На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга Владимировна

– Я... я хочу сказать... – промолвила Беатриса. – Там, в таверне, был человек... Мне показалось, что это Дик Бенц.

Серебряная фляга дрогнула в руке принцессы, накренилась, несколько капель вылилось на темное дорожное платье ее высочества.

– Почему ты сразу не сказала мне об этом? Там, у трактира? – Голос принцессы был резок, как ледяной ветер.

– Я... не была уверена.

Беатриса лгала. Она опасалась, что Энния в ярости не сдержится и прикажет охранникам, сопровождавшим карету верхом, схватить Бенца. Вышла бы безобразная драка – и прощай тайна, прощай пребывание в городе инкогнито.

Принцесса, чуть поразмыслив, пришла к такому же выводу. Она закрыла флягу колпачком и передала ее фрейлине.

– Ничего. Буду беседовать с бургомистром – скажу ему, что по городу ходит государственный преступник.

Беатриса закрыла глаза, откинулась на подушки и вспомнила вечер в обители Антары Лесной, когда провожала Дика Бенца из комнаты Эннии после свидания. Их кто-то спугнул, они спрятались в темной нише, чтобы не быть замеченными...

«Если бы ты меня тогда поцеловал, – злопамятно подумала Беатриса, – я бы сейчас ни слова не сказала Эннии про тебя!»

4

Тянет мачтой на судно

Даже сгнившую жердь...

(А. Баль )

Бенц лениво и счастливо брел по берегу залива. Куда теперь спешить? Можно найти какой-нибудь купеческий обоз, идущий в сторону Фиаметтии, чтобы идти пешком. А можно и впрямь украсть лошадь – только с умом, чтоб не поймали и не побили.

Уколола душу мысль о брошенном грифоне. Знал бы, что с «Мирандой» все в порядке, выкопал бы Раскату могилу, или завалил бы труп камнями...

Может быть, это воспоминание пробило бы броню легкомыслия Бенца. Но открывшееся за углом какого-то склада зрелище выбило из головы все мысли, заставило остановиться и разинуть рот.

На берегу лежал... лежало нечто. Сначала Дику показалось, что это куча мусора. Потом, оставаясь кучей мусора, оно приобрело очертания летучего корабля.

Дик сдвинул на макушку шляпу. Да чтоб его демоны живьем сожрали, если это не гафельная шхуна – такая же, как «Миранда», только поменьше.

Возможно, этот кошмар и был когда-то шхуной – но она разбита в такой хлам, что только на дрова. Однако эту безнадежную покойницу кто-то пытался восстановить. используя все, что подвернулось под руку.

Дик подошел ближе. Ну да, сбитый фальшборт надстроен трухлявыми досками – хороший хозяин не станет такими огораживать морковные грядки. А вот эта пробоина чуть выше ватерлинии... нет-нет, ничего Дику не мерещится! Она действительно заштопана большим куском кожи!

Словно сама свалка приползла на берег и сделала вид, что собирается взлететь!

Подойдя вплотную к нелепому сооружению, Дик понял, что кожа для пластыря аккуратно сшита из голенищ старых сапог, а швы тщательно промазаны смолой. Правое крыло отсутствовало, но левое, судя по крену на левый борт, было распахнуто.

– Интересуетесь, сударь? – хихикнул кто-то за спиной у Бенца.

– Интересуюсь. – Дик обернулся к упитанному горожанину, одетому прилично и не бедно. – Что это за чудо кораблестроительной мысли? – Он вернулся взглядом к «шхуне».

Человечек снова хихикнул:

– А это, извольте видеть, вроде как здешняя достопримечательность. Не первый год как воздвигается. Иногда приезжих водим показать. Очень изволят смеяться.

– И кто же это... воздвигает?

– Фамилию не упомню. Все его зовут Капитан Роландо, хотя никакой он не капитан. Сумасшедший, конечно.

Дик медленно кивнул. Он как раз пытался понять, из чего сделан короткий и тонкий бом-утлегарь – и теперь онемел, признав в нем рукоять лопаты. Или граблей.

– А ведь был, говорят, уважаемым человеком, – продолжал горожанин. – Служил в военном флоте погонщиком. Попал под военный суд за то, что отказался выполнить приказ капитана. Не знаю, что уж тот велел... вроде собирался налететь на толпу мирных беженцев... не знаю точно, а только было это аккурат после того, как наш король с виктийским конунгом подписали перемирие. А капитан, изволите видеть, не навоевался. Его, капитана, разжаловали потом. И правильно, нечего идти против королевской воли. А вот насчет погонщика военный суд призадумался. С одной стороны, неподчинение капитану. За это вешают. С другой стороны, подчинение воле короля. Не дал сорвать перемирие. Казус! – Человечек с важным видом поднял указательный палец. – Рассудили и решили: не вешать, но из военного флота в шею выставить. А на грузовые корабли его не брали. Кому нужен погонщик, который капитана не слушает? Да и не молод уже... Вот он в уме и повредился – без неба...

– Понимаю, – тихо сказал Дик Бенц.

– Он безобидный, сударь, вы не думайте... С утра ходит по дворам: где дров наколет, где починит что – руки у него правильные. Ест рыбу, какую наловит, да летом травки разные. А дадут за работу монетку-другую – он их тратит вот на это безобразие. Я, говорит, теперь сам себе капитан. И живет в этой шлюпке, внутри, даже зимой...

– Не шлюпка, настоящая шхуна, – оценил Бенц масштаб строительства. – Такую один лескат не потянет, пара нужна.

– А у него и одного нет. Кое у кого из здешних рыбаков имеются старые лескаты, списанные по возрасту с кораблей. Хозяева на этих доходягах развозят рыбу по деревням. Так они за своим летучим добром присматривают в оба. На всякий случай.

Разговорчивый горожанин учтиво кивнул, прощаясь, и поспешил по своим делам. А Дик встрепенулся, услышав, как за шхуной, с левого борта, кто-то насвистывает «Портовую девчонку».

Бенц обошел шхуну и увидел невысокого, крепко сбитого седого человека. На нем была сине-белая рубаха леташа, такая застиранная и выцветшая, что синие полосы едва отличались от белых (вернее, голубые от серых). Человек был бос, драные штаны закатаны до колен. В руках он держал маленькое ведерко с краской и кисть, которой только что закончил выводить на борту надпись: «Краса помойки».

Заметив Бенца, человек улыбнулся ему, словно старому знакомому, и приветливо сказал:

– Вот, краску добыл. Нельзя же судну без названия! Еще бы придумать, из чего сделать правое крыло.

Бенц посмотрел на распахнутое левое крыло (которое явно было сколочено из того, что выбросило на берег море). Перевел взгляд на круглое, сияющее улыбкой лицо Капитана Роландо. И сказал без насмешки:

– Так было бы название, а крылья уж как-нибудь...

Старик перестал улыбаться. Темные глаза твердо встретили взгляд Бенца.

– Небоход?

– Небоход, – кивнул Бенц. Сейчас он жалел, что капитанский шнур лежит у него на дне дорожного мешка.

– Значит, понимаете... Я почти закончил шхуну. Вот только правое крыло... И такелаж не весь натянут. Что-то спину прихватило. Должно быть, потянул, когда грот-мачту раскреплял.

– В одиночку? – охнул Бенц. И тут же понял, что ляпнул глупость. Да, этот старый человек в одиночку ворочал жуткое бревно, которое выдает себя за грот-мачту. И никто ему не помогал. Дураков нету.

– В одиночку, – снова улыбнулся Капитан Роландо. – Вантами и штагами раскрепил, но не до конца. Не рухнула бы мачта, пока у меня спину отпустит...

И тут Дик почувствовал, что понимает старика как самого себя. До глубины души.

Что бы сделал он, Дик Бенц, если бы потерял «Миранду»? Уж точно не спился бы с горя. Всю жизнь положил бы на то, чтобы вернуться в небо.

А разве Капитан Роландо делает что-то другое?

Да, его «шхуна» никогда не взлетит. Ну и что?

– Капитан, – с учтивым поклоном сказал Дик, – позвольте вам помочь. Как леташ леташу. Раскреплю я вам до конца эту демонскую грот-мачту, чтоб стояла и не падала!

Улыбка исчезла с лица старого небохода.

– Вот как, сударь? Добрые горожане смеются надо мною. Однажды пьяная компания пыталась сжечь «Красу помойки», пришлось драться с ними. Те, что добрее, дают мне еду, некоторые – даже монеты. Но за все эти годы никто – никто! – не предложил помощи в постройке шхуны. Да вознаградит вас за это Эссея Легкокрылая!