На «Баунти» в Южные моря - Бенгт Даниельссон

Зайдя восточнее позиции, указанной Картере, Фолджер повел «Топаз» на запад вдоль нужной параллели, не подозревая, что его ожидает одно из самых сенсационных открытий в истории исследования Тихого океана.

В половине второго 5 февраля моряки увидели остров. Приближаясь, Фолджер внимательно присматривался к нему — никакого сомнения, тот самый Питкерн, который открыл Картере. Правда, он показался раньше, чем ожидалось, уже на сто тридцатом меридиане (по данным Картере, он должен был находиться на три градуса западнее), но вид его в точности отвечал описанию. Фолджер не сомневался, что после «Ласточки» его «Топаз» — первое судно у Питкерна.

На рассвете 6 февраля капитан велел спустить на воду две лодки; он хотел проверить, нет ли тюленей среди прибрежных скал. Матросы прилежно гребли, Фолджер рассматривал берег в бинокль. Внезапно он вздрогнул. Картере писал, что остров необитаем, — откуда же дым? Если на острове есть огонь, должны быть и люди. Кто это — полинезийцы? Или моряки, потерпевшие кораблекрушение?

Капитан еще не пришел в себя от изумления, когда от берега отчалила двойная пирога и через прибой вышла к ним навстречу. В пироге сидели три молодых парня. Подойдя достаточно близко, они окликнули прибывших. Окликнули по-английски!

Фолджер окончательно опешил: ведь он был уверен, что в пироге сидят «дикие» полинезийцы. Потом ответил, что он американец из Бостона. Тогда пирога подошла еще ближе, и один из парней сказал с недоумением:

— Ты американец, ты из Америки, а где Америка? В Ирландии?

В двух словах на такое не ответишь, и Фолджер решил сам задавать вопросы. Завязалась не совсем обычная беседа:

— А вы кто?

— Мы англичане.

— Где вы родились?

— Здесь, на этом острове.

— Какие же вы англичане, если родились на острове, который никогда не принадлежал Англии?

— Мы англичане, потому что наш отец был англичанином.

— А кто ваш отец?

— Алек.

— Что за Алек?

— Ты не знаешь Алека?

— Откуда мне знать Алека? — нетерпеливо воскликнул Фолджер.

— Ну, а капитана Блая с «Баунти» ты знаешь?

Позднее Фолджер рассказывал, что, когда прозвучал этот вопрос, «меня сразу осенило и душу обуяло удивление, недоумение, радость — словом, какое-то неописуемое чувство».

Парни, как могли, отвечали на град вопросов, которыми их засыпал капитан. Они объяснили, что Алек — единственный уцелевший из мятежников, все остальные умерли. Фолджеру не терпелось причалить к берегу и побольше разузнать о судьбе мятежников, но он не был уверен, что этот загадочный Алек обрадуется гостям. Капитан «Топаза» отлично понимал, что по строгим английским законам Алек — преступник, которому место на виселице. Понятно, он отнесется недоверчиво к чужакам. Наверно, сидит сейчас и волнуется, ждет, что расскажут ему эти ребята про свою встречу с незваными гостями.

Однако Фолджер вовсе не собирался выступать уполномоченным английского правосудия, хотя бы весь остров кишел кровожадными мятежниками, и он попросил парней передать Алеку, что капитан «Топаза» хотел бы встретиться с ним и выделить из корабельных запасов что тому может понадобиться. Пирога вернулась к берегу и через некоторое время опять вышла. Правда, Алека в ней не было, но парни передали, что он охотно примет капитана Фолджера.

В свою очередь Фолджер тоже проявлял осторожность: в ответ на приглашение он попросил еще раз заверить Алека, что у него только мирные намерения.

Трудно сказать, кто больше боялся — Алек или капитан Фолджер. Оба опасались какой-нибудь каверзы, потому-то в эти солнечные утренние часы и развернулся столь комичный поединок: кто кого перетянет. Впрочем, беднягам, которым приходилось гонять пирогу взад-вперед, вряд ли было весело.

Лодка подошла в третий раз, по-прежнему без Алека, и Фолджеру объяснили, что его не отпускают женщины, беспокоятся, как бы с ним чего не случилось. Одновременно парни заверили, что Фолджер может смело подходить к берегу, все с нетерпением ждут гостей и готовы угостить их всем, чем богат остров.

Фолджер слишком долго не ступал на сушу, чтобы устоять против такого соблазна. И он решился наконец последовать за пирогой.

Так восемнадцать лот спустя было открыто убежище мятежников с «Баунти».

На берегу Фолджера сердечно встретила целая толпа женщин и детей. Алек оказался бывшим матросом Александером Смитом; ему было уже около пятидесяти лет. Население маленькой колонии, которую он возглавлял, составляло тридцать пять человек. Смит и восемь таитянок представляли старшее поколение. Прочие двадцать шесть были либо дети, либо юноши и девушки не старше восемнадцати-девятнадцати лет; из них юная таитянка совсем крошкой проделала на «Баунти» путь от Таити до Питкерна; все остальные родились на Питкерне и носили фамилии мятежников.

Итак, из двадцати семи взрослых (девять мятежников, двенадцать таитянок и шесть полинезийцев с Таити, Раиатеа и Тупуаи), которые ступили на берег Питкерна в январе 1790 года, Фолджер застал живыми только девятерых: Смита и восемь женщин. Куда девались другие? Какие мрачные тайны хранил остров?

Фолджер провел на острове всего пять-шесть часов и, конечно же, всячески старался побольше выведать у Смита о мятеже и судьбе бунтовщиков. Но и Смиту не терпелось узнать, что произошло на свете после того, как «Баунти» в декабре 1787 года покинул Англию. Фолджеру было что рассказать, и начал он, естественно, с повести о чудесном спасении Блая, о походе «Пандоры» и о суде над теми, кого поймал капитан Эдвардс. Кроме того, последнее двадцатилетие было одним из самых бурных в мировой истории, и Смит, понятно, ничего не знал ни о Французской революции, ни о Наполеоне, ни о Нельсоне. Можно только гадать, кто из двоих говорил больше; скорее всего они рассказывали наперебой и бомбардировали друг друга вопросами, поспевая отвечать лишь на малую часть. Смит, как истинный английский моряк, пришел в восторг, узнав о замечательных победах флота Англии; когда же Фолджер сообщил о Трафальгаре и других знаменитых сражениях, Алек вскочил на ноги, трижды взмахнул шляпой, потом швырнул ее оземь и закричал: «Да здравствует старая Англия!»

Фолджера на Питкерне окружили вниманием, и он был очень сыт и доволен, когда около четырех часов возвратился на свою потрепанную посудину, везя с собой множество даров — не только поросят, кокосовые орехи и фрукты, но и два сувенира с «Баунти»: компас и превосходный хронометр. (Этот хронометр, вполне заслуживающий названия редкости, можно увидеть в одном из музеев Англии). Конечно, Фолджер подарил питкернцам все, что можно было из запасов «Топаза»; особенно кстати пришлась одежда.