Геополитические проекты Г. А. Потемкина - Ольга Елисеева

10 января 1790 г. Екатерина предупредила Григория Александрович в особом письме, что Фридрих-Вильгельм II наметил «обще с поляками весною напасть на наши владения» {562}. В тот же день императрица подписала и направила Потемкину рескрипт о назначении его великим гетманом казацких Екатеринославских и Черноморских войск {563}. Таким образом императрица признала предложенный Потемкиным второй проект «О Польше» единственно возможным для реализации в сложившейся ситуации. Вручение рескрипта послужило сигналом того, что князь может приступать к осуществлению своего секретного плана о возмущении православного казачества Польской Украины. «Терпеть их вооружение, самим ничего не делавши, похоже на троянского коня, которого трояне впустили к себе с холодным духом» {564}, - говорил князь о польской армии, намеренной действовать совместно с прусскими войсками. «Предлагаемое мною нужно, сие умножит у поляков и забот, и страху… План будет секретной, откроется в свое время, и к названию (гетмана - O. E.) привязки сделать нельзя… Не можно оставить Польшу так, нужно, конечно, ослабить, или лучше сказать, уничтожить» {565}.

Принятие титула гетмана являлось действенным средством для возбуждения у польских казаков надежды на помощь своих екатеринославских и черноморских товарищей {566}. Безбородко писал 9 февраля С. Р. Воронцову в Лондон: «В Украине Польской мы сделаем конфедерацию наших единоверных, примерную той, которая гетманом Хмельницким была сделана, и тем займем всю польскую армию» {567}.

Польские войска оказались в довольно трудной ситуации. Варшавский кабинет вдруг обнаружил, что Австрия вовсе не будет безучастно наблюдать, как почти вся польская армия скопилась у русских границ, оголив остальные участки. «Польские войска от наших границ потянулись к Галиции, - сообщал князь. - С нами обходятся хорошо и вежливо. Причина их приближения есть та, что цесарь 20 тысяч ввел в Галицию по подозрению на своих подданных поляков, а поляки приняли подозрение наипаче, потому что перед сим на границе сделалась драка у поляков с цесарскими таможенными» {568}. Таким образом, стоило только обостриться положению на австро-польский границе, как варшавские чиновники мгновенно изменили тон в отношении России [122]на более вежливый и потянули свои войска к другому возможному театру военных действий. В условиях, когда страна расползалась, как гнилое лоскутное одеяло, растягиваемое соседями, Польша наступательно воевать не могла. Потемкин это понимал. К несчастью, сторонники союза с Пруссией в Варшаве держались другого мнения.

9 февраля Потемкин ответил Екатерине на присланную из Петербурга «Записку о мерах необходимых по случаю возможного вмешательства прусского короля». И на этот раз корреспонденты не изменили своей обычной манере работы над подобными бумагами. Черновик будущего секретного документа был написан рукой Безбородко таким образом, чтоб с правой стороны листа оставалось довольно широкое поле для помет светлейшего князя. Григорий Александрович подробно, по пунктам, изложил для императрицы свое видение каждого затронутого вопроса.

Данный источник показывает, насколько проблема грядущего прусского нападения на Россию неразрывно связывалась с положением дел в Польше. При чем сотрудники Екатерины в Петербурге склонны были опускать эту связь, а Потемкин, наоборот, всячески подчеркивать, что видно из помет князя напротив сделанного Безбородко изложения планов прусского короля. Александр Андреевич писал: «По известиям полученным, что король прусской отряжает сорок тысяч войска к Галиции, сорок тысяч к Лифляндии и сто тысяч оставляет в запасе для употребления, где нужно будет, почитается заключение с Портою Оттоманскою мира первою мерою к уничтожению вредных его замыслов. Для лучшего в том успеха полезнее сношения делать не вместе с союзником, а порознь. Первый, заключивший мир с Портою, обратит внимание на нового неприятеля». Григорий Александрович отвечал на это: «Нужно тем паче, что Польшу оставить так не можно, когда мы со всеми силами, то не долго займут нас, и, конечно, нанесем гибель. Для того и нужно употребить все способы, чтоб удержать берлинский двор» {569}.

