Как Исландия изменила мир. Большая история маленького острова - Эгиль Бьярнасон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тэтчер и Вигдис были двумя культовыми женщинами-лидерами 1980-х годов, и обе занимали свои посты на протяжении всего этого десятилетия. Однако их наследие невероятно сильно отличалось. В переломное время Вигдис стала символом стабильности и всеобщей любимицей. Она вдохновляла женщин и детей на большие мечты. Она сажала деревья и беседовала с иностранными лидерами о воспитании детей.
Тем временем Тэтчер была известна как Железная леди, лидер с бескомпромиссным подходом. Она стала одной из самых любимых и самых ненавистных фигур в современной политике.
Ее администрация настаивала на невмешательстве в экономику – антиправительственную, антипрофсоюзную и приватизационную – в гармонии с рейганомикой[56] по другую сторону Атлантики. Этот жесткий экономический подход впервые получил поддержку, когда Шведская академия наградила либертарианских мыслителей Фридриха Хайека и Милтона Фридмана Нобелевской премией по экономике в 1974 и 1976 годах соответственно. Но только в 1979 году, когда Тэтчер сменила действующее лейбористское правительство Великобритании, это политическое мировоззрение появилось в политике, эхом отозвавшись по всей Европе.
В странах Северной Европы время было важнее всего: все, кроме Норвегии, находились в рецессии, и правительство, справедливо или нет, обвиняли в том, что оно создало порочный круг инфляции. Избиратели начали сомневаться в скандинавской социал-демократической модели обращения со свободным рынком, как с «хорошим слугой, но плохим хозяином». Высокие налоги и строгие правила помогали равным возможностям, но вредили устойчивому росту. Новый подход не требовал убеждения в доступности экономической лестницы для всех, но предлагал сделать эту лестницу более высокой, чем когда бы то ни было. Переход к дерегулированию экономики привел к взрыву роста успешных скандинавских корпораций.
Шведская IKEA покорила Европу, а затем и Соединенные Штаты фрикадельками и книжными шкафами «Билли», в то время как производственные процессы были перенесены в Восточную Германию, где рабочая сила была поразительно дешевой (с тех пор компания много раз извинялась за то, что частично полагалась на политических заключенных коммунистического режима). Финляндия превратила производителя резиновых ботинок Nokia во флагмана финской компании «Северная Япония», став лидером инноваций в области бытовой электроники и телекоммуникаций. Норвежцы, и без того невероятно богатые благодаря открытию нефти и культуре консервативных расходов, «освободили» свои нефтяные доходы, создав государственный нефтяной фонд для инвестиций, ориентированных на рынок, доходы от которого в основном направлялись на международные рынки. Датчане, изобретатели стиля жизни хюгге, варили еще больше пива «Карлсберг» и приветствовали туристов в Леголенде.
И еще была Исландия. Искать деньги страна решила в рыбной промышленности. До 1980 года она в значительной степени представляла собой нерегулируемую конкуренцию между городами и местными рыбаками. Несмотря на некоторые усилия, система – или ее отсутствие – привела к перелову рыбы и, из-за неопределенного будущего рыболовства, отсутствию инвестиций в более эффективные лодки и снасти. Правые политики отстаивали новое решение: рыночную систему квот. При распределении квот на основе прошлых показателей рыбный запас будет защищен от компаний, занимающихся переловом, а у рыболовства будут более определенные перспективы. Блестящее решение, не так ли? Ответ часто зависит от личного опыта людей в работе с системой. Многие видели, как их некогда оживленное рыболовное сообщество было уничтожено одной коммерческой сделкой: если рыбак А владеет 1 процентом годовой лицензии на треску, он может продать лицензию рыбаку Б, который уже владеет 2 или 10 процентами. При этом рабочие места перемещаются, а рыбные заводы сливаются – безработица растет в одном месте и сокращается в другом. Экономика Тэтчер продемонстрировала Исландии монополию на рыболовство. Конечно же через 30 лет после введения системы несколько крупных компаний владели большей частью квоты, используя более крупные и эффективные суда, чем небольшие предприятия.
Однако лицензии на рыбную ловлю вскоре стали значить гораздо больше, чем доступ к свежей треске. Они стали золотым билетом Исландии в мир международных финансов. С точки зрения банка квоты на вылов рыбы обеспечивали солидный залог – точно так же, как земельная реформа превратила «мертвый капитал» в ликвидные активы. Иметь квоту на вылов рыбы было все равно что быть акционером в океане. Когда пришло время либерализовать три крупнейших банка Исландии, которые до начала 2000-х годов принадлежали государству, рыбные магнаты прибежали с деньгами – их доступ к международным кредитам был максимальным.
Приобщившись к роскошному миру финансов, Исландия могла бы внезапно достичь богатства, которое не было доступно в традиционных отраслях промышленности. Всего за 7 лет финансовая индустрия страны выросла в 20 раз за счет долговых приобретений за рубежом. Средства массовой информации часто называли агрессивных предпринимателей «современными викингами, совершающими набеги на чужие берега». Эти выскочки-капиталисты начинали свою карьеру с вождения погрузчиков на рыбозаводах и продажи импортных ананасов с наценкой. Теперь они владели легендарным британским ювелирным магазином класса люкс Goldsmiths, флагманским универмагом Дании Magasin du Nord и английским футбольным клубом West Ham United.
Исландия должна была стать северным Дубаем благодаря смелым и отважным викингам в бизнесе.
Но популярный миф о гениальном предпринимателе-мужчине в конце концов развеялся.
Перенесемся в 2007 год. По дороге от аэропорта Кеблавик к Рейкьявику профессор экономики Роберт Алибер наблюдал из окна за Исландией, которая постепенно становилась предметом исследования в его области: экономическим пузырем, подпитываемым международным капиталом.
«Слишком много строительных кранов», – пробормотал он. Все эти журавли, поднимающиеся у горизонта, были, как говорится в шутке, нашей новой национальной птицей. Но они были знаком для Алибера: страна была пузырем. И одна из его особенностей заключается в том, что люди не видят, в какой ситуации они находятся.
* * *
Банкротство фирмы Lehman Brothers[57] в 2008 году привело Соединенные Штаты к эпохальному финансовому катаклизму.
А теперь представьте, что 300 таких компаний разоряются одновременно.
Примерно такой расклад Исландия пережила во время финансового кризиса. В течение одной недели 90 процентов финансового сектора объявили дефолт. Международный валютный фонд спас государство от банкротства, впервые за 40 лет промышленно развитой стране пришлось обратиться в чрезвычайный фонд. Последовала экономическая депрессия, в результате которой люди выстроились в очередь за продовольственной помощью, что для современной Исландии было беспрецедентным событием. Тысячи людей эмигрировали в Норвегию, что стало крупнейшим оттоком людей со времен массовой эмиграции в Новый Свет в XIX веке.
Политики, бизнесмены и СМИ снова и снова говорили общественности, что все будет хорошо, и люди им верили. Никто не ожидал, что страна станет известна как
