Принц Галлии (др. вар.) - Олег Авраменко

— Неужели? — принял ее игру Филипп. — А на кого же я похож?

— На толедского щеголя и повесу дона Фелипе из Кантабрии.

— Как, на того самого?

— Да, на того самого дона Фелипе, о котором ходит столько разных сплетен и про которого мне много рассказывала кузина Кастильская.

Филипп взглянул в указанном Маргаритой направлении и послал Бланке легкий поклон. Она приветливо улыбнулась ему и кивнула в ответ головой. Одетая в темно-зеленое платье «в елочку», которое плотно облегало ее гибкий стан, четко очерчивая небольшую, но уже полностью сформированную грудь, Бланка выглядела такой милой и привлекательной, что в сердце Филиппу закралась черная зависть к графу Бискайскому.

— В таком случае, принцесса, — сказал он Маргарите, — мы оба разочарованы.

— Это почему?

— Потому, что я тоже обманулся в своих ожиданиях. Идя к вам, я представлял вас в образе безжалостной фурии, но переступив порог этого зала, увидел… — Тут он сделал многозначительную паузу.

— Ну, так что вы увидели? — нетерпеливо спросила Маргарита. — То бишь кого вы увидели?

— Мне почудилось, что я увидел ангела, сошедшего с небес на нашу бренную землю, — ответил Филипп, пристально глядя ей в глаза.

Маргарита растерялась, гадая, что это на самом деле — грубая лесть, или же в словах Филиппа таится подвох. Так и не придя к однозначному выводу, она состроила серьезную мину и предостерегла:

— Будьте осторожны, сударь! Мой отец счел бы ваши слова богохульством.

— Это вы намекаете на роспись в соборе Пречистой Девы Марии Памплонской? — невинно осведомился Филипп.

За сим последовала весьма живописная сцена. Бланка вдруг закашлялась и неосторожным движением руки сбросила с шахматного столика несколько фигур. Жоанна весело улыбнулась, а Елена разразилась безудержным хохотом. И тем труднее было сдерживать смех придворным Маргариты, которые отчаянно гримасничали, судорожно сцепив зубы и покраснев от натуги; лишь только Матильда, любимица принцессы, позволила себе тихонько засмеяться, изящно прикрыв ладошкой рот.

Рикард Иверо еще больше помрачнел и бросил на Филиппа воинственный взгляд, будто собираясь вызвать его на поединок.

А Маргарита раздосадовано закусила губу. Ей были крайне неприятны воспоминания об этом инциденте полуторагодичной давности, когда известный итальянский художник Галеацци, расписывавший витражи собора Пречистой Девы в Памплоне, испросил у наваррского короля позволения запечатлеть черты его дочери в образе Божьей Матери, но получил категорический отказ. Мало того, в пылу праведного возмущения дон Александр воскликнул: «Не потерплю святотатства!» — и эта фраза, к большому огорчению принцессы, стала достоянием гласности.

Чувствуя, что молчание из неловкого становится невыносимым, Маргарита спросила:

— И вы согласны с моим отцом?

Этим вопросом она явно рассчитывала поставить Филиппа в затруднительное положение — но не тут-то было.

— О да, конечно, — сразу нашелся он. — При всем моем уважении к выдающемуся таланту маэстро Галеацци, я тоже не уверен, что он смог бы… Нет, решительно, я уверен, что он не смог бы изобразить вас во всей вашей красоте. А как ревностный христианин, его величество не мог допустить, чтобы в образе Пречистой Девы Марии вы выглядели хуже, чем есть на самом деле. Именно это, я полагаю, имел в виду ваш отец, говоря о святотатстве.

И опять Маргарита растерялась. Как и прежде, она не могла решить, глумится ли он над ней, или же говорит от чистого сердца.

— А почему вы так уверены, что на портрете я выглядела бы хуже?

— Да потому, — отвечал Филипп, — что не родился еще художник, способный сравниться в мастерстве с Творцом, по чьей милости я имею честь восторженно лицезреть самое совершенное из Его творений — вас. Ваша красота, это как откровение свыше, это… Прошу прощения, принцесса, но я не в состоянии подобрать более подходящие эпитеты для вашей красоты, чем сногсшибательная и умопомрачительная. Пускай они немного грубоваты, зато как нельзя точнее соответствуют моему теперешнему состоянию.

— И тем не менее вы еще держитесь на ногах, — заметила Маргарита. Притом довольно прочно.

— Уверяю вас, сударыня, только благодаря отчаянным усилиям.

Она улыбнулась и покачала головой:

— Однако вы льстец, сударь!

