На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга Владимировна

– Не дури... еще чего – на коленях... ни к чему мне эти балетные жесты... К рассвету, говоришь? – Дик глянул на солнце. – Если грифон очнется – очень будет слаб?

– Не только пойдет, но, может быть, и на крыло встанет. – заверил его Райсул.

– Иди, – решил Бенц, чувствуя себя предателем. – До рассвета подожду. А потом, с грифоном или без...

Он на миг прервался, представив себе, как они с Фантариной топают по иллийским дорогам с грифоном на поводке. Но закончил:

– А потом мы с Фантариной догоним тебя.

– С Фантариной? – вмешалась в разговор женщина, до этого сидевшая молча. – Я тут задерживаться не согласна! Впереди Иллия, позади Халфат – чего я на границе застряну? Я погони боюсь!

Бенц и не подумал прятать ехидную ухмылку. Погони она боится, как же! Сказала бы уж прямо: без Райсула не останется!

– Я быстро пойду, ты меня задержишь, – без уверенности сказал халфатиец.

– Задержу? Я?

Фантарина была насквозь права, и мужчины это понимали. До сих пор она не была обузой в тяжелом пути через горы.

Капитан полез в мешок. Достал кошелек, отсыпал немного меди, увязал себе в конец широкого пояса. Кошелек передал Райсулу:

– В Аква-Бассо продайте осла, добавьте деньги к этим и купите лошадей.

– Капитан, если грифон умрет, тебе тоже нужна будет лошадь...

– Украду. И мы еще поглядим, кто быстрее доберемся до цели!

* * *

В эту ночь Дик не спал... ну, почти не спал. Порой ненадолго усталость и переживания брали свое, глаза слипались, и Дик ненадолго засыпал, прижимаясь к шее грифона. Потом вскидывался, глядел на пляшущее в водопаде лунное серебро, с тоской вслушивался в крики ночных птиц, бормотал Раскату в ухо что-то нежное.

Утро лишило его последней надежды.

Дик сидел на берегу, положив себе на колени голову Раската. Большая голова на коленях не уместилась, клюв уткнулся в камни. На глаз время от времени опускалась тонкая пленка века – и вновь уплывала. Это было единственным признаком жизни в теле грифона, еще недавно таком крепком и сильном.

Дик не поймал, не заметил момент, когда пленка окончательно опустилась на глаз. Но почувствовал, как по большому телу зверя прошла медленная, тягучая судорога – и оно застыло.

Всё? Неужели – конец?

Стиснув зубы, Дик поднялся на ноги.

Пора идти, он и так зря потратил ночь...

И вдруг невыносимой стала мысль о том, что мертвого Раската будут рвать лисы и волки.

Стиснув зубы, Дик оглянулся, нашел взглядом расщелину в скале и потянул к ней грифона. Жесткие передние лапы оставляли на траве полосы от когтей.

Это была тяжелая ноша, но отчаяние придало молодому небоходу силы. Он затащил Раската в расщелину, сломал два крепких сука, вбил их в землю у входа и заплел зелеными ветками.

Но задержит ли эта наивная стенка лесных хищников?

Дик вспомнил, что ему рассказывали про охоту на волков – с флажками. Зверье боится человечьего запаха...

Парень достал из дорожного мешка ношеный шейный платок, разорвал на полосы, вплел их в ветки.

– Глупо, да, – сказал он севшим голосом. – Было бы у меня время – я бы тебе, Раскат, могилу вырыл...

И тут случилось то, чего Дик от себя не ожидал. Он сел на замшелый валун и разрыдался.

Будь тут Райсул и Фантарина, Дик сдержал бы чувства. Но лишь кривые сосны у водопада видели слезы небохода. Он оплакивал и крылатого друга, и себя, оставшегося без Раската, и детскую мечту о легком, сказочном полете – мечту, сбывшуюся так ненадолго...

Наконец он вскочил и, не вытирая мокрого от слез лица, быстро зашагал сквозь редкий подлесок вниз по склону – в сторону дороги.

Туда, где ждали его леташи с «Миранды».

3

О, вечно восхваляемый трактир.

О, запах пива, пар, плывущий тихо

Из широко распахнутых дверей,

У твоего заветного порога

Перекрестились все пути земные.

