Тучи над страной Солнца - Рава Лориана

-- Конечно, я приютил бы его и накормил бы его, и дал бы ему одежду из своих запасов. Я помню, как в начале Великой Войны израненный выбрался из разрушенного города, почти все жители которого или были убиты, или уведены в рабство, или покинули его. Я помню как меня, бессильного и израненного подобрали, накормили, прикрыли мою наготу, обработали мои раны и дали отлежаться. Да, я жизнью обязан своим спасителям! И если с кем-то случится такая же беда, я, само собой разумеется, поступлю точно также, ведь отказать нуждающемуся в помощи -- это значит убить его! Однако... я оказался в столь жалком положении из-за того, что враги разорили наш город, ворвались в наш дом и убили моих родных, а меня не добили лишь чисто случайно. Не могу представить, чтобы в мирное время кто-то оказался голодным, раздетым и без крова. Ну разве что, -- к старику тут же вернулась прежняя ехидца, -- разве что отец Андреас его разденет.

В толпе раздался смех, а старик продолжил:

-- Но одно дело -- приютить горемыку, волею обстоятельств лишившегося всего, а совсем другое -- уступить требованиям наглеца, который отнюдь не нуждается, а просто позарился на чужое.

-- Однако, -- ответил отец Андреас, -- ты не можешь не согласиться вот с чем. Если бы тебе и в самом деле угрожали, требуя отдать тунику, то с твоей стороны было бы разумнее отдать требуемое, чем всё равно всё отдать, но обагрённое твоею кровью.

-- Раньше я был сильным воином, и немало врагов полегло от моей руки, но теперь я слишком слаб, чтобы я мог защититься сам. Но всё-таки даже самый слабый может и должен позвать на помощь.

-- Но ведь его могут убить прежде, чем помощь подоспеет.

-- Могут. Но всё же в такой ситуации следует рискнуть. Потому что если отдать тунику безропотно, то завтра наглец припрётся в твой дом, и выгонит тебя вон, или потребует женщину на ночь. Тоже, скажете, нужно ему дать?

-- А что, иногда неплохо и дать, -- сказал один индеец лет тридцати с неприятным лицом, - вон старший сынок у тебя красавчик вышел, да и внучок неплох, кудри точно волны морские.

Брат Томас видел, что Старый Ягуар покрылся пятнами, видно, эти слова ударили его в больное место. Неприятный индеец расплылся в наглой улыбке.

-- Не смей хамить, Эспада, -- тут же одёрнули его, -- не стыдно тебе людей их же давней бедой попрекать?

-- А что такого, я правду сказал, -- ответил Эспада, -- от того, что с его женой сделали, его род только выиграл. Жена у него теперь, конечно, старовата, но вот дочки или внучки вполне могли бы повторить.

-- Мерзавец! Если дала тебе девушка от ворот поворот, так значит, можно её и её родных оскорблять?! Нет, не любил ты её, раз хочешь отдать на поругание! Убирайся вон!

-- И не подумаю, -- ухмыльнулся Эспада, -- хоть ты и старейшина, но сам Первый Инка запретил чинить препятствия в распространении христианского учения.

-- Однако Эспада, -- кротко сказал брат Томас, -- зачем ты затрагиваешь вопрос о семейных делах Старого Ягуара? Ты знаешь, что ему это больно и неприятно -- так зачем ты причиняешь ему боль? Христос велел возлюбить ближнего как самого себя, а это значит, что нельзя причинять другим то, чего себе бы не желал. Вот ты хотел бы, чтобы твои семейные тайны, которые ты сам считаешь постыдными, обсуждались бы принародно?

-- У меня постыдных семейных тайн нет! -- гордо ответил Эспада.

-- Потому что семьи нет, -- сказал вдруг кто-то из толпы.

-- Ты счастлив, коли так, -- ответил брат Томас, -- однако не гордись. Может оказаться, что на самом деле они есть, и ты лишь не ведаешь о них. Но даже если постыдных семейных тайн у тебя нет, это не твоя заслуга, а лишь твоя удача. Ведь у Старого Ягуара это беда, а не вина.

-- Он мог не выкармливать ублюдка!

-- Значит, я, по-твоему, его убить должен был?! -- крикнул старик, -- А так человеком вырос, получше тебя, между прочим.

-- Мог бы не жениться на его матери. Конечно, раз ты решил его выкормить, то не говори потом, что всех белых людей ненавидишь -- вся твоя ненависть не более чем лицемерие.

-- Я ненавижу всех тех, кто попирает наше достоинство, -- ответил старик гордо, -- я ненавижу убийц, грабителей и насильников, которые мечтают ворваться в нашу страну, чтобы творить своё чёрное дело. Тут говорили, что есть христиане, которые не делают такого, а живут мирно. К ним у меня претензий нет. Но зато я ненавижу тебя, Эспада, потому что ты жесток и подл.

