Леди GUN - Владимир Вера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Небольшая уютная вилла, скорее даже бунгало, затерянное в живописных лагунах и коралловых рифах Индийского океана, упрятанное в непроходимых мангровых зарослях и укрытое гигантской листвой кокосовых пальм, озарилось розовым светом восходящего солнца. Рассвет на Мальдивах всегда стремителен. Свет безжалостно вытесняет тень, и пекло в считаные секунды расправляется с утренней прохладой.
Из дома вышел черный от загара мужчина в белых шортах. Легкой поступью он направился к пестреющей ярким многоцветьем полянке перед ранчо. Здесь, у подножия потухшего вулкана, он возделывал цветник. Пришлось поспорить с тропическим солнцем. Избыток тепла он разбавил обильным поливом. Цветы прижились и расцвели. У него уже вошло в привычку приходить сюда ранним утром и любовно ухаживать за алтеями, розовыми, желтыми и белыми плюмериями, гибикусами и орхидеями. А особенно за своей любимицей Еленой. Так он назвал одиноко цветущую красную розу. Поначалу роза росла вялой и слабой, малейшее дуновение океанского бриза клонило ее к земле. Но человек был упорен. Теперь цветок твердо стоял на стебле и жадно впитывал свет раскрывшейся чашей своих лепестков.
Три года робинзонства для Бориса стали самыми счастливыми годами его жизни. Их ни разу никто не потревожил. Все получилось. В Киеве его и Елену считали мертвецами. Взрыв не оставил от «дублеров» и малейшей надежды на объективную идентификацию. Огонь похоронил ее навсегда.
Найденный на месте жуткого пепелища титановый перстень с монограммой, неуязвимый даже при таких температурах, был опознан. Киев содрогнулся от ужасной вести о свершившемся покушении на верхушку империи Матушки. Отцы конкурирующих группировок незамедлительно начали передел. Паника, охватившая структуры Матушки, помешала спокойно сесть и разобраться с документацией и бухгалтерскими книгами.
Лисовского упрятали в СИЗО по подозрению в сокрытии налогов и мошенничестве. Потом выпустили, но он и не помышлял поднимать дело, возвращать утраченные позиции. Его подмяли под себя новые люди.
Двадцать миллионов долларов – не иголка в стоге сена. Именно такую сумму Борис положил себе в карман, помахав ручкой Украине. Двадцать миллионов! Их искали. Но даже бухгалтера понятия не имели, с кого спрашивать.
Перед тем как исчезнуть, Борис протолкнул одну сделку с зарегистрированным в Хорватии совместным предприятием. Контракт по поставке в Киев мясной продукции. Предоплата в размере двадцати пяти миллионов долларов была произведена, после чего иностранная фирма перестала выполнять условия договора, заявив о банкротстве. Она отвечала по закону до полного судебного разбирательства лишь своим уставным капиталом в десять тысяч долларов. Остальные деньги уплыли вместе с фирмачами. У аферистов осело пять миллионов без десяти тысяч. Двадцать миллионов Борис снял со своего счета в одном из банков Цюриха. Его подельники-хорваты не претендовали на эти деньги.
Борису оставалось их потратить, что тоже было нелегко. Бунгало на Мальдивах обошлось ему в два миллиона. Для сообщения с материком Борис приобрел три катера и быстроходную двухпалубную яхту, что стоило ему еще полтора миллиона. На всякий случай, а случаи, как известно, бывают разные, на вертолетной площадке возле ранчо всегда готовый к вылету стоял вертолет. Затем Борис обзавелся трехэтажной виллой в Мумбае с двухъярусным гаражом под домом, где парковались шикарный красный кабриолет «Мерседес» и черный «Ламборджини» ручной сборки. Все это стоило много, но почти столько же у него осталось.
Борис, отпустивший пышные усы, и его прелестная супруга назывались теперь Отто и Рита Бергмайер.
Размеренный уклад жизни этих австрийцев не походил на привычные представления о жизни богачей. Бергмайеры жили уединенно. Они были не так молоды, чтобы предаваться плебейским развлечениям. Этим все объяснялось. Бунгало Бергмайеров посещал лишь один желанный гость, который, бывало, месяцами гостил у них, – обезьяноподобный, с высохшей желтой кожей восьмидесятилетний китаец-лекарь Чанг Жу, едва говорящий по-немецки волшебник иглоукалывания.
Охотников подглядеть в замочную скважину на двери гнездышка Бергмайеров не было. Судачили, что миллионерша на сносях и вот-вот родит. Да, это было правдой. Ее душа на Мальдивах понемногу успокоилась. Она забеременела и не меньше Бориса хотела заиметь маленького.
