Цивилизации - Фелипе Фернандес-Арместо

К концу четвертого тысячелетия до нашей эры Шумер уже был страной городов, подобных Уруку; в каждом городе свое божество и посвященный ему храм, свой царь, ведущий войны с соседями. Рядом существовали и скотоводческие общины, которые редко упоминаются в записях, но жители которых, возможно, символически представлены в образе волосатого, мохнатого дикого человека Энкиду, который — после соответствующего окультуривания: стрижки, бритья, одевания — становится в поэме спутником и союзником Гильгамеша. Скотоводы были маргинальным элементом, до конца не принятым высокомерным городским шумерским сообществом.

Самым знаменитым стал один из самых маленьких городов шумеров. Ур, согласно Библии родина Авраама, прославился войнами, центральной ролью в торговле и плодами своего успеха: царскими могилами поразительной роскоши и изобилия, а также высокими зиккуратами конца третьего тысячелетия до н. э. Самые большие из этих зиккуратов были так знамениты, что спустя пятнадцать веков после того, как их построили люди, считались творением богов. Большой зиккурат был построен для украшения города в тот период, когда Ур стал чем-то вроде столицы Шумера. Это удивительное развитие событий противоречило традиционной раздробленности шумерской политики. Предоставленные самим себе, воинственные шумерские города-государства никогда не сумели бы объединиться надолго. Однако вторжение извне предопределило необходимость такого шага. Разделенные города в середине тысячелетия были завоеваны захватчиками с севера Месопотамии; король-завоеватель Саргон был одним из величайших строителей империй древнего мира, чьи армии, говорят, доходили до Сирии и Персии.

Такую обширную империю невозможно сохранить надолго. Через пару столетий туземные шумерские силы вернули себе инициативу и изгнали наследников Саргона. На какое-то время главным шумерским городом как будто стал Лагаш, северный сосед Ура, а его правитель Гудеа — самым почитаемым шумерским царем; сохранилось двадцать семь его статуй. Но в какой-то не вполне определенный момент, около 2100 года до н. э., Гудеа сместил правитель Ура Ур-Намму, чья династия и придала Уру его прославленный облик с внушительными зиккуратами и устрашающими стенами. Спустя несколько лет дань (в соответствии с записями на глиняных табличках) поступала в Ур даже с иранских нагорий и ливанского побережья. Цикл царской жизни в имперском Уре: победа, сбор дани и празднование — великолепно отображен на некоем предмете третьего тысячелетия, вероятно, резонаторе арфы.

Во втором тысячелетии до н. э. по неизвестным причинам центр экономической жизни Месопотамии постепенно смещается вверх по течению рек. Перемены русла рек делали города беспомощными. Накапливающийся ил все дальше отодвигал корабли от берегов. Войны в дальних концах Персидского залива и исчезновение некоторых больших городов в долине Инда (см. ниже, с. 300–308), вероятно, повредили торговле. Иммигранты и чужаки из «варварских» племен истощили силы Шумера. Тем временем на севере возникли новые экономические возможности: экономическое развитие создало, в частности, новые рынки или расширило старые — в Сирии, на иранских плоскогорьях, в Анатолии. Архивы Эблы в Сирии свидетельствуют о важности этого города как торгового центра и о его связях с Месопотамией. Здесь торговля была монополией государства, а купцы — его послами. Десятки иностранных городов поставляли золото, серебро и ткани на рынки и в сокровищницы Эблы. Это был также промышленный центр по производству тканей и выплавке золота, серебра и бронзы. Несмотря на плодородие местности, это прежде всего был торговый центр, где скапливались большие излишки продуктов. Согласно расчетам ведущих экспертов в царском зернохранилище находилось продовольствия на восемнадцать миллионов обедов. В одном из сохранившихся отчетов о проверке упоминаются двенадцать сортов пшеницы, большое количество вина, масла и восемьдесят тысяч овец[516].

Тем временем Ур превратился в культовый туристический центр. Шумерский язык из средства повседневного общения постепенно становился — как сегодня латынь в западном мире или валлийский в церквях Патагонии — церемониальным языком. Армии Саргона распространили по всему течению Тигра и Евфрата свое северное наречие. Шумерские города исчезали, сохранялись лишь их названия — в титулах завоевателей с высокогорий и пустынь, как средство прославления и легитимизации новых правителей.

