Темный век. Трактирщик - Александр Воронков

Погружённый в эти размышления, я принялся черкать в блокноте наброски водяного колеса с кувшинами, наподобие того, которое видел в какой-то би-би-сишной передаче про ближневосточное орошение в древности, куба-отстойника для летнего душа, который можно укрепить на крыше (заодно и противопожарный запас воды будет) и принципиальную схему самоточной канализации для будущего трактира.

Мои сантехнические расчёты были прерваны возвращением Зденека, который приволок полный мешок добротной посуды. Инициативный ученик, упревший под тяжёлой ношей, притащил не только толстостенные мисы полулитровой ёмкости и уйму кружек, которых хватило бы на весь личный состав какой-нибудь кадрированной роты, но и толстый пук деревянных ложек из сушёной липы, скупив у горбатого ложкаря результат недельного труда. Толковый у меня ученик, ничего не скажешь: сам-то я о ложках-вилках позабыл, а Зденко своей головой дошёл. Помимо всего прочего, хлопец явно обладает солидными куркульскими задатками: из полутора денариев, выданных на покупки, он умудрился приволочь обратно целый денарий и полтора хеллера.

— Всё исполнено, мастер Макс! Але ещё будут приказы?

— Не приказы, а поручения… Будут, как не быть: возьмёