не угроблю я так девчонку? — задался вопросом Монтроз. — Она крепкая, конечно, но ведь не из местных. Принцесса всё-таки, вряд ли ей доводилось в такие походы ходить, да по жарище, да на сухом пайке! Воды, кстати, тоже мало осталось…»

Он отвлекся, прикидывая, надолго ли хватит припасов, особенно если самому посидеть впроголодь. Картина выходила неутешительная. Можно бы и поохотиться, кое-кого из здешних обитателей есть безопасно, но не сырьем же! Он-то сам съест и не поморщится, а девушка? Вот хоть пожалей о том, что черные колючки если и показываются теперь из земли, то поодаль и едва-едва, даже на растопку их не хватит… Может, старик-шаман все-таки сделал что-то? Дал принцессе оберег какой-нибудь, а говорить не велел? Вполне в его духе!

«Обыскать бы ее, — мелькнула мысль, Генри даже приподнялся на локте, но тут же передумал. Проснется ещё, тогда добра не жди. Да и не стоит чужие обереги-амулеты трогать, это себе дороже. — Да и ладно, что бы там ни было, если работает — пусть хоть крысу сушёную на веревочке с собой таскает!»