Из дальнейшего текста видна разница в подходе корреспондентов к проблеме прусской угрозы. Если Екатерина предлагала немедленно развернуть все войска к новому противнику, то Потемкин показывал императрице невозможность резких перемещений армии, особенно в зимнее время, и требовал как можно дольше оттягивать начало конфликта с Пруссией. «Если мирная негоциация не получит желаемого окончания, и король прусской вмешается в дело, то на сей случай надлежит принять осторожности к отвращению нечаянного нападения или к сделанию оного меньше вредным, - диктовала Екатерина Безбородко. - Сие предусмотрено Вами при расписании войск, где армия Украинская назначена была для обращения на неприятеля, вновь восстающего. Теперь завременно сделать нужные распоряжения к отражению пределов от прусских и польских набегов». Князь выставляет императрице на вид довольно веские доводы против немедленной передислокации и без того растянутых на юге сил. «Все старание употреблю. Трудно круто изворотиться в рассуждении дальности. Что возможно, все сделано будет. Армия Украинская не вся тогда назначалась, а часть. К тому ж не было шведской войны, Польша находилась в другом положении в рассуждении нас, о цесарцах не знали, что они противу турок так слабы. Как выше сказано, что к времени нельзя поспеть полкам, которые отсюда или других мест полденно обратятся, и выйдет их ни здесь, ни там не будет. До лета же из мест, степями отделенных, нет возможности итить» {570}.

Стержнем дальнейшего развития событий становился вопрос о действиях Польши в надвигавшемся конфликте. Петербургский кабинет был уверен, что Варшава полностью поддержит предполагаемого агрессора: «Как поляки не преминут принять участие в деле, то к уничтожению вредных их замыслов нет ничего надежнее, как произведение секретного вашего плана. Когда усмотрите, что новая буря неизбежна и поляки окажут готовность присоединиться к неприятелям нашим, то оный план предоставляется исполнить». Судя по ответу Потемкина, он уже начал осуществлять предварительные мероприятия, создававшие благоприятную почву для реализации его второго проекта «О Полше». «Сей план поднес я, - писал он, - предвидя, что буря сия будет… Я из под руки готовиться буду и поляков до времени ласкать не премину» {571}.

В секретном собственноручном донесении 25 февраля 1790 г. светлейший князь рассказывал императрице о тех силах, которые должны войти в обсервационный корпус против Пруссии. «Как скоро можно будет, я тотчас двину полки, чтоб сближать их идти через Польшу к стороне Пруссии. Беда, что не успеваем укомплектовать. Теперь отправил два полка донских в Могилевскую губернию и уже они под Кременчугом. Один полк пехотный в Полтаве, который обратится к Киеву. От Кавказской части далеко будет идти к северу, а я уделю из Крыма, а от Кавказа переведу на их [123] место. Поверьте, Всемилостивейшая Государыня, что без разорения войск тронуть их теперь нельзя, время холодное и корму нет. В Малороссии прибавить еще столько же можно войска» {572}.

В письме 1 марта Екатерина обсуждала со светлейшим князем позицию Пруссии. «Надлежит врагам показать, что… зубы есть готовы на оборону отечества, - говорила она, - а теперь вздумали, что, потянув все к воюющим частям, они с поляками до Москвы дойдут, не находя кота дома. Пространство границ весьма обширно, это правда, но если препятствия не найдут, то они вскоре убавят оных» {573}. Потемкин понимал всю серьезность положения, но не видел возможности противодействовать видам Пруссии до тех пор, пока мир с Турцией не будет заключен. 18 марта 1790 г. он писал Екатерине: «По обстоятельствам теперешним мой усерднейший совет, чтоб скорей помириться с турками, и все уже обратить на прусака, а убытки наградить за счет Польши, разоря беспощадно остальную часть». Чуть раньше письмом 10 марта Потемкин обнадеживал Екатерину на счет обсервационного корпуса: «Корпус обсервационной составится и будет наготове войти в Польшу, откуда действовать может к прусским границам. Но до крайней нужды не прикажите двигаться. От Пруссии могут быть одни демонстрации, а мы движением по пустому испортим все дело здесь» {574}.