Замкнутое пространство (сборник) - Алексей Смирнов

— Хоть воротник подними, — посоветовал Захария Фролыч.

Та потянула ворот одежды, тип которой можно было определить как промежуточный.

— Меня достало! Во что ты влез? Чего они от тебя хотят?

— Не знаю, — сказал Будтов. — Минус Третий сказал, что за мной охотятся.

— Кто сказал? — не поняла Даша.

— Топорище. Он назвал себя Минус Третьим.

— Еще один агент, — хмыкнула Даша, делая ударение на «а». — Кому ты такой нужен?

— Говорю же — не знаю! Я сначала думал, что где-то ошиблись, но земеля твердил, что нет, меня ловят. Может, и лучше, чтоб побыстрее поймали? Увидят сразу, что взять с меня нечего, и отпустят.

Но, говоря так, Захария Фролыч сам себе не верил. Тот, кто хочет в чем-то разобраться или что-то получить, в первую голову ловит, а потом уж стреляет, по обстоятельствам. А не наоборот.

В тяжелую голову Даши лезли глупые, опасные мысли.

— Может, тебе ментам сдаться? Может, тебе ничего и не будет. Разберутся, а то и защитят…

В ответ на это Будтов сделал чудовищный жест: достал из кармана пленительную бутылку и угрожающе замахнулся, показывая, что вот-вот шваркнет ее о камень. Он даже сам испугался своего поступка, но Даша Капюшонова струсила еще сильнее. Она взвизгнула и повисла на рукаве Захарии Фролыча.

— Ты что? Я пошутила! Какой ты, оказывается, строгий…

Бормоча ругательства, Будтов сунул бутылку на место. Он чувствовал, что быстро трезвеет, и это его даже устраивало — впервые за долгие, неотличимые друг от друга годы. Не глядя на Дашу, он тронулся было дальше, но вдруг остановился.

— Черт, — он мотнул головой. — Они же не знают, где.

— Чего? — подсунулась Даша. Страшный жест вызвал в ней некоторое раболепие.

— Наши не знают точного адреса, — мрачно объяснил Будтов. — Я успел назвать Минус Третьему только улицу. Значит, никакой страховки.

— А наши — это которые? — спросила его спутница.

Этого Будтов не знал. Однако ему почему-то было легче думать специальными понятиями и рассуждать о «наших», «радикалах» и "минус третьем" запросто, как о чем-то обычном.

— Ну, рискнем, — вздохнул он, взял Дашу под руку — что тоже явилось для нее волшебной неожиданностью — и вывел из подворотни.

По проспекту проезжали редкие машины, прохожих было мало. Захария Фролыч втянул голову в плечи, но зря, никто не обращал внимания на выморочных существ с помойки, какими они, безусловно, виделись равнодушному зрителю. Будтов внимательно всматривался в автомобили, выделяя среди них те, что ехали медленно и, значит, могли предаваться сыску. Но по битой, ухабистой дороге медленно ехали все.

Захария Фролыч подтолкнул Дашу, предлагая ей поторопиться. Та послушно заковыляла по тротуару, держась стеночки. Будтов прикинул и решил, что за час они как-нибудь доберутся.

— Давай подъедем на чем-нибудь, — буркнула Даша, глядя себе под ноги.

Будтов колебался.

— Нет, — сказал он наконец. — Не будем лишний раз светиться. Сдадут в ментуру запросто…

И очень быстро понял, что тревожился зря: в его обычном, пешем состоянии возможность загреметь в милицию была ничуть не ниже.

…Милицейский газик тормознул, и Будтов, глядя на него, вспомнил немецкие душегубки из фильмов про войну.

— Т-твари, — прошипела Даша сквозь редкие зубы.

Дверца распахнулась; на землю, загодя улыбаясь, спрыгнул сержант с откровенно сволочной ряшкой.

— Прошу! — он изогнулся и шутовски показал на газик.

— Начальник, отпусти нас, — взмолилась Даша, прощаясь с бутылкой. В мгновение ока она возненавидела автомобильный транспорт, внутренние дела, их министра, рядовых служителей и Будтова — за то, что так и не позволил выпить.

— Обязательно, — закивал сержант, приближаясь.

— Хочешь, полюблю? — предложила Даша, одновременно прикрываясь от затрещины.

— Нас много! — весело предупредил сержант. — Перессоримся!

Он зашел газику в тыл, нажал на ручку.

— А ну, заползайте, крысы!

Захария Фролыч, кряхтя, подтянулся и скрылся внутри. Даша затянула лихую песню, выражая таким образом законный протест вольного человека. Из газика высунулись руки, схватили Дашу за одежду и вдернули в салон.

Будтов, присев на грязную лавочку, озадаченно уставился на двух вполне приличных моложавых мужчин в свежих костюмах. Мужчины сидели напротив, улыбались, и лица у них были добрые.