Борис был счастлив. Из ранчо вышла его Елена. Она потягивалась. Видно, только проснулась. Он посмотрел на любимую, затем бросил взор на красную розу, пленительный аромат которой с лихвой компенсировал уколы ее шипов. Над головой простиралось бесконечное ясное небо, с которым у него были особые отношения. А вон и потухший вулкан, утопающий в красках тропической экзотики. Вулкан потерял былое величие, медленно спускаясь в море и оставляя на аттоле бесчисленные кораллы. От него больше не исходила угроза… Но кто его знает, исходила ли угроза для Елены и Бориса от человека, который вот уже больше месяца наблюдал за ними в бинокль, прячась за камнями у самой вершины потухшего вулкана…
Часть вторая
Леди-гангстер
Использование в сюжете реальных имен имеет отношение лишь к авторской версии происходящих в России и в Украине событий.
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит
И к гробу прадедов теснит.
Придет, придет и наше время,
И наши внуки в добрый час
Из мира вытеснят и нас!
Александр ПушкинРоссия. Москва. Вторая половина 90-х
Убийство всемогущего Бейсика послужило толчком для неприкрытого беспредела или, выражаясь мягко, передела. Москва превратилась в поле битвы. Пока парни с Лубянки и Петровки раздумывали, прибегать или нет к услугам коронованных по высшей воровской масти авторитетов, безголовая братия мочила и тех, и других, и третьих.
– Понятия придумали жулики, чтобы разводить лохов, – заявил на сходняке лидеров новых группировок промышляющий рэкетом и торговлей оружием бывший борец по кличке Соловей, на лице которого вечной печатью сверкал след от кастета. – Ко мне как-то один из воров подослал своих торпед. Говорят: «Соловей, ты на стрелках не имеешь права разговаривать, тебе штанги надо тягать, а не в разборках участвовать». Сказали, что Соловей права голоса не имеет, потому как, видите ли, у Соловья за плечами ни одной ходки. А еще сказали, что век мне фраером куковать, потому что офицерские погоны носил. Видал я в гробу этих правильных. Сами они ни хрена не соблюдают своих собственных правил. На воле шикуют пуще нас с вами. А нас, как недомерков каких-то, стращают и стращают. Да у меня склады оружия. И я должен прислушиваться к этому выжившему из ума Кроту и его свите?! И по какому праву именно Крот присвоил активы Бейсика и лезет на его территории? Типа Бейсик был блатным и сносил долю в общак, якобы казначей папы сам лаве принес, а адвокат завещание на воров притарабанил?! Да бред все это, братцы, нас жулье кидает, за лохов держит! Бейсик в реале от них шарахался, как от прокаженных… Просто терпел их в организации, а они перед ним на цырлах ходили, а сами удобного случая искали свалить папу. Что ж они врагов Бейсика не приватизировали, а только на лавандос его зарятся?! А?! Ну, раз вы сами себя объявили преемниками Бейсика, то получайте сюрприз в виде моей персоны! Я сам по себе! И у меня грозные союзники, которые вместе со мной претендуют на наследство Бейсика!
– Не переходи на личности, не свети фигурами, говори о главном, – поправил Соловья сидящий справа от него низкорослый Гафур, представитель казанской группировки.
– Короче, мои люди отныне будут прислушиваться к советам только нового сходняка, мне воры – не указ, я им в общак больше ни цента не скину. Пусть они мне присылают.
Гафур все еще сомневался в том, подходящий ли момент он избрал для воплощения в жизнь плана Шарифа – своего наставника и учителя, верховного авторитета их несокрушимого клана. Московские дела особенно волновали хозяина, наверное, потому, что здесь, в столице, работали наиболее влиятельные конкуренты-мафиози.
Гафур считался правой рукой шейха Шарифа Акмуллы. Уважаемый отец жил в Казани безвыездно. Только в Казани отец был уверен в своей неуязвимости. В столице суверенного Татарстана Шарифу дышалось легко и свободно. Сладкий запах дома он не променял бы ни на какие земные и небесные блага. И мечты Шарифа были далеки от плотских вожделений заурядного обывателя, Шариф мечтал о величии и независимости своей родины. Только тогда он почувствовал бы себя по-настоящему счастливым человеком. И он не сидел сложа руки. Шариф с целенаправленным упорством продвигался к своей заветной мечте. У него был свой план, который он не мог доверить никому из своих приближенных, даже Гафуру.