Джентельмен с Медвежьей речки - Роберт Говард

— Давайте догоним его и расспросим, приехала ли учительница! — предложил я друзьям, и мы бросились в погоню.

Но напрасно мы кричали этому дурню остановиться — он лишь пришпоривал гнедого. В разгар скачки полоумная кобыла Джошуа вырвалась вперед, в ноздри Капитану ударил запах кугуарьей шкуры, и, закусив удила, тот погнал чертову кобылу в сторону от дороги через кусты, овраги, перелески, и прежде чем я сумел его остановить, мы отмахали мили три. Разумеется, когда мы вернулись на дорогу, и парня, и гнедого уже и след простыл.

Тогда мы возобновили, свой поход к Рваному Уху. Как ни странно, завидев нас, люди, живущие при дороге, со всех ног мчались к домам, запирали засовы, а иные так и постреливали из окон. Пуля, отлитая не иначе как на бизона, отстрелила Глэнтону кусочек уха, и тот раздраженно заметил:

— Черт возьми! Они словно предчувствуют, что мы намерены лишить их школьной учительницы!

— Да откуда им знать! — говорю. — Бьюсь об заклад, пока мы пропадали в горах, между Рваным Ухом и Бизоньим Хвостом разразилась война.

— Тогда за каким чертом они стреляют в меня? — выразил удивление старина Джошуа. — В отличие от вас, мальчики, я не держу сторону Бизоньего Хвоста. Я сам из Рваного Уха.

— Сомневаюсь, чтобы они признали тебя, заросшего и в шкуре, — ответил я. — Эй, что там такое?

Перед нами на дороге показалось быстро приближающееся облако пыли.

Сомнения скоро рассеялись: дико вопя и размахивая винчестерами, на нас мчалась толпа всадников.

— Ого! — воскликнул Глэнтон. — Что бы там ни затевалось, но будет лучше, если мы посторонимся. По всему видать, что джентльмены вышли на тропу войны и жаждут чьей-то крови.

— Спрячемся в кустах, — предложил я. — Но все равно пусть на меня нашлют чуму, торнадо, всех следопытов штата, но я доберусь сегодня до Рваного Уха!

Мы свернули в заросли, освободив дорогу, так что и слепой проехал бы, да только зря старались: всадники, человек сорок-пятьдесят, вломились в кусты следом за нами. Ведомые стариной Джошуа, мы то и дело сворачивали, петляли, брали напрямки, всячески запутывая след, и в результате к тому времени, когда объявились в Рваном Ухе, наши преследователи все еще плутали в зарослях. Вокруг никого не было, город словно вымер. Все двери были закрыты, ставни на окнах домов, магазинов и салунов опущены. Подозрительное дело.

Мы выехали на площадь. И тут из ближайшего дома послышалось — трах! — и добрый заряд дроби прошелся по усам старины Джошуа. При виде такого глумления над старостью я не выдержал: подъехал к дому, достал из стремени ногу и пинком высадил дверь. Внутри кто-то заорал и попытался выпрыгнуть в окно, но был остановлен карающей рукой Глэнтона. Приглядевшись, я узнал в барахтающемся человечке Исайю Барлоу, одного из коренных жителей городка.

— Что, черт вас всех раздери, означает такой нелюбезный прием? — зарычал на него Билл.

— Неужто ты, Глэнтон? — раскрыл рот Барлоу, часто-часто моргая глазами.

— А кто ж, по-твоему?! — рявкнул Билл. — Или ты принял меня за индейца?

— Ага, о-о! Я хочу сказать, что не сразу узнал тебя в тюрбане, — ответил Барлоу. Он огляделся. — Или я сплю, или передо мной Джошуа Брэкстон и Брекенридж Элкинс.

— А то! — фыркнул Джошуа. — Мы самые и есть!

— Ну и дела, — говорит тогда Исайя, потирая свою шею. — Не знаешь, что и подумать! — Тут взгляд его остановился на шкуре кугуара. Протерев глаза, он снова посмотрел на Джошуа, с сомнением качая головой.

— Где все? — спросил Джошуа.

— Видишь ли, — говорит Исайя, — некоторое время назад в город на взмыленной лошади влетел этот соплях Дик Линч и принародно поклялся, что только что чудом избежал смерти от рук отъявленных злодеев, самых диких, кровожадных и. свирепых, какие когда-либо спускались с гор.

— Парни, — во всеуслышание объявил Дик, — это не индейцы и не белые. Это те самые звероподобные дикари, о которых нам толковал профессор из Нью-Йорка! Один из них будет покрупней взрослого гризли, а конь под ним что твой лось, только раза в два побольше. Другой, чуть меньше первого, весь в рванине и безобразнее самого черта. На голове у него убор индейца апачи. А на третьем так вообще ничего нет, кроме, шкуры кугуара на заднице, в руке огромная дубина, а волосы свисают аж до плеч! Как только они меня заметили, — продолжал, захлебываясь, Дик, — завопили так, что куда там дюжине чертей! — и поскакали следом, точно целая орда индейцев! Я — то, не будь дураком, тут же развернулся и поскакал в город, а по дороге всех предупреждал, чтобы прятались в домах и не высовывались.

— Ну и только он, это сказал, — продолжал Исайя Барлоу, — как все мужчины, которые на этот час находились в городе, вскочили на коней, — кроме меня, поскольку у меня на важной части тела вскочил прыщ, — и умчались встречать банду за городом, чтобы не допустить уличных боев.

— В жизни не видал таких дураков, — усмехнулся я. — Послушай-ка, а где ваша нова школьная учительница?

— Еще не приехала, — ответил Исайя. — Она должна прибыть ближайшим дилижансом, и мэр с оркестром выехал ее встречать у переправы, через Желтую речку, чтобы потом, в сопровождении почетного эскорта, доставить в город.

Они отправились незадолго до того, как Дик Линч переполошил округу.

— Прекрасно! Вперед, друзья! — обернулся я к своему войску. — Мы тоже будем участвовать во встрече!

Мы нещадно погнали лошадей по дороге и скоро услышали впереди раскаты музыки, приветственные вопли толпы и беспорядочную пальбу — то есть все, что полагается слышать по случаю большого праздника. Видно, дилижанс уже прибыл.

— Что будем, делать? — спросил меня Глэнтон, и тут за нашими спинами раздался какой-то шум. Я оглянулся и вдалеке увидел все ту же банду психов из Рваного Уха. Они резво пылили по дороге, размахивая винчестерами. Я сразу смекнул, что миром это дело не уладить: парни издалека нашпигуют нас свинцом и лишь потом посмотрят, кого это они так удачно подстрелили.

— Вперед! — заорал я. — Если ее увезут в город, нам их не одолеть, и мы никогда не получим учительши! Выход один — отбить силой! За мной!

Мы еще пуще припустили по дороге, миновали поворот и тут увидели дилижанс — на козлах сидели охранник с возницей, а рядом гарцевал мэр на лошади.

Шляпу мэр держал в руке, а из всех его карманов и седельных сумок торчали горлышки бутылок виски. Мэр во все горло орал приветственную речь, пытаясь перекричать грохот оркестра: труб всевозможных размеров, барабанов и волынок. От этого тарарама лошади вздрагивали, прядали ушами и то и дело порывались встать на дыбы. И через весь бедлам прорывался хриплый голос мэра: