Синдзи-кун и теория игр - Виталий Хонихоев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И через некоторое время команда Всадниц пополнился еще одной фанатичкой. Тут следует поставить галочку и знак вопроса в графе «является ли Сумераги-тайчо — менталисткой». Скорее всего — да. Специфической менталисткой. Менталисткой-извращенкой. Вернее — в первую очередь идет ее способность промывать людям мозги путем доминантного секса, а уж потом, вынуждено — она и сама стала такой.
И это делает еще более понятным то, что ее подразделение не признается частью Имперской Канцелярии. Никто не любит менталистов, а признаваться, что Император тут решил свой собственный Эскадрон Смерти замутить — полдела. А вот то, что этим самым Эскадроном управляет менталистка — это уже серьезно дискредитирует Имперскую Канцелярию и самого Тэнно. В жизнь никто не признается, что на налоги граждан Японии спонсируется команда сумасшедшей менталистки, которая в Сейтеки беспредел сеет. И жнет. Такая, проводница всемирного хаоса.
Возвращаясь к Митсуи. — думает Горо, глядя как Кайя обнимает Кеко-тян, пытаясь утешить: — получается, что Вечно Молодая уже принесла Сумераги в жертву одну из своих. Но нашей кровожадушке этого мало, она хотела подгрести под себя клан, а вынуждена довольствоваться одной магичкой. Выставляются условия и в финал региональных от Митсуи выходит одна Аягава, та самая, которая Мясник из Тиба. И если против кого другого Горо бы и глазом не моргнув, поставил бы месячную зарплату на Аягаву Митсуи, то против Сумераги-тайчо — не поставил бы и иены.
И, как выяснилось — правильно бы сделал. Потому что это был самый долгий раунд за всю историю региональных в Сейтеки. Почти час Аягава выдавала все, на что была способна. Рвала, метала, поджигала, замораживала, хлестала заклинаниями по площади, делала своих клонов и атаковала с разных направлений. Бесполезно. Он был там, он купил билеты, пусть не в первых рядах (зарплата в этом месяце задерживалась) но он видел на большом экране глаза Сумераги-тайчо — на долю секунды, но он поймал это выражение легкой усталости от происходящего. Когда тебя атакует одна из самых опасных магов Японии, которую в миру зовут не иначе как «Мясник из Тиба», когда на тебя обрушивается огонь и лед, миллионы вольт молний, удары и кинетические болиды, разогнанные до сверхзвука — ей было скучно. Сумераги-тайчо изволила устать от однообразности происходящего. Но она подождала до самого конца, до того самого момента, чтобы всем стало понятно, что ее победа — не случайность. Она дала Аягаве выложиться на полную, показать все, на что она была способна. Кажется, это поняла и сама Аягава, которая просто сдалась, решив не дожидаться, пока Сумераги-тайчо не покажет свое раздражение этим процессом, развернув свои фантазии. Конечно, на стадионе, окруженная толпами зрителей и телекамер, Сумераги не имела возможности изнасиловать Аягаву, но в остальном — именно так и проходили все поединки с ее участием, предполагал Горо. Он как наяву видел стоящую напротив еще неизвестной Сумераги Тигрицу Майко, которая не сдавалась до последнего, применяя все, что только возможно. И как в конце концов она упала возле ее ног, и как Сумераги наклонилась к ней, чтобы … он помотал головой. Только хентайных сцен в голове не хватало!
— Знаете, что все это значит? — поднимает палец Кайя-чан: — это значит, что Митсуи принесли Аягаву в жертву Сумераги. Как так можно со своими поступать?
— Сволочи. — всхлипывает Кеко-тян: — никто ничего с этой Сумераги сделать не может! Ладно мы, но Инквизиция! И «Антимагия» в тот раз тоже. Нам теперь только в Комкон обращаться.
— КомКон — международники, у них юрисдикция иная. — машинально поправляет своего стажера Горо: — не выйдет.
— Ах так! Вы все тут с этим смирились! А я вот — не могу! Не буду! — Кеко вскакивает на ноги, топает и убегает. Горо и Кайя-чан смотрят ей вслед. Горо думает, что Кеко-тян наконец поняла, с чем она имеет дело. Лицемерие. Ложь. Сильные становятся сильнее и используют слабых. Слабые терпят и верят во вранье о равенстве возможностей. Богатые покупают себе все, что захотят, ломают судьбы и захлебываются от того, что им больше нечего хотеть. Бедные хотят стать такими же и готовы продать душу за то, чтобы жрать в три горла и не знать чем занять себя, когда у тебя так много денег. Полицейские и преступники — это всего лишь фарс, две половинки одной и той же монеты. Сумераги просто живет на обоих сторонах монеты, она и орел и решка. И преступник и полицейский. Здесь, в этом городе — нет белого и черного. Есть только серое. Все оттенки серого. Здесь нет чистого и грязного. Есть только грязное. Все оттенки грязного.
И город умудряется измазать в себе даже таких чистых душой людей, как Кеко. И чем раньше она этой поймет и убежит отсюда — тем будет лучше.
— Чего-то она мрачная сегодня. — говорит Кайя-чан: — пойду-ка я за ней, пока она делов не натворила.
— А ты чего такая радостная? — бурчит Горо, зная, что Кайе-чан особой причины для радости не требуется. Такая уж она — птичка божия, которой заботы и горе чужды.
— А чего не радоваться? — отвечает вопросом на вопрос Кайя: — Сумераги-тайчо не просто защитница, но и дочь Императора! Теперь дождаться, когда старый пердун кони двинет и вуаля — у нас новая Императрица! Тогда-то все и изменится. Кланам хвосты накрутят, полицию распустят нахрен и новых наберут. И вообще — да здравствует новая эра! Десять тысяч лет Сумераги-тайчо! Ладно, пошла я… — она забрала сумочку и уплыла вслед за Кеко.
Горо вздохнул. Всю ночь он и Кайя искали Кеко-тян. Ее не было дома, ее не было в участке, они проверили больницы и даже морги. Кайя прозвонила все гостиницы, которые были более-менее приличными и даже сходила в Веселый Квартальчик по салонам массажа, банным домикам и караоке. Ее не было нигде. Наверное, взяла билет в Токио, думает Горо. По крайней мере он на это надеялся, потому что альтернатива в этом городе серости и грязи — это сточная канава на окраине города. Он выкидывает окурок в ближайшую урну и снова достает пачку сигарет. Курение убивает, читает он на упаковке.
— Думаю, у курения нет шансов. — бормочет он, прикуривая от треснувшей пластиковой зажигалки: — не в этом городе.
— Горо-сан? — окликает его кто-то. Он оборачивается. Улыбается своей усталой улыбкой. Вот и смерть его пришла. Он наконец-то допрыгался. Перешел дорогу и нарушил все приличия.