-- Ты смеешь оскорблять меня? -- крикнул уже не на шутку разгневанный Эспада, -- да я пожалуюсь на тебя самому наместнику!

-- Ну и жалуйся, если хочешь, а отсюда уйди.

-- Не уйду! Сейчас я сам покажу тебе... -- и Эспада стал грозно наступать на старика. Тут на его пути встал Кипу. "Не смей трогать моего деда!" -- крикнул он, "Был бы он тебе и вправду дедом, вопросов бы не было, ублюдок", -- сказал Эспада и ударил юношу. Кипу от природы был много слабее крепкого Эспады, он пошатнулся, но за него в свою очередь вступился кто-то ещё, и заварилась каша. Конечно, Старый Ягуар позаботился о том, чтобы как можно быстрее вызвать воинов, так что те как можно быстрее и бескровней разняли дерущихся, так что обошлось без жертв, а Эспаду впоследствии приговорили к публичной порке (наказанию не столько болезненному, сколько унизительному), но самым печальным было то, что горожане про собственно проповедь-то и забыли, а обсуждали приключившуюся потом драку. Не смог Томас и договориться с Андреасом, как поступать в таких случаях в дальнейшем. Томас считал, что надо удалять с проповеди таких как Эспада, Андреас же считал, что старейшина виноват не меньше, а то и больше. Во всяком случае "этому злостному язычнику" не стоит ни в чём подыгрывать.

Старый Ягуар также увидел "подрыв устоев" во фразе отца Андреаса "всё, что достаётся Церкви -- достаётся ей по праву. Церковь не может грабить, ибо всё то в мире итак принадлежит ей". Пришлось отцу Андреасу перед всеми старейшинами оправдываться, что что он имел в виду совсем не то, а что Церковь должна заботиться обо всём мире, как Господь обо всём мире заботится. Не сказать, что это объяснение в чём-то убедило Старого Ягуара, но остальные старейшины и в особенности наместник очень не хотели поднимать скандал, так что дело замялось.

Религия свободы.

С момента приезда монахов прошла неделя. Инти всё ещё был в Тумбесе, когда пришло известие, что через пару дней прибудет ещё один проповедник от англичан. Это было не очень приятным сюрпризом, но пришлось смириться. Хуже было другое - наместник был изрядно обеспокоен, как бы Англия не обиделась, что её посланца недостаточно пышно принимают по сравнению с испанскими монахами, он(неслыханное дело) заявился к Инти, и стал требовать от него, чтобы тот вместе с ним встретил нежданного гостя. Конечно, Инти хотел посмотреть на проповедника, но предпочёл бы для этого дела использовать маску "Саири". Однако наместник не должен был об этой маске знать, а значит, придётся на сей раз с ним договориться -- Инти согласился выйти разодетым как положено носящим синее льяуту, однако поставил перед наместником условие, чтобы тот не называл вслух его должность. Ни к чему. Наместник согласился, и можно было рассчитывать, что слово он сдержит -- ибо он никогда не пойдёт на конфронтацию публично.

В принципе, сам по себе приезд нового проповедника имел даже свою положительную сторону. Инти знал, что христиане разных стран придерживаются разных сортов христианства, но будучи близко знакомым лишь с католиками, не очень понимал природу этих различий. Тем не менее он резонно предполагал, что эта разница приведёт к ссорам миссионеров друг с другом, а эти ссоры сделают их в глазах горожан малопривлекательными, ибо склок жители Тавантисуйю не любят. Но всё-таки на душе у Инти скребли кошки -- противник был малоизучен, а это всегда опаснее. Напряжённо всматриваясь в сходящего с корабля проповедника, он старался не упустить ни одной детали. Так.... одет он не как служитель культа, а вполне для белого человека обычно: камзол, шляпа с пером... как же в его землях отличают священников? Ладно, неважно. А держится он гордо, даже нагловато. Когда наместник, представив гостю Инти, назвал его "знатным вельможей" и шурином самого Первого Инки, можно было ожидать, что чужеземец так или иначе обозначит своё почтение. Но тот вместо этого заявил, что истинный христианин не должен клонить главы пред королями и их родичами, которые обязаны своим высоким положение исключительно своему происхождению. "В нашем Писании сказано", - добавил он, - "Вы куплены дорогой ценою, да не станете вы рабами человеков" Видимо, он не очень глубоко изучал внутреннее устройство Тавантисуйю, потому что хоть происхождение от инков даёт здесь ощутимые преимущества, но даже знатнейший из знатнейших без мозгов и стараний никогда не займёт сколько-нибудь важной и ответственной должности. Впрочем, спорить с проповедником было сейчас бесполезно, только ссориться.