Тайный брак - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один из моих стражников сказал мне:
— Миледи, ведь сегодня воскресенье. Мы думаем, поэтому король отказался от дальнейшего путешествия.
Я с изумлением посмотрела на него. Не полагает ли он всерьез, что такой ребенок может разбираться в днях недели?
Он заметил мое удивление и продолжал:
— Мы считаем, миледи, что мальчик станет великим и благочестивым королем и всегда будет считать воскресенье священным днем отдохновения…
Все это весьма приятно слышать, однако мой плачущий краснолицый отпрыск отнюдь не казался мне в те минуты благочестивым. Но пусть уж лучше верят такому объяснению его капризам, чем просто посчитают привередливым ребенком.
Итак, мы остались в Стейнсе. Я боялась, как бы и на следующее утро Генрих не проявил такое же непослушание, но он проснулся в чудесном настроении и вел себя кротко. Мужественно он перенес обряд одевания, безропотно уселся в паланкин, улыбаясь и что-то благожелательно бормоча, уцепившись за мою руку.
Его поведение в то утро убеждало в том, что вчерашний приступ непослушания и гнева вызвало нежелание путешествовать именно в воскресный день. Таким образом не только родилось, но и получило весомое подтверждение предсказание моих добрых стражников о его будущем благочестии.
Остальная часть путешествия прошла спокойно. Ребенок сохранял хорошее ровное настроение, с интересом глядел на все вокруг, смеялся и махал ручкой встречающим нас людям.
Последнюю остановку мы сделали в Кеннингтоне, а в среду уже прибыли в Лондон, прямо к зданию парламента.
На маленьком Генрихе было платье из алого бархата и шапочка из того же материала, а на ней — крошечная королевская корона. Его чрезвычайно занимала эта вещь у него на голове, он беспрестанно трогал ее рукой с очень важным видом. Потом ему дали в руку крошечный скипетр, и это отвлекло его внимание от короны.
Церемония прошла успешно, оставив всех в самом благодушном настроении. Малютка хорошо себя вел и вполне отвечал своей роли: не отворачивался от тех, кто его приветствовал, и взмахивал рукой в ответ на ликующие возгласы собравшихся.
У всех на лицах я читала одобрение. Нет, обожание!
— Да сохранит Господь нашего юного короля!.. Благослови его Бог! — слышалось со всех сторон.
Пожалуй, его отец, великий Генрих V, не удостаивался после своих триумфальных побед такого восторженного приема от жителей Лондона.
Приветственные крики не умолкали и когда в стенах Вестминстера началось заседание парламента.
Крошка Генрих вслушивался в речи, внимательно разглядывал лица выступавших и время от времени хмыкал, словно одобряя или порицая говоривших.
Почтительность, восхищение, уважение, с которым взирали на него в парламенте, наполняло мое сердце гордостью, но и вызывало тревогу, в который раз напоминая о том, что близится момент, когда моего ребенка сочтут вполне взрослым, чтобы начать учить и воспитывать, предварительно отняв у матери.
Заседание окончилось, и меня с сыном сопроводили из Вестминстера во дворец Уолтем, где мы пробыли несколько дней, а затем перевезли в Харфорд. Этот замок мало напоминал мой любимый Виндзор, но и здесь оказалось достаточно хорошо и спокойно, а главное — меня встретили там ставшие родными и близкими люди: мои придворные дамы, верная Гиймот и с ними — Оуэн Тюдор.
Когда мы все приветствовали друг друга, он смотрел на меня взглядом, в коем прочитывалось чувство, скрывать которое он больше не мог и не хотел. Мое сердце отчетливо подсказало мне то, в чем я боялась окончательно признаться себе — его любовь не останется безответной.
Рождественские дни мы провели там же, в Харфорде. Это решили за нас, что явилось лишним подтверждением: не я, а за меня решают мою судьбу. Мое же дело — принимать положенные почести и полностью подчиняться тем, кто управляет мной и распоряжается моим сыном.
Окольным путем мне напомнили: они, обладающие силой и властью, не забыли о своих правах и обязанностях и готовы приступить к их осуществлению в любое время.
Лихорадочное ожидание их прихода за сыном омрачило Рождество. О, как я страдала! Бедняжка Гиймот разделяла мои страхи, хотя пыталась утешать. Но я не могла ни о чем думать, кроме как о предстоящей разлуке с моим малышом.
— …Да, они заберут его, — говорила Гиймот. — От этого никуда не уйти. Но ведь мы сможем видеться с ним, разве не так? Вы же его мать. Он будет спрашивать о вас… о нас… Будет звать… Плакать… Неужели они посмеют отказать королю? Нет, такого не будет. И вы не плачьте, миледи. У всех королев отнимают тех, кто ими рожден. При королевских дворах другие порядки в воспитании детей, чем в простых семьях. Разве раньше бывало по-другому?
— От того, что раньше случалось то же самое, мне ничуть не легче, дорогая Гиймот, — со вздохом отвечала я. — Они хотят лишить меня самого дорогого.
Она сокрушенно покачала головой и внимательно посмотрела на меня. О, эта умная и проницательная женщина поняла, о чем я еще подумала в тот самый момент! Вернее, о ком…
Да, я подумала об Оуэне. О том, что лишиться абсолютно всего я не хочу… И сделаю все, чтобы этого не случилось…
К моему двору в Хардфорде прибыли леди Кларенс с дочерью Джейн и с их верным спутником, королем Шотландии Джеймсом.
Уже начались приготовления к свадьбе, и всех нас охватило волнение. Влюбленная пара витала на седьмом небе от счастья, и смотреть на них — одно удовольствие. Во всяком случае, для меня. Теперь, когда я узнала, что тоже любима, в моей душе почти не стало места для зависти — я полностью разделяла радостное чувство любви.
Я говорила Джеймсу:
— Как прекрасно все обернулось для вас! Могли вы предположить такое? Жизнь полна чудес!
— Да, — соглашался он, — ради такого исхода стоило столько лет пробыть пленником. Ведь иначе я никогда бы не встретил Джейн.
— Значит, все эти годы вы не считаете для себя потерянными?
Он удивленно посмотрел на меня: как могу я задавать подобные вопросы?
— Разумеется, — ответил он. — Они приближали меня к встрече с моей настоящей, неповторимой любовью. Страшно подумать, что если бы я благополучно жил в своей Шотландии, то мог бы даже не знать о существовании той единственной в мире женщины, созданной для меня и для которой рожден я. Это стало бы истинной трагедией!
— Но, не знай вы о существовании Джейн, не могли бы вы и горевать о потере. Разве не так? — спросила я. — Просто ваша жизнь шла бы, не касаясь ее.
— Тогда это не жизнь, — воскликнул он, — а жалкая пародия на нее!
— И вы готовы оставаться пленником, Джеймс, лишь бы находиться там, где ваша любовь?