Академик Ландау; Как мы жили - Кора Ландау-Дробанцева

— Коруша, ты не права. Фашизм это международное зло. Это касается всех.

Глава 32

Уже после войны в 1955 году вышла книга Лауры Ферми "Атомы у нас дома". Книга хорошая, интересная. Лауре Ферми очень повезло: она писала книгу о живом муже!

Очень интересные факты, но многое из того, что написано в этой книге, нам рассказывал еще сам Нильс Бор. О самом Нильсе Боре написано замечательно, красочно и очень правдиво. Кое-что я процитирую.

(Эти цитаты, занимающие всю главу, здесь опущены)

Глава 33

Физический факультет Московского государственного университета ежегодно в начале мая устраивает карнавальный праздник "День Архимеда". Дау всегда был почетным гостем таких торжеств. К физфаку университета собиралось все московское студенчество. Приезд Нильса Бора в мае 1961 года совпал с этой датой. Дау условился с Бором, что он со своей семьей приедет к нам, а от нас мы все вместе поедем на "День Архимеда" в МГУ.

Начинался праздник на крыльце физфака. Обширное крыльцо в виде сцены, на котором появлялись Архимед, Ньютон, Фарадей и другие. Их костюмы соответствовали тем эпохам, в которые они жили. Все было театрализовано. Сценаристами, режиссерами и артистами были студенты-физики. Все было злободневно, остроумно и очень интересно.

Заканчивался праздник в обширном конференц-зале главного корпуса МГУ. Физики всегда сами сочиняли пьесу и всегда это был неповторимый шедевр остроумия. Попасть туда было непросто: ведь все московское студенчество не вместит никакой конференц-зал.

Когда на крыльце физфака появилась высокая стройная фигура Ландау, студенты закричали от восторга, а когда Дау в микрофон объявил, что в этом году на праздновании "Дня Архимеда" присутствует сам Нильс Бор, произошло что-то невероятное: море студенческой молодежи закипело, взволновалось, взревело и пошло на физфак. Высокими валами волн. Оглушительная овация сопровождалась трубным гласом: "Бор — Ландау! Бор — Ландау! Бор — Ландау!".

Мы поняли, что не сможем пробиться в конференц-зал. Стихийно к крыльцу физфака стали пробиваться студенты-атлеты. Они образовали живое кольцо. В этом кольце шли с женами Нильс Бор и Ландау. Даже такое путешествие было небезопасно. Когда студент-атлет выдыхался, его заменял другой. Цепь студентов ликовала. Они близко видели Нильса Бора.

Я невольно произнесла: "Что делает знаменитое имя Нильса Бора!". И один богатырь из цепи произнес: "Знаменитость? Нет, что вы. Знаменитость — это Ландау, а Нильс Бор — это же просто живая легенда". Эти слова молодого богатыря, его прекрасное лицо, его голос, произнесший такие слова, запомнились на всю жизнь. Не знала я, что это была вершина моего земного счастья! Это был май 1961 года. Нас совершенно невредимыми доставили в конференц-зал. Усадили в первом ряду.

Овации, овации, овации…

Я часто слышала, что Дау в науке легко мог заглядывать в будущее. Как-то, когда мы были с Дау на даче у Петра Леонидовича Капицы на Николиной горе, Петр Леонидович, обращаясь к Дау, сказал: "Дау, вы обладаете ценными качествами. Вы знаете, какой темой надо заниматься, а из какой ничего не получится. Вы нашему государству сберегли не один миллион рублей".

Я не помню, почему зашел этот разговор, но слова Петра Леонидовича вспомнила, когда присутствовала при следующей сценке.

Звонок в дверь, открываю. Появился Василий Петрович Пешков.

— Заходите, Вася, — пригласила я.

— Кора, я на одну минуточку.

Дау гибко перегнулся с лестницы:

— А, Вася, заходите.

— Дау, я на одну минутку. Заходить не буду. Я пришел вам сказать, что десять лет назад, когда я взял свою тему для экспериментальной работы, вы сказали мне: "Вася, эта тема не получится, бросьте, у вас пропадет десять лет". Так вот, Дау, десять лет прошло, тема у меня не получилась, вы были правы.

После смерти Дау мне рассказали журналисты-очевидцы. Дау был приглашен в МГУ на заседание своей кафедры физиков. Он перепутал аудитории и зашел на заседание к физикам-метеорологам. У доски докладчик глубокомысленно делал свои выводы. Метеорологи собрались заслушать научное открытие своего коллеги, пригласив даже журналистов. Но едва докладчик кончил, к доске подлетел Ландау. Он обратился к докладчику: "Вы меня, пожалуйста, извините. Я попал к вам случайно, перепутав аудитории, но мимо такой математической ошибки я пройти не могу. Если эту задачу решить правильно, — белый мелок молниеносно мелькал по доске, подчеркивая ошибки докладчика, — то, вы сами видите, весь эффект работы сводится к нулю, работы нет, есть только математические ошибки". Стояла гробовая тишина. У докладчика отвисла челюсть. Ландау, еще раз извинившись, ушел. Когда все опомнились, раздался вой: "Кто, кто его сюда пустил?!".

Прежде чем окончить главы своей счастливой и благополучной жизни, хочется внести ясность: ни голубых, ни розовых костюмов у Дау не было. Он никогда не был эксцентричен. Котят в карманах на лекции тоже не приносил. У него была куртка светло-синего цвета с золотыми пуговицами, очень изящного покроя. Носил он ее летом с белыми брюками, и она очень ему шла. Такой второй куртки в те далекие, счастливые мои годы не было, поэтому ее украли любители красивой одежды. Но в Харькове в УФТИ на двери его кабинета была табличка с надписью: "Осторожно, кусаюсь!". Прибил ее к двери сам Дау.

Глава 34

К счастью, я вышла из больницы Академии наук СССР 27 февраля 1962 года, накануне расширенного международного консилиума в больнице № 50, организованного по просьбе физиков.

Я знала: непосредственная угроза смерти Ландау отступила. Теперь врачи говорили: будет жить! Но еще не было зарегистрировано ни одного проблеска сознания. Это тревожило всех. 27 февраля, только к вечеру, я попала в больницу № 50. Час был неурочный, но меня пропустили к Дау. Запомнилось: много света, сверкающая белизна, всюду чистота, огромная палата. Постель посреди палаты. Вся устремилась к Дау, но что это? Нет, нет! Разве может так выглядеть живой человек! Это высохший скелет, обтянутый темной неживой кожей. Глаза широко открыты, но в них нет жизни. Они огромны, они безумно черные, как пропасть в ад! Я стала кричать, очнулась в больничном дворе. Меня терли снегом. Потом усадили в машину.

А утром 28 февраля в 9 часов я уже была в палате Дау. Как вкопанная остановилась, едва переступив порог. Пригвоздил к полу взгляд Дау. Глаза живые, они смотрят, они видят! Нет, его рассудок не омрачен! Это настоящие глаза Дауньки: в них светится ум, пытливость. В его огромных глазах боль, вопрос ко мне, немой вопрос: "Что со мной случилось?".