Привязанность - Изабель Фонсека

— Ну что ж, хорошо, если ты не настаиваешь на смене темы. Я начну, или начну снова, потому что, видишь ли, Ларри — кстати, это что, краткая форма имени «Лоуренс» или его на самом деле окрестили «Ларри»? Видишь ли, я нахожу это довольно странным, что доктор Монд оказался наготове со своей чудесной машиной в Нью-Йорке — какое изумительное проворство во время отключения. Как именно Ларри Монд спас тебе жизнь, ты не хочешь мне рассказать? Вижу, ты изучаешь его последний том.

Голос у Джин был тихим и сдержанным.

— Это замечательная книга. Не то что чтобы она тебя хоть в малейшей мере заинтересовала. Что вообще тебя интересует, Марк? До тебя хотя бы доходит, что ты ничего не спросил о моем отце? Или о Филлис, если уж на то пошло, — своей закадычной подруге. По-моему, это более чем странно. Хочешь странного? Как насчет твоей любящей позабавиться приятельницы, с одним «н» и, по крайней мере, с парой всего остального…

На кухне зазвонил телефон. Марк, несомненно, подавивший желание пройтись колесом от радости из-за этой перебивки, отвечал с такой свирепостью, что Джин слышала через окно каждое слово.

— Да, Дэн?.. Нет, боюсь, ничем не могу помочь. Сейчас не под рукой, понимаешь… Нет, Дэниел, в данный момент я не могу выдать тебе ни окончательной распечатки, ни набросков, ни mode d’emploi[86] охлаждающего устройства, ты меня слышишь? И не избавишься ли ты немедленно от этой «Брунгильды», чертов ты поганец, я из-за этого на стену готов лезть. У твоего звонка есть какая-нибудь другая цель, кроме как того, чтобы я сказал тебе, как выполнять твою работу, или же мы связываемся, чтобы народ потешить?.. Правильно полагаете, дорогой мой Ватсон, это не самый подходящий момент для «трепотни». — Она слышала, как он швырнул трубку на кухонный стол и вышел из дома, захлопнув за собой выдвижную дверь. — Раздобуду на обед рыбу, — крикнул он из грузовика, явно не желая показываться в совершенно шутовском, ребяческом и виновном виде и трусливо сбегая, она могла бы поспорить, в «Бамбуковый бар».

Джин тревожилась из-за того, что Марк сел за руль после всего этого шампанского, — тревога мешалась с негодованием, потому что он знал, какой ужас внушает ей пьяное вождение. Она взяла со стола трубку, чтобы положить ее на рычаг, и вздрогнула, услышав знакомый смех — смех Дэна. Марк не отключил телефон.

— Марк, Марк, — не лезь в бутылку, дружище. Нам в самом деле нужна эта реклама. И прямо сегодня. Алло-о-о-о, босс?

— Он сейчас вышел, — сказала Джин, отступая на шаг и следя за тем, чтобы в ее голосе не было никаких эмоций. — Перезвонит тебе позже.

— Джин! — сказал Дэн. — Как там у вас дела? Босс, похоже, сегодня мрачнее тучи. Проблемы в раю?

— Все прекрасно. Жаль, что так вышло.

— Не беспокойся. На самом деле я, Джин, очень рад, что ты подняла трубку, потому что хотел с тобой поговорить. Понимаешь, меня здесь скоро не будет… ты уверена, что у тебя там все в порядке?

— Уверена, спасибо. Слушай, давай я не буду тебя задерживать. — Ее коробило из-за его фамильярности; она никак не могла заставить себя спросить, где он собирается провести отпуск. — Уверена, что он тебе сегодня перезвонит.

— Прекрасно, но подожди секунду. Ты можешь говорить? Я просто хотел сказать тебе, ну… огромное спасибо.

— За что? О Боже. Ладно, слушай, я кладу трубку…

— Погоди. Знаю, я тебя, должно быть, разочаровал — но я говорю лишь о том, что ты сама была так хороша. Я так долго не понимал, что все это приходило от тебя, что…

— Приходило от меня?

— Да брось, зачем тебе притворяться? Пожалуйста, не надо. Лично я не вижу в этом ничего такого, чего можно было бы стыдиться, — как раз наоборот. Ты очень талантлива, Существо. Талантливее, чем Марк. Ты так хороша, что до меня никак не доходило, что это ты, пока мы не провели…

— Существо?

— На самом деле ее зовут Магдалина, но она же и Существо, и Джинджер… Да, и Муньеру! И, конечно, Круелла, но это другая…

— Прекрати! — Желудок у Джин стал сплошной пылающей дырой.

