Ричард Длинные Руки – воин Господа - Гай Орловский

– Добрые люди!.. Можно я пройду немного с вами?

Он догонял нас, запыхавшийся, костлявый, похожий на христианского умерщвлятеля плоти, но я не заметил ни крестика на шее, ни вериг или цепей. Сигизмунд поморщился, я тоже сказал без охотки:

– Ты вроде бы намок, но вымыться не успел. Несет от тебя…

– Это болотные гады! – воскликнул он торопливо. – Они накинулись на меня, как не знаю на что… К счастью, у меня на шее была истолченная кора жги-дерева, пришлось высыпать… Так жалко…

– Зато цел, – утешил я. – А эту кору надерешь еще. Ладно, иди с нами, пока нам по пути. За это покажешь нам это самое жги-дерево. Такая кора и нам не помешает. Я видел, как они кверху пузами!

Он кивнул, заискивающе улыбнулся.

– Да-да, конечно! Как только встретим, так сразу…

Сигизмунд нахмурился, а я сказал подозрительно:

– Что-то слишком быстро соглашаешься. Явно это дерево в этих краях не растет. Верно?

Он уже семенил рядом, пугливо поглядывал на меня снизу вверх, в глазах снова появился страх.

– Вы все так быстро понимаете… сэр. Даже странно. Ведь вы из благородных, верно? Вот видите… У меня глаз наметанный. Увы, эти деревья, как вы правильно изволили подметить, растут очень далеко на юге, увы.

Сигизмунд фыркнул. Я окинул его с ног до головы взглядом.

– А ты откуда знаешь? Бывал там? Или слыхал? Как зовут-то тебя?

Он поколебался, еще пугливее посмотрел на нас обоих, сказал осторожно:

– И бывал… хоть не очень далеко, и слыхал, и даже читал. А зовут меня непривычно – Гугол.

Сигизмунд сказал саркастически:

– Ого, читал! Грамотный.

– Что делать, благородный сэр, – ответил он смиренно. – Каждый зарабатывает себе на жизнь тем, чем умеет. Я слишком слаб, чтобы держать в руках топор, не говоря уже о рыцарском копье…

Я переспросил:

– Гугол? Или Угол?

Он виновато развел руками:

– Увы, Гугол. Дорого бы я дал, чтобы узнать тайну моего имени! Не удивляйтесь, но я очень любопытен, из-за чего часто попадал в беду. А это имя у нас переходит от деда к внуку, от внука к праправнуку… Откуда идет, никто не знает, но есть предание, что это имя принесет удачу. Я, конечно, человек грамотный, суевериями не обременен, но почему не уважить предков?

Я посмотрел на него, пробормотал, как Сигизмунд:

– Грамотный? Ничего, скоро уважать перестанешь.

По дороге я повеселил рассказом, как сражался с наглецом, которого намеревался согнуть одним пальцем. Сигизмунд поведал историю, как глупо засмотрелся на идущих внизу паломников, а тем временем сзади ему набросили на шею аркан. Гугол покачивал головой, в свою очередь рассказал длинную и запутанную историю, как он ездил по старым монастырям, пытался найти в могучем древе христианства ту веточку, которая соответствовала бы его устремлениям.

Мне почудилось, что он врет от первого и до последнего слова, но я не собираюсь начинать карьеру детектором лжи. Сигизмунд сказал:

– Вон там белеют домики. Маленький городок. Будем заходить, сэр Ричард?

– А что там?

– Я узнал, что там разводили коней для короля Арнольда. Кто-нибудь может знать его привычки…

Мы уже едва тащились, домики почти не приближались. Я сел, а когда снял сапоги, присвистнул. Волдыри кроваво-красные, один лопнул, стелька промокла от неприятной бесцветной жидкости.

Гугол сказал с легкой насмешкой в голосе:

– Похоже, ваша милость, раньше на другом месте такую же красоту щупали… Герой должен быть в седле, да? Или изволили разрешить вас на носилках, да?

Сигизмунд буркнул:

– Ты мне поумничай еще, понял? Двумя пальцами шею сломаю. Ваша милость, у меня в животе что-то хрустит… Боюсь, мой желудок уже ребра грызет. Надо бы еще как-то и перекусить где-то.

Я оглядел их, велел:

– Только держитесь так, как… ну, как одеты. Встречают по одежке. Пусть по ней и проводят. Никакого гонору, вы здесь не принц в изгнании, как намекает Гугол, и не рыцарь…

– Я намекаю? – всполошился Гугол. – Где это я намекаю?..

В селе я удержал Сигизмунда, когда тот уверенно направился к самому богатому дому, в таком хрен накормят, но и в бедный заходить не стоит, там сами голодают. Постучал в калитку, где домик как домик – простой, средний, грядки перед самым домиком, а с той стороны обязательный сад.

Похоже, мы подоспели к обеду, ибо нас без лишних разговоров и расспросов сразу посадили за длинный узкий стол. Еще один стол, поменьше, поставлен отдельно, за него сел кряжистый мужик, перед ним тут же поставили большую миску. Рядом с мужиком опустился еще один, помоложе, но похожий настолько, что я и без подсказки понял: старший сын.

Остальные сыновья, как и прочие домочадцы, сели за общий стол. Сели только мужчины: женщины кто еще принимает опоздавших, кто суетится у печи, расставляет миски, на деревянных подносах раскладывает хлеб, порезанный на длинные узкие ломти, еще горячий.

Гугол принюхался, шумно вздохнул. В миске настоящий борщ из мяса, капусты, морковки, свеклы и множества трав и корешков. Глаза Сигизмунда голодно блестели, но воспитанно терпел, он же толкнул Гугола локтем, и тот застыл с ложкой в руке, глядя на хозяина. Тот из-под насупленных бровей следил за быстро рассаживающимися за общим столом мужиками. Толкаясь, все расселись, ухватили ложки, ждут. Мужик встал, мы все встали. Хозяин громким сильным голосом начал читать молитву, зыркнул на нас. Сигизмунд вторил ему звонким красивым голосом, мы с Гуголом старательно шевелили губами. К счастью, молитву громко читали все дюжие сыновья хозяина, наши «голоса» потонули в их хоре.

В тишине постояли с минуту, потом мужик сел и молча запустил ложку в миску. Тут же раздался торопливый стук множества ложек. Ели быстро, обжигаясь, ведь кто как ест, тот так и работает.

Мы все трое не отставали, проголодавшись, справа и слева так же дружно работают ложками крепкие мужики, тоже похожие на хозяина. Всем ставили одну миску на четверых, а для гостей – каждому по миске. Сигизмунд возгордится, им-де почета больше, благородных чуют, а я подумал с сытой насмешкой, что после нашего ухода эти миски не просто вымоют, а либо прожарят на огне от всякой скверны, либо вовсе разобьют.

Женщины зорко следили за столом, подкладывали хлеб. Едва я опорожнил миску, сзади участливый женский голос спросил:

– Добавить ли?

– Ага, – ответил я.

Тут же из-за моего плеча выдвинулась рука с огромным половником, миска сразу наполнилась до половины.

Когда миски убрали, женщины поставили широкие блюда с нарезанным мясом. Я даже не понял, говядина или конина, все сдобрили горчицей так, что во рту горит, все летит почти непрожеванным, но в животе уже появляется приятная тяжесть. На третье блюдо подали кашу, здесь ее едят отдельно, а когда дошла очередь до блинов в сметане, старший мужик, глава стаи, или прайда, довольно крякнув, распустил пояс. Глаза его в который раз пробежали по нашим лицам. Я заметил, что взгляд зацепился за мой амулет на шее.