— Здравствуйте, Спящий, — приветствовал Будтова один из них. — Я Минус Второй, а это — Минус Первый, — он указал на напарника. — Извините, что обошлись с вами грубо, но все должно было быть естественно, правдоподобно.

— Да, извините, — подал голос снаружи сержант, запирая дверь.

— Мы едва вас не упустили, — облегченно вздохнул Минус Первый. — Но сегодня удачный день.

— Можно, я выпью чуток? — спросил Захария Фролыч. Ему вдруг стало совершенно безразлично дальнейшее. Главное, что теперь он себе не хозяин. И к черту выдержку и бдительность, они ему больше не нужны.

— Пейте, — разрешил Минус Второй. — Но учтите, что удовольствие, которое вы при этом испытаете, будет недолгим.

Газик снялся с места, покатил. Водитель включил сирену.

— Почему? — спросил Захария Фролыч.

— Потому что мы едем лечиться. Сейчас вас положат под капельницу, промоют желудок, очистят кровь. Вылижут каждую вашу клеточку. Мы не можем допустить, чтобы вы оставались в вашем прежнем состоянии и вели привычный образ жизни.

Захария Фролыч повторил вопрос.

— Потому, — ответил Минус Первый, — что вы — один. Вы — Спящий. И, если взглянуть на ситуацию с учетом этого фактора, то она представляется абсолютно недопустимой. Вас долго искали, Спящий. Бог знает, сколько мы вынесли, но теперь все позади. Теперь мы будем вас холить и лелеять, Будтов. Фигурально выражаясь, посадим вас под стеклянный колпак, включим кондиционеры, будем кормить высококалорийной пищей. Позднее, когда вы полностью оздоровитесь, вам приведут подругу. Линия, Захария Фролыч, никак не должна прерываться.

— Линия Спящих, — уточнил Минус Второй.

— Иначе — всему конец, — подхватил напарник.

Задать вопрос в третий раз Будтову не позволила Даша. Она опять закашлялась, потом упала на колени и сунула в горло два пальца. Общее внимание переключилось на нее, и Захария Фролыч, откинувшись, принялся смотреть в зарешеченное окно.

Глава 8

Быстрой езды не получилось: газик угодил в пробку. Он выехал на набережную и вознамерился сделать левый поворот, однако не тут-то было. Струя счастливых машин, летевших мимо, начала густеть, пока не застыла окончательно. Свернуть не удавалось, мешала придурковатая аварийка. Она беспомощно крутила сиреневыми рожками, но выехать не могла. И газик, возбужденно вращавший мигалку, оставался беспомощным, хотя с виду он был милицией.

Пальцы в рот не помогли, желудок был пуст, и Даша Капюшонова, откашлявшись, сразу попросила закурить. Организм требовал внешних воздействий — немедленно и неважно, каких.

А Захария Фролыч успокоился. Выпить дали — значит, не менты. Опять же и речь Минус Первого произвела на него отрадное впечатление.

— Слава богу, — сказал он с облегчением. — Накладочка вышла, перепутали у вас наверху. Понятия не имею, о чем вы толкуете. Никакой я не спящий.

Минус Первый загадочно улыбнулся.

— Напрасно спорите, — возразил он доброжелательно. — Вы все узнаете и во все поверите, другого выхода у вас просто нет. Никакой, как вы выразились, накладочки. Вся ваша родословная тут, — он похлопал себя по пиджаку. — От Адама. По причине вашего с папочкой пьянства и неизбежного сумбура, который был вызван этим пороком, в списке не хватало лишь вас двоих. Мы вас потеряли, но теперь все будет в порядке. За папочку спасибо Минус Третьему, да не попущено вам будет о нем позабыть.

Газик урчал; Минус Второй, покуда его товарищ витийствовал, обеспокоенно поглядывал в окно. Судя по всему, он опасался преследования.

— Оставьте батю в покое, — попросил помрачневший Будтов, видя, что многое сходится. — Он уже на ладан дышит, дайте человеку тихо помереть.

— Ваш батюшка нуждается в охране, — строго сказал Минус Первый. — Ваша привязанность к нему может сделаться разменной картой в дьявольской игре. Сам же по себе он представляет для нас исключительно историческую ценность.

Он порылся за пазухой и вынул маленькую книжку, похожую на записную.

— Взгляните, вам будет интересно.

Захария Фролыч недоверчиво взял и увидел на обложке изображение Иисуса Христа. Спаситель был классический, каким Его писали на иконах — за исключением одной детали. Скрещенные пальцы правой руки были плотно прижаты к губам: Господь как будто повелевал миру ходить на цыпочках, чтобы не разбудить кого-то, кого на рисунке не было.