— Не беспокойся. Марк ничего об этом не знает. Может, он видел одну или две фотки Магдалины, но в ее инкарнации в образе Брунгильды. Я даже не помню, видела ли их ты. Все так запуталось. Как только до меня дошло, что отвечал мне не Марк, я понял… ну, по правде говоря, он никогда не был слишком сообразительным. Нет у него твоего таланта, ежели угодно знать, миссис Х. А Джио? Я уверен, что он видел только одну или две фотографии Джиованы. Она — маленький ломтик от пирога нашей общей истории, наш собственный приватный диалог…

— До свиданья.

Положив трубку, она снова опустилась в кресло. Она чувствовала невесомость, панику и тошноту. Разверзнись земля у ее ног, она бы с радостью подалась вперед и провалилась бы. Дэн в роли Джиованы: как могло такое случиться? Как могла она оказаться настолько глупой?

Телефон почти сразу же зазвонил снова. Джин посмотрела на него, призывая на помощь все свое самообладание, чтобы ответить, — может, это снова он, перезванивает, чтобы сказать, что все это тоже было шуткой. И не той, которую она так отвратительно сыграла над собой. И над своим мужем. Оказалось, звонила Виктория.

— Мама? Твой телефон был занят целую вечность. И у меня здесь ужасное эхо, так что я потороплюсь… С днем рожденья! Я еще кое-что хочу тебе сказать. Мы с Викрамом сегодня рано утром побывали в Борободуре[87]. Днем будет тридцать восемь или даже сорок градусов, так что пришлось выезжать как можно раньше, на рассвете… Это поразительно, там сотни Будд и все эти огромные решетчатые колокола из камня… но я покажу тебе фотографии, когда приеду. У меня замечательная новость.

— Прекрасно. Где ты сейчас, дорогая?

— В Джокьякарте[88]. Угадай, мама. Я уверена, что ты угадаешь.

Последовало молчание, и Джин подумала, что связь прервалась.

— Мама?

— Хм? Ты знаешь, дорогая, у меня, наверное, не получится.

Ее собственная недавняя «новость» заставила Джин сомневаться во всем, что она может сказать, подумать, почувствовать; голова у нее шла кругом из-за причастности к выявившейся роли Дэна, бывшего хозяином, преступным повелителем и голосом Джиованы. Разумеется. Та ночь у него на чердаке — они месяцами репетировали ее по электронной почте. Не удивительно, что он счел ее «игривой» и «бесстрашной». Не удивительно, что он показывал ей те фильмы. «Разве не об этом ты просила?» Да, она просила об этом, все правильно. Или, по крайней мере, она просила об этом Джиовану, прижатую к разделочному столу.

— Мама? Слышишь меня? Попробуй, пожалуйста.

— Что попробовать? О чем ты, милая?

Джин думала — несмотря на ее страстное легковерие, ничего из этого в действительности не случилось с Марком, однако же случилось с ней самой. Она не могла избавиться об этих неистовых мыслей или же обратить в другую сторону основательный и увеличивающий сдвиг в самых глубоких своих чувствах. Что она могла? Только пропустить эту новую информацию сквозь свой мозг и ждать, пока жизнь вернется в норму, пока в этот черно-белый мир снова хлынут краски?

— Нет, ты угадай. Чудесная, чудесная новость. Мама? Ты что, нездорова?

— Да нет, здорова. Просто не знаю. Ты помолвлена, — сказала Джин — это было последним, во что она на самом деле могла поверить.

— Так и знала, что ты угадаешь. — В голосе Виктории слышалось не удивление, но благодарность: вот оно, подтверждение неотвратимости. — Это было так романтично, на вершине храма, когда только-только появилось солнце. Мы просто спонтанно так решили, а не то чтобы вопрос-ответ. Все получилось очень естественно и стало лишь одним из слагаемых чудесного дня.

Джин пыталась сдержать слезы. Она глубоко вздохнула.

— Я сейчас расплачусь. Я так счастливая. И я, да, сейчас расплачусь.

— Мама!

Джин смеялась, она повернулась, чтобы поговорить с Викрамом; Джин не слышала слов дочери, но знала: та рассказывает ему, что ее мать вот-вот расплачется. Не вполне, может быть, по тем причинам, которые представлялись Виктории, но, разумеется, по некоторым из них.

— Папы здесь нет, милая. Поехал за рыбой. Он будет в отчаянии, что не застал тебя. Мы можем тебе перезвонить? Подожди минутку, я слышу, грузовик подъехал…

— Марк! — воззвала Джин, выбегая навстречу машине. — Вик звонит!

Тяжело дыша, она дала ему трубку и какое-то время стояла рядом, скрестив руки. Марк просто слушал и ничего не говорил, пока она смотрела на него, на этого мужчину, которого знала так давно и так хорошо, а потом каким-то образом предала, и чувствовала, что у нее подгибаются колени, уходят силы и всю ее пронзают горе и ужас. Ясно как день: ей так сильно хотелось улечься в постель с Дэном, что она убедила себя не только в том, что это «культура», но и в том, что это навязано ей Марком — профессионалом в области всучивания новомодных штуковин.