Прозрачный старик и слепая девушка - Владимир Ленский

— Это я, батюшка! — крикнула Генувейфа, входя и втаскивая за собой Ренье.

— А, — отозвался он. — Кто с тобой?

— Новый друг! Он говорит, что его зовут Эмери, но, конечно же, врет. Он студент.

— Вот как, — сказал старичок и заворочался.

Рослая дочь смотрела на него сверху вниз.

— Я теперь могу выйти замуж. Он купил мне браслет.

— Иди, иди. Приготовь ужин, — велел отец, толкая дочку в спину.

И когда Генувейфа скрылась в кухне, гробовщик наконец обратился к Ренье.

— И что тебе от нее нужно, болван?

— Для начала я не болван, — с достоинством ответил Ренье. — Ваша дочь показалась мне весьма достойной девушкой. Мы просто гуляли.

— Ко мне подбираешься? — спросил гробовщик.

— Мне показалось, что дела у вас идут не слишком блестяще, — не стал отпираться Ренье. — Я мог бы купить у вас что-нибудь из одежды.

— У меня есть плащ, в котором я участвовал в похоронах одного отвратительнейшего вора, — сказал старичок. — Кажется, ваш брат студент охотится именно за такими вещичками?

— Ну... — протянул Ренье. — Вы живете в Коммарши дольше, чем я. Знаете куда больше. Я просто следую традициям.

— Был такой ворюга, Желтомордый Болант, если желаете знать, — начал гробовщик. И тотчас оборвал сам себя: — Интересно?

— Необычайно! — с жаром подтвердил Эмери.

— Итак, Болант промышлял кражами и даже грабежами. Отвратителен он был не тем, что забирался в дома и тащил оттуда денежки и побрякушки, а тем, что всегда убивал домашних животных. Терпеть не мог собак, кошек, птичек в клетках. Непременно зарежет и бросит на хозяйскую постель. Я-то животных не особо люблю, особенно балованную эту скотину, всяких там мосек с подушечек, но если поразмыслить: чем зверье-то виновато! Жило себе в лесу, на подушки не просилось. Человек сам их из лесу забрал и к себе в дом водрузил. А другой человек пришел и убил ни за что ни про что. Да еще и за убийство это, в общем, и не считалось. Ну? И о чем это говорило?

— Кому? — не понял Ренье.

— Вам, к примеру, о чем это говорит?

— Должно быть, Болант Желтомордый отвратительным был ворюгой, — сказал Ренье.

— А, поняли! — обрадовался гробовщик. — А помер от укуса крысы. Точно говорю. Нашли его на улице мертвым, и крысы рядом сидели. И кошка тоже рядом была, но крыс не трогала. Когда зверье общего врага видит, оно меж собой не собачится.

— Удивительно, — поддакнул Ренье.

Гробовщик вздохнул.

— Вот мне и поручили сделать для него гроб. Хоронили-то Боланта за счет города, а город не любит тратить деньги на такие бесполезные вещи. Но просто так закопать человека тоже невозможно, будь он даже трижды гнусный вор. Вот и вызвали меня. Я взял свой самый плохой плащ и пришел. Мне все объяснили. Как есть я самый дешевый гробовщик в городе, да и товар у меня дрянной, то вот мне, значит, десять монет — и чтоб гроб к утру был готов.

— И этот самый плащ вы желаете мне продать? — спросил Ренье.

— Именно.

— И сколько вы за него хотите?

— Ну, десять монет, — сказал гробовщик.

Тут в комнате снова появилась Генувейфа и сказала жалобно:

— А из чего ужин готовить? Я искала-искала, но ничего не нашла.

— Там мука есть, посмотри лучше, — заворчал отец. — В банке.

Девушка снова скрылась.

— Полоумная она у меня, — сказал он грустно.

— По-своему она очень умная, — возразил Ренье. — И напрасно вы, кстати, думаете, что она без вас пропадет. Думаете ведь об этом, да? Так вот, не пропадет. У нее душа радостная.

— Только радости с этого нет, — упрямо сказал старик.

— Вам по профессии вашей положено быть таким мрачным, — заявил Ренье. — Если вы не возражаете, я приду к вам завтра с деньгами.

— Завтра никак, — сказал старик. — А вот дней через пять — милости просим.

Разумеется, Ренье прекрасно отдавал себе отчет в том, что никакого Желтомордого Боланта, скорее всего, не существовало. Равно как не существовало и похорон вышеозначенного вора — врага домашних животных, от крысиных зубов погибшего. И плащ свой старый гробовщик намерен приобрести на барахолке, чтобы потом втридорога всучить его студенту.

В эту игру гробовщики, экзекуторы и налоговые инспекторы Коммарши играли с учащимися Академии уже много лет. Правила были известны, и никто не жаловался. И кто такой Ренье, чтобы требовать подлинной вещи? Подлинная, поди, стоит тысячи монет.

Однако, каким бы фальшивым ни был плащ, но гробовщик-то — самый настоящий! Запредельно нищий, мрачный, с сумасшедшей дочерью. Упустить такую возможность было бы верхом глупости.

Поэтому, расставшись с Эмери, Ренье решительно зашагал в сторону Старого рынка.

Он прошел мимо серого здания городского архива — там не было окон, чтобы завещания, хранившиеся в толстых деревянных шкафах, не портились от перепадов температуры, сквозняков и сырости, — миновал десяток скучных светленьких домиков, которые городская мэрия Коммарши предоставляла своим служащим в пожизненное пользование, и вдруг возле башни долговой тюрьмы заметил знакомые фигуры.

Ренье чуть прибавил шагу. Сомнений не было: Эгрей и с ним Фейнне. Брат, конечно, прав: девушка не то чтобы увлеклась Эгреем, но, во всяком случае, она не препятствует ему ухаживать за собой. Гуляет с ним по городу, по саду, катается на лодке. Интересно, о чем они разговаривают?

Ренье чуть прибавил шагу. Несколько раз ему чудилось, будто он вот-вот начнет разбирать слова, но затем новый порыв ветра относил звуки в сторону. А ветер, заплутав в узких извилистых улицах Коммарши, приобретал причуд больше, чем выживший из ума аристократ, запершийся в своем поместье.

Подходить вплотную Ренье боялся. Он знал, что у Фейнне чуткий слух. Да и Эгрей, следует отдать, ему должное, всегда держится начеку.

Эгрей все больше и больше представлялся Ренье скользким, неприятным типом. И, что самое главное, сам Эгрей превосходно был осведомлен о собственной скользкости.

Тем не менее Ренье внимательно следил за парочкой. «Элизахар, должно быть, сейчас места себе не находит, — думал Ренье. — Ладно, Элизахар. Я прослежу за ними. Можешь не беспокоиться».

Они миновали еще несколько кварталов. Так и есть! Эгрей тащит ее на Старый рынок.

Ренье побежал по другим улочкам, рассчитывая добраться до фонтана быстрее.

Геиувейфу он увидел издалека. Девушка бегала от русалки к русалке, целовала их носы и глаза, обнимала их за толстые короткие шеи, прижималась щекой к их пористым щекам и непрерывно что-то говорила. Слова лились с ее губ горячим потоком.

— Что случилось? — спросил Ренье, подходя к ней.

Она метнулась к нему и схватила его за обе руки, прижав их ладонями к своей груди. Ощутив прикосновение остренькой девичьей груди, Ренье смутился, но Генувейфа этого даже не заметила.