Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света - Ярослав Зуев

Жизнь Максимилиана обыкновенно делят надвое, тридцать один год, не имеющий значения, — и пять лет, значимость которых очевидна всем. Это напоминает жизнь Христа, в которой за безвестностью частной жизни следуют и служение, и муки, и смерть на потеху толпе.

Вы осмеливаетесь обвинять меня в намерении угождать народу и вводить его в заблуждение? Да как бы я мог это сделать? Я не льстец, не повелитель, не трибун, не защитник народа: я — сам народ.

Совершенно несправедливо было бы перейти к эпохе, наставшей после того, как голова Максимилиана Робеспьера скатилась с помоста, а к власти пришли заговорщики-термидорианцы, главным девизом которых было «Воруй, пока харя не треснет», не упомянув Культ Верховного Существа. Ведь Робеспьер сделал все от него зависящее, чтобы это культ восторжествовал, а его могильщики, соответственно, чтобы его поскорей забыли. Отчего, спрашивается? И что это вообще за Существо такое было, Верховное? Уж не Демиург ли, часом, то есть Верховный Архитектор Вселенной по представлениям масонов? В таком случае зачем Робеспьер тогда казнил его почитателей-масонов направо и налево, пачками, а масонские ложи самым строжайшим образом запретил? Тут мнения у историков самые разные.

Обыкновенно пишут, что Культ Верховного Существа, раскручивавшийся революционными властями начиная с 1789 г. (когда он был включен в Декларацию прав человека и гражданина, бравшую Верховное Существо в свидетели, Робеспьер еще конвентом не заправлял), был некоей программой по ограничению влияния католицизма, остававшегося на то время религией большинства французов. И что Робеспьер тут ничего не выдумывал, культ этот вырос из мировоззренческих представлений Вольтера и других великих французских просветителей, исповедовавших деизм. То есть полагавших: Бог есть, при этом любая религия — опиум для народа, инструмент для промывания мозгов, в то время как разум и логика единственные средства, чтобы понять, чего Он от нас, грешников, хочет. По определению «Википедии» «рамки деизма невозможно точно определить, поскольку сама концепция не предполагает жестких канонов». Соответственно, и среди поклонников деизма обнаруживается множество самых разных, но примечательных личностей, от, скажем, мыслителя Жан-Жака Руссо до поводыря иллюминатов Адама Вейсгаупта, от Людвига ван Бетховена до Иеремии Бентама. Исповедовал деизм и Робеспьер, а как иначе, если он формировался как личность под влиянием идей Просвещения.

Говорят, будто Робеспьер лишь оседлал возникший задолго до него культ, чтобы использовать его в своих интересах. И вовсе не с тем, чтобы уничтожить католичество или превратить своих соотечественников в атеистов. Атеизм Неподкупный на дух не переносил, об этом целое море сведений, это ясно и из его речей. «Государству, — повторял Робеспьер, — важно, чтобы каждый гражданин имел религию, которая заставила бы его любить свои обязанности». Вот, собственно, и все. Католичество на подобную роль уже не годилось, запал вышел, причем давно, а обстановка была неимоверно тяжелой.

Республиканским армиям довелось сражаться сразу на нескольких фронтах, против Британии и ее континентальных союзников, Австрии, Пруссии, Нидерландов, Испании, и целой шайки мелких, но зловредных итальянских государств. Правительство Робеспьера не развязывало войн, они ему достались по наследству от жирондистов. Именно эта, воспевавшая импортный английский либерализм партия (и, соответственно, финансировавшаяся британскими спецслужбами) бредила экспортом революции в Европу (в континентальную Европу, конечно, не через Ламанш же обратно в Англию), Робеспьер тут был совершенно ни при чем. Зато ему довелось расхлебывать кашу. Помимо внешних фронтов, имелись и внутренние, и на них тоже было неспокойно, начиная с восстания в Вандее (финансировавшегося Форин офис) и целой серии мятежей по всей стране, организованных жирондистами на английские, опять же, деньги. Я уж не говорю о коррупции, попершей во Франции изо всех щелей и дыр, как только стало понятно: весь смысл революции, оказывается, состоял в перераспределении капиталов, от дворян и духовенства к новой «элите», всевозможным оборотистым дельцам. Совершенно понятно, что в подобных условиях Робеспьер остро нуждался в идеологической и духовной программе для, как бы это сказать, оздоровления нации. Ведь он намеревался вести ее к новым светлым рубежам. Вот и приспособил для этого Культ Верховного Существа, некий очищенный от многовековых наслоений лжи, цивилизованный и одновременно суровый вариант христианства с самим Робеспьером в качестве верховного жреца, проводника идей «гражданственности и республиканской морали».