— Вовсе нет, — живо возразил Филипп. — Я лишь говорю, что думаю, и не более того. Меня, конечно, нельзя назвать беспристрастным в отношении вас — я, право же, просто очарован вами, — но даже самый беспристрастный человек вынужден будет признать… — Вдруг он умолк и беспомощно развел руками, будто натолкнувшись в своих рассуждениях на неожиданное препятствие.

— Ну, что там еще? — поинтересовалась Маргарита.

— Должен вам сказать, сударыня, что беспристрастных в отношении вас людей на свете не существует.

— Как же так? Объясните, пожалуйста.

— Здесь и объяснять нечего, моя принцесса. Дело в том, что все мужчины при виде вас не помнят себя от восторга, а женщины зеленеют от зависти.

— Гм, это похоже на правду, — сказала польщенная Маргарита. — Только вот что. С вашим тезисом насчет мужчин я, пожалуй, согласна. Но женщины неужели они все такие завистницы? Ведь если послушать вас, так получается, что у меня нет ни одной искренней подруги.

— Этого я не утверждал. Далеко не всегда зависть идет рука об руку с недоброжелательностью. Можно питать к человеку самые дружеские, самые искренние и теплые чувства, но вместе с тем неосознанно преуменьшать его достоинства. Беспристрастность, хоть мало-мальски объективное отношение к вам со стороны женщин подразумевает превосходство, а мне — прошу великодушно простить мою ограниченность — явно не достает фантазии даже умозрительно представить себе женщину совершеннее вас.

Маргарита покраснела от удовольствия.

— Однако есть еще старики, дети, священнослужители, евнухи, наконец.

— В вашем присутствии, моя принцесса, старики молодеют, дети взрослеют, евнухи вспоминают, что когда-то были мужчинами, а священнослужители начинают сожалеть о том дне, когда они, приняв обет, отреклись от мирских радостей.

«А он довольно мил, — подумала Маргарита. — Сначала угостил меня горькой пилюлей, а затем обильно сдобрил ее сладкой лестью».

— А вы очень милы и любезны, мой принц. Даже самые заеложенные комплименты в ваших устах приобретают какое-то особенное, неповторимое очарование. — (Филипп молча поклонился). — Но, кажется, мы слишком увлеклись обменом любезностей и заставляем ждать ваших друзей. Представьте мне их.

— Как вам угодно, сударыня. Надеюсь, графа Альбре вы еще не забыли?

— Разумеется, нет. Рада вас видеть, граф, — сказала принцесса, подавая Гастону руку для поцелуя.

— Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский. Воевал на Святой Земле вместе с Филиппом-Августом Французским.

Маргарита приветливо кивнула.

— А впоследствии воевал против него в Байонне, — добавила она. — В вашем окружении, дорогой принц, я вижу лишь одного настоящего рыцаря господина де Шатофьера — зато какого рыцаря! Премного наслышана о ваших подвигах, сударь. Говорят, вы чудом избежали плена… то бишь не чудом, а благодаря вашему невероятному мужеству и везению.

— Бесконечно милосердие Божие, моя принцесса, — скромно ответил Эрнан.

— Виконт де Бигор, — представил Филипп Симона.

— Уже виконт? А ваш батюшка, стало быть, граф? Очень мило… Да, кстати, как себя чувствует ваша жена? — спросила Маргарита, лукаво косясь на Филиппа.

Симон густо покраснел.

— Благодарю за участие, сударыня, — ответил он, глядя исподлобья на того же таки Филиппа. — Все в порядке.

Затем подошла очередь Габриеля.

— Как, тоже виконт? — удивилась Маргарита и бросила быстрый взгляд на Симона. — Ах, да, понимаю. Ведь по большому счету именно вам, господин де Шеверни, я обязана счастьем лицезреть нашего дорогого принца живым-здоровым. Это очень похвально, когда государь не забывает о заслугах своих подданных и вознаграждает их по-справедливости.

Гастон склонился к Симону и шепотом объяснил ему, на что намекает принцесса, говоря о заслугах и вознаграждениях. Симон обиделся.

Когда Филипп представил ей всех своих спутников (а таковых было больше десятка), Маргарита оперлась на его руку и сказала остальным:

— Прошу вас, господа, проходите, знакомьтесь с моими дамами. И смелее, не робейте, они у меня настоящие овечки — кроткие и застенчивые.

Филипп ухмыльнулся.

«Ну-ну! — подумал он. — Хороши овечки с томными и похотливыми глазами! Впрочем, и мои ребята не промах — уж то-то они повеселятся!..»

— Не взыщите, милостивый государь, — сказала Маргарита, ведя его к креслу, в котором сидела княжна Жоанна. — Но танцев сегодня не будет. Я не в настроении.