(Э. Багрицкий)

Трактир «Мартовский кот» стоял на берегу залива. Трактирщик не мог нарадоваться на удобное место, выбранное для заведения: тут и порт под боком, и проезжая дорога, а что с берега несет рыбьей чешуей и гнилыми водорослями, так от этого славного, здорового запаха еще никто не помер.

Дядюшка Фрико, владелец «Мартовского кота», прекрасно понимал, что и для жителей Аква-Бассо, и для проезжих, что заходят в его заведение, он не только поилец-кормилец, но и главнейший рассказчик окрестных – и не только окрестных – слухов. Гости любят, собравшись за кружками пива, обсудить не только очередную драку рыбаков со стражниками или шашни аптекарши с писцом из ратуши, но и здоровье его величества Анзельмо, и происки соседей-виктийцев (дикарей, негодяев и налетчиков), и свару альбинских наследников престола – там, за Лазурным морем.

Под эти разговоры и пиво лучше пилось, и гордость тешила душу: вот мы какие, не пьянчуги-забулдыги, а сошлись потолковать о серьезных вопросах!

Поэтому дядюшка Фрико и не удивился, когда к его стойке подошел молодой путник и спросил, не слышно ли чего из Фиаметтии.

Быстро, профессионально Фрико оценил гостя. Слуги при нем нет, одежда в пути поистрепалась, а что шпага на боку, так ведь времена сейчас такие – кто хочет, тот шпагу и носит. Однако была в путнике уверенность в себе, твердый взгляд, речь без подобострастия. И потому трактирщик на пробу назвал его не «сударь», а «ваша милость»:

– Кое-какие слухи, ваша милость, из тех краев до нас дошли. Я бы с вами в охотку поболтал, да только надо спуститься ненадолго в погреб. Не будет ли пока вашей милости угодно вина или пива?

(Потому как слухи гостям, конечно, полагаются, но не бесплатно, а только в придачу к выпивке-закуске.)

«Вашу милость» незнакомец принял как должное. Сказал снисходительно:

– Пива и тарелку жареной рыбы. Как вернешься – присаживайся, потолкуем.

Встряхнулся сидящий на полу у стойки горбатый сказитель Загогулина. Похлопал осоловевшими глазами, проворно переместился к столу, за которым разместился путник со своей жареной рыбой. Уселся так же, на полу, у ног путника. Завел привычно:

– А не угодно ли послушать про стародавние времена, когда правил в Иллии добрый властитель Танкредо. Был тогда славный город Аква-Бассо под властью мудрого наместника, сеора Манфредо диль Уровекко. И была у сеора Манфредо юная дочь, сеорета Джаннина. Была сеорета девицею скромной, но краса ее даже из-под шелковой вуали сияла, как звезда. И дошел слух об этой несравненной красоте до злобных и беззаконных виктийцев...

* * *

Бенц слушал рассказ вполслуха, уплетая рыбу и бросая взгляды на немногочисленных посетителей таверны. Трое бродяг играли за соседним столом в карты, Двое рыбаков у дальней стены вели неспешную беседу за пивом. Какой-то путник-одиночка задремал в углу, надвинув шляпу на глаза от света. Все было тихо-мирно.

Сказитель продолжал рассказ, хотя Дик не поощрил его ни полушкой.

Хозяин вернулся как раз тогда, когда разбойный конунг Хафтор ворвался в Аква-Бассо, дабы завладеть прекрасной и непорочной сеоретой Джанниной. Трактирщик бухнул на стол кувшин, сел рядом с Диком и небрежно бросил сказителю:

– Загогулина, заткнись!

Горбун даже голову в его сторону не повернул. Продолжил так же монотонно:

– Благородная сеорета Джаннина со служанками и слугами замкнулась в сторожевой башне и не преклонила слух к речам распаленных виктийских хищников..

Больше трактирщик на сказителя внимания не обращал. Поинтересовался у Дика, не снизойдет ли тот до стаканчика доброго винца из Белледжори. Дик мысленно пересчитал оставшуюся у него мелочь – и до стаканчика снизошел, понимая, что это плата за беседу с хозяином.

А беседа оказалась и впрямь интересной. Оказывается, вчера вечером в Аква-Бассо возвратился здешний торговец рыбой. Рыбник, по его словам, в чужих краях насмотрелся и наслушался занятного. Но толком не поговорил: спешил домой, а в «Мартовского кота» завернул мимоходом, горло промочить. Про Фиаметтию – да, заходил разговор...