Это опять понятно. Противостоя сразу множеству могущественных врагов, Робеспьер мог опираться исключительно на простой народ, больше ему было просто не на кого, с учетом проводившейся политики чисток, национализаций и конфискаций. В этих условиях, а еще, в силу своих персональных черт, главный «комитетчик», как бы это сказать, монополизировал право выступать от имени народа, формулировать его волю и защищать его интересы, мнимые они были, или нет. Соответственно, мнение Робеспьера становилось единственно правильным, а его враги автоматически — врагами народа. Ну а что прикажете делать с таковыми? Да на эшафот их, к чертям собачьим…

Соответственно, ему просто не оставалось ничего другого, как лично возглавить новый культ. Он это и сделал вполне официально.

9.5. Двери ада приоткрылись…

Ах, если бы вы только видели его зеленые глаза…

Я презираю прах, из которого состою и который говорит с вами. Его можно преследовать, его можно убить. Но я утверждаю, что никому не вырвать у меня той независимой жизни, что дана мне в веках и на небесах.

Двери ада приоткрылись, а перепуганное человечество сделало вид, будто ничего не заметило… Примерно такими словами известные французские исследователи оккультной составляющей национал-социализма Луи Повель и Жак Бержье описали короткую, но чрезвычайно насыщенную драматическими событиями эру пребывания немецких фашистов у власти. На завершающем этапе Французской революции тоже случилось нечто подобное. Помните грандиозные театрализованные шествия нацистов? Помните их поклонение модернизированным вариациям старых богов? Чем не торжества, организованные якобинцами 8 июня 1794 г., когда многотысячные толпы парижан и «гостей столицы» стали свидетелями потрясающего действа с участием Робеспьера и его ближайшего окружения, членов Комитета общественного спасения, руководителей Якобинского клуба и Конвента. По свидетельствам очевидцев, то было потрясающее зрелище, под стать языческим триумфам, которыми чествовали императоров в Древнем Риме. С алой античной колесницей, куда впрягли восемь быков с крытыми золотом рогами, чтобы везти трофеи, добытые Революцией у врагов, и членами Конвента, наряженными по этому случаю то ли патрициями, то ли турецкими пашами.

Во главе процессии, в роскошном голубом одеянии первосвященника или мага, шагал сам Робеспьер. Под гимны, посвященные Верховному Существу и специально написанные по такому случаю, многотысячная толпа прошествовала на Марсово поле, где заранее, по проекту знаменитого художника Давида,[367] ярого последователя якобинцев, была воздвигнута гипсовая гора. Поднявшись на нее, Максимилиан Робеспьер зажег факелом Священный огонь и затем толкнул речь, назвав Верховное Существо создателем Вселенной, высшим защитником справедливости и грозой тиранов. «Оно вселяет в душе торжествующего угнетателя страх и раскаяние, а в душе невинно угнетенного — спокойствие и гордость; оно заставляет справедливого человека ненавидеть злодея, а злодея — уважать справедливого человека», — вещал с горы руководитель Комитета. Затем восхищенный и потрясенный народ, слушавший Робеспьера в гробовом молчании, запел «Марсельезу».

Правда, есть и альтернативные описания церемонии, составленные уже в термидорианские времена, после того как якобинцев перерезали. Если при власти Робеспьера писали, будто народ при виде революционного диктатора ликовал, то впоследствии — что встречал дружными, хотя, по понятным причинам, глухими проклятиями. Что участникам церемонии обещали бесплатные булочки, но на всех, как всегда, не хватало. Что по дороге к Марсову полю прочие члены правительства отстали от своего лидера не из почтения, а потому как ненавидели его лютой ненавистью и с нетерпением ждали, когда же он, паршивец, поскользнется. «Если бы он обернулся, — писал спустя сорок лет Иосиф Файви,[368] — и посмотрел на следовавших за ним депутатов, то он увидел бы, что ярость, с которой те переносили свое унижение, заключает в себе смертный приговор. Верховное Существо ответило ему тем, что ослепило его, дабы он не мог заметить, что последнее усилие, сделанное им для занятия трона, приведет его только к той площади, где окончил свою жизнь Людовик XVI».