Певец во стане русских воинов - Василий Жуковский

Вам через лес удастся пройти безопасно. А этот

Патер уж знает меня; говорит он, что будто

Был я в лодке, когда он в воду упал; и, конечно,

Был я в лодке; я в эту лодку прянул волною,

Вырвал его из нее и на? берег вынес, чтоб свадьбу

Можно было сыграть вам». Ундина и рыцарь при этом

Слове взглянули на патера: шел он, как будто в глубокий

Сон погруженный, не слыша того, что вблизи говорилось,

«Вот и лесу конец, – сказала дяде Ундина, —

Помощь твоя теперь не нужна, оставь нас; простимся

С миром; исчезни». Струй рассердился; он сделал такую

Страшную харю и так глазами сверкнул, что Ундина

Громко вскрикнула; рыцарь выхватил меч и хотел им

В голову Струя ударить, но меч по волнам водопада

С свистом хлестнул, и в воде как будто шипящий

Хохот раздался; рыцаря обдало пеной холодной.

Патер, вдруг очнувшись, сказал: «Я предвидел, что это

С нами случится, лесной водопад был так близко; и все мне

Мнилось до сих пор, что он живой человек и как будто

С нами шепчет». И, подлинно, рыцарю на ухо внятно

Вот что шептал водопад: «Ты смелый рыцарь, ты бодрый

Рыцарь; я силен, могуч; я быстр и гремуч; не сердиты

Волны мои; но люби ты, как очи свои, молодую,

Рыцарь, жену, как живую люблю я волну…» – и волшебный

Шепот, как ропот волны, разлетевшейся в брызги, умолкнул.

Кончился лес, и вышли в поле они: там имперский

Город лежал перед ними в лучах заходящего солнца.

Глава X

О том, как они жили в имперском городе

В этом имперском городе все почитали погибшим

Нашего рыцаря, все сожалели о нем, а Бертальда

Боле других; она себя признавала причиной

Смерти его, и совесть терзала ей сердце, и милый

Рыцарев образ глубоко в него впечатлен был печалью.

Вдруг он явился живой и женатый, а с ним и свидетель

Брака его, отец Лаврентий; весь город нежданным

Чудом таким приведен был в волненье; прелесть Ундины

Всех поразила, и слух прошел, что в лесу из-под власти

Злого волшебника рыцарь избавил ее, что породы

Знатной она. Но на все вопросы людей любопытных

Рыцарь ответствовал глухо; патер же был на рассказы

Скуп, да и скоро в свой монастырь возвратился он; словом,

Мало-помалу толки утихли; одной лишь Бертальде

Было грустно: скорбя о погибшем, она поневоле

Сердцем привыкла к нему и его своим называла.

Скоро, однако, она одолела себя; от природы

Было в ней доброе сердце, но чувство глубокое долго

В нем не могло сохраняться, и здесь легкомыслие было

Верным лекарством. Ундину ласкала она, а Ундине,

Простосердечной, доброй Ундине, боле и боле

Нравилась милая, полная прелести сверстница. Часто

Ей говорила она: «Мы, верно, с тобою, Бертальда,

Как-нибудь были прежде знакомы, иль чудное что-то

Есть между нами; нельзя же, чтоб кто без причины, без сильной,

Тайной причины, мог так кому полюбиться, как ты мне

Вдруг полюбилася с первого взгляда». И в сердце Бертальды

Что-то подобное было, хотя его и смущала

Зависть порою. Как бы то ни было, скоро друг с другом

Стали они неразлучны, как сестры родные. Но рыцарь

Был готов уж в замок Рингштеттен, к истокам Дуная

Ехать, и день разлуки, может быть вечной разлуки,

Был недалек; Ундина грустила; и вот ей на мысли

Вдруг пришло, что Бертальду с собою в замок Рингштеттен

Могут они увезти, что на то герцогиня и герцог,

Верно, по просьбе ее согласятся. Однажды об этом

Рыцарь, Ундина, Бертальда втроем рассуждали. Был теплый

Летний вечер, и темною площадью города вместе

Шли они; синее небо глубоко сияло звездами;

В окнах домов сверкали огни; перед ними ходили

Черные тени гуляющих; шум разговоров, слиянье

Музыки, пенья, хохота, крика детей наполняли

Чудным каким-то говором воздух, и он напоен был

Весь благовонием лип, вокруг городского фонтана

Густо насаженных. Здесь, от шумной толпы в отдаленье,

Близ водоема стояли они, упиваясь прохладой

Брызжущих вод, их слушая шум и любуясь на влажный

Сноп фонтана, белевший сквозь сумрак, как веющий, легкий

Призрак; и их веселило, что так они в многолюдстве

Были одни, и все, что при свете казалось столь трудным,

Сладилось само собой без труда в тишине миротворной

Ночи; и было для них решено, что Бертальда поедет

В замок Рингштеттен. Но в ту минуту, когда назначали

День отъезда они, подошел к ним, как будто из мрака

Вдруг родившийся, длинный седой человек, поклонился

Чинно, потом кивнул головою Ундине и что-то

На ухо ей прошептал. Ундина, нахмуривши бровки,

В сторону с ним отошла, и тогда начался между ними

Шепот на странном каком-то, чужом языке; а Гульбранду

В мысли пришло, что он с незнакомцем где-то встречался;

Тщетно Бертальда его осыпала вопросами; рыцарь

Был как в чаду и все с беспокойством смотрел на Ундину.

Вдруг Ундина, захлопавши с радостным криком в ладоши,

Кинулась прочь, и блаженством глазки сверкали; с досадой

Сморщивши лоб и седой покачав головой, незнакомец

Влез в водоем, где вмиг и пропал. Тут решилось сомненье

Рыцаря. «Что, Ундина, с тобою смотритель фонтанов

Здесь говорил?» – спросила Бертальда. С таинственным видом

Ей головкой кивнула Ундина. «В твои именины,

Послезавтра, ты это узнаешь, Бертальда, мой милый,

Милый друг; я тебя и твоих приглашаю на этот

Праздник к себе». Другого ответа не было. Скоро

После того они проводили Бертальду и с нею простились.

«Струй?» – спросил с содроганьем невольным рыцарь Ундину,

С ней оставшись один в темноте перед герцогским домом.

«Он, – отвечала Ундина, – премножество всякого вздора

Мне насказал; но между прочим открыл и такую

Нехотя тайну, что я себя не помню от счастья.

Если велишь мне все рассказать сию же минуту,

Я исполню приказ твой; но, милый, Ундине большая

Радость была бы, когда б ей теперь промолчать ты позволил».

Рыцарь охотно на все согласился, и можно ли было

В чем отказать Ундине, столь мило просящей? И сладко

Было ей в ту ночь засылать; она, забываясь

Сном, потихоньку сама про себя с улыбкой шептала:

«Ах, Бертальда! как будет рада! какое нам счастье!»