В результате политический центр власти переместился из Ура и вообще из Шумера в Вавилон, чуть выше по Евфрату. Несмотря на периоды разрушений и упадка, вызванные чужеземным завоеванием, Вавилон, хотя и сильно уменьшившись, пережил все опустошения и на протяжении половины тысячелетия оставался скромным региональным центром в тени иноземных империй, колеблясь между автономией и независимостью. Вавилон оставил неизгладимые следы в истории: кодекс законов — краткое и осовремененное изложение творений шумерских законодателей, которое царь середины восемнадцатого столетия до н. э. Хаммурапи получил, по его словам, непосредственно от бога солнца; репутацию центра искусств, которая сделала «висячие сады» Вавилона одним из пресловутых семи чудес света; вклад в математику и астрономию, оказавший сильное влияние на последующее развитие науки у египтян, греков и арабов. К исходу седьмого столетия до н. э. конец, казалось, был близок: Вавилон терпел поражение в длительной и шедшей с переменным успехом оборонительной войне с ассирийцами — народом с северного берега Тигра, который сочетал уважение к прошлому Шумера с уверенностью в непобедимости собственной военной машины.

В 689 году ассирийский царь Сеннахериб, известный тем, что нападал на Иерусалим, «подобно волку на овчарню», жестоко отомстил вавилонянам за непокорность и нежелание подчиниться мощи Ассирии. Он уничтожил или изгнал население, разрушил главные здания, выбросил их камни в реку и прокопал поперек города каналы с целью превратить его в болото. Сын Сеннахериба сжалился над городом из-за его великого прошлого и снова застроил его, но в следующем поколении Ашурбанипал вернулся к политике мести.

Как утверждают, в 649 году он изгнал из города полмиллиона человек, а чтобы помешать возвращаться в дома, объявил: «Я приношу оставшихся в жертву духу моего деда Сеннахериба». Теперь название «Вавилон» приобрело мистическую силу как центр сопротивления коренного населения Ассирии. Но фортуна переменчива: Ассирия перенапрягла свои силы на всем течении Евфрата и потерпела поражение от врагов на других фронтах. Набопалассар (625–605 годы до н. э.), как он сам себя называет в надписи, «сын ничтожного человека», уловил благоприятный момент для «сопротивления» и возглавил движение. Он похвалялся тем, что «нанес поражение Ассирии, которая издавна заставляла народ земли склоняться под ярмом»[517].

Вавилон снова стал метрополией империи, заполнив вакуум, образовавшийся после падения Ассирии. Высший расцвет Вавилона, несомненно, приходится на долгое правление Навуходоносора II (605–562 годы). Его воинская доблесть описана в Библии, где его проклинают как осквернителя храма Соломона, который увел евреев в рабство и сокрушил египтян в битве при Кархемише. Однако главным памятником ему стали строительные проекты. Он слывет легендарным строителем. Именно ему приписываются два вошедших в поговорку чуда света: висячие сады на террасах, которые, по слухам, он построил для своей наложницы, и городские стены, столь широкие, что по ним могли проехать четыре колесницы в ряд. Он прославился и тем, что возродил древнюю славу, восстанавливая зиккураты и городские стены по всей Месопотамии. Уцелевшие фрагменты его строений: львы, быки и драконы — важно прогуливаются на глазированном кирпиче. Навуходоносор был мастером театральных жестов, он умел привлечь к себе внимание и заслужить высокую оценку. Но трудно отделаться от впечатления, что его слава зиждется на хрупком фундаменте и что под глазурью его показные сооружения были не слишком прочными[518].

Например, висячие сады демонстрируют одновременно и успех пропаганды Навуходоносора, и ускользающую природу свидетельств, на которых эта пропаганда основана. Вавилон находился так далеко, его так редко посещали, что можно сомневаться в том, видели ли греки своими глазами сады, о которых писали. Тем не менее эти сады обладали неодолимым очарованием и попадали во все перечни чудес.

Согласно описанию греческого путешественника висячие сады представляли собой каскад террас высотой в городские стены, опиравшихся на столбы и арки, достаточно прочные, чтобы выдержать вес «слоя земли для посадки больших деревьев». К деревьям подавалась вода из Евфрата. Предполагалось, что это напоминание о горном ландшафте Месопотамии. Висячие сады — единственное из семи чудес света, не имевшее открыто религиозного назначения, но дающее прекрасное представление общей цели всех этих чудес: вызов природе в гигантском масштабе, изменяющий ландшафт и использующий полив для борьбы с силой тяжести.