Охота на Клариссу - Александра Лоренц

Монах надолго умолк. У Ингмара сложилось впечатление, что Бастиан пожалел о пробившейся у него разговорчивости.

– Бастиан, ты боишься их?

Монах резко повернулся к графу, как будто ужаленный.

– Наша жизнь так уныла, мессир граф, что ничего не изменится оттого, если я умру сегодня или через тридцать лет, – наконец заговорил он, – дни наши проходят однообразно и почти без радостей. Однако это не значит, что мое сердце превратилось в камень. Я и сам постригся в монахи после великого горя, постигшего мою семью. Моя молодая жена, прекрасная Бриджит, была изнасилована и убита в Лейнском лесу, что находится во владениях барона Доната де Брюнне…

Ингмар удивленно взглянул на монаха.

– Да, да, мессир, ей было всего двадцать, и она уже понесла от меня. Эти негодяи, наверное, рвали ее когтями, так она была истерзана. Если бы у меня были ваши возможности, мессир граф, я бы все отдал, чтобы найти убийц. Но я был всего лишь бедный виллан. Не смог я продолжать жить как прежде и ушел в монастырь.

Ингмар опустил голову. Он вдруг ощутил всем сердцем глубину горя, которое постигло Бастиана. Наверняка уже прошло много лет, но в тихих словах франка чувствовалась такая боль, что Ингмар невольно поежился. Викинг не нашел никаких слов, чтобы утешить пожилого монаха, да и были ли такие слова.

– Я знаю, что вы сочувствуете мне, мессир, хотя не вымолвили ни слова, – вдруг сказал Бастиан, – и поэтому решился помочь вам. Я надеюсь, может, вы найдете убийц, пусть даже и других, а не тех, что измывались над моей милой Бриджит, – голос монаха дрогнул, и Ингмару показалось, что тот смахнул слезу. – Пусть хоть немного в этом мире прибавится справедливости, пусть хоть иногда ответят те, кто попирает заповеди господни…

– А как же божий суд? – хмыкнул викинг.

– Пока настоятель нас не слышит, отвечу вам. Бог там, далеко, – монах скосил свои глазки к небу, – но он дал нам руки и ноги, чтобы мы могли действовать на этом свете.

– А в некоторые руки дал и меч, – с ухмылкой добавил Ингмар.

– Так пусть ваш меч, мессир, послужит правому делу.

В долгих разговорах всадники проехали несколько десятков миль. Их дорога пролегала через селения и колосящиеся пшеничные поля, пересекала броды через небольшие речушки, рассекала густые буковые и дубовые леса. Когда стало смеркаться, на горизонте появилось небольшое селение, состоящее всего из десятка хозяйств.

– Это и есть Викью, деревня, где живет Дион, – указал монах на небольшие каменные дома, накрытые соломенными крышами.

Вооруженные всадники вызвали большой интерес у сельских жителей. К тому же викинги имели обыкновение иметь при себе дорогое, украшенное золотой чеканкой оружие, которое покупали или добывали как трофеи в самых разных частях света. Мужественные бородатые лица, блеск серебра и золота буквально зачаровал местных жителей, которые стояли в сторонке, не решаясь приблизиться к всадникам. Но, когда вилланы увидели среди викингов знакомого монаха, их оцепенение исчезло.

– Эй, Бастиан, ты кого привез к нам? – раздался голос из толпы.

Монах с отчаянным кряхтеньем слез с кобылы и принял торжественную позу, повернув руку в сторону Ингмара.

– Граф Ингмар де Мелан наградил вас своим визитом.

Ингмар не стал делать высокомерное лицо и приветливо улыбнулся. По толпе пронесся вздох облегчения. К графу поспешно подбежал средних лет мужчина и снял шапку. По всей видимости, это был староста.

– Чем мы обязаны вашему визиту в наше скромное поселение, мессир? – проговорил он густым басом. От старосты густо пахло чесноком и бараниной, видно – он был внезапно оторван от стола.

– Он совсем плох, – с сожалением сказал староста, услышав, к кому приехали именитые гости, – так и не выздоровел после того ранения.

– Видно, в рану попала хворь, – посочувствовал монах.

– Так что, придется вам идти прямо в дом к Диону.

– А не могла бы нас проводить вон та красавица? – вставил Гро, указывая на девушку, стоявшую возле большого дерева, подальше от всех ротозеев. Девушка и впрямь отличалась невиданной красотой и, несмотря на бедную одежду, выделялась из толпы.

– Это как раз его дочка, Молина, – ответил староста и подозвал красавицу. Та очень смутилась, наверное, она впервые видела вооруженных норманнов, и ее нежное белое лицо залил румянец. Молина попыталась прикрыть щеку прядью густых каштановых волос, но непослушные кудри вырвались из руки. Все же юная жительница села покорно подошла к всадникам.

– Отведи графа и его людей к вам домой, дочка.

– Хорошо, – шепнула Молина и бросилась бежать на край селения.

Вскоре всадники въехали в широкий двор, огороженный полуразвалившимся каменным забором высотой по пояс, и спешились. Из распахнутых ворот сарая уже не пахло навозом – скотины в нем давно не было. Навстречу гостям из дома вышел оборванный мальчишка лет десяти – ни его матери, ни отца видно не было.

– Папа уже давно не встает, – грустно пояснила Молина и открыла скрипучую дверь. В лицо ударил острый запах застоявшегося воздуха. Ингмар сделал жест своим спутникам, чтобы они оставались на улице, и вошел в дом вместе с монахом.

Где-то в углу комнаты, в темноте, виднелась груда тряпья, лежащая на широкой скамье. Войдя в темную комнату со света, трудно было различить хоть что-нибудь, но вскоре глаза привыкли, и Ингмар рассмотрел, что на скамье лежит больной мужчина. Монах взволновался при виде Диона и, опередив графа, подошел к ложу больного.

– Друг мой, Дион, ты совсем плох, – грустно прошептал Бастиан, беря франка за руку. Из темных запавших глазниц на гостей смотрели почти безумные глаза больного. Было трудно сразу понять, – то ли гнев, то ли страх засветился в его взгляде.

– Это я, Бастиан, ты помнишь меня, брат? – опять заговорил монах.

Что-то смягчилось во всем облике Диона, когда он услышал знакомое имя. Оказывается, Бастиан был родом из этого же селения, и мужчины с детства хорошо знали друг друга. Можно было даже сказать, что они были друзьями. Но жизнь далеко развела этих односельчан, сделав их совсем разными. По всей видимости, у больного был жар. Свалившееся с его тела одеяло обнажило ряд ребер, слегка поросших рыжими волосами. Было страшно смотреть на этого крупного мужчину, совершенно изможденного болезнью и голодом. Высокий лоб Диона и широкие плечи выдавали в нем когда-то сильного и гордого виллана, а теперь вид этого человека вызывал содрогание.

– А, старый Бастиан, – лицо хозяина дома вдруг осветилось почти детской улыбкой, – совсем ты растолстел на церковных хлебах.

– Думаешь, я много ем? – обиделся монах, – это от моей покойной матушки досталась такая фигура. Один раз в день нас кормит настоятель, да и то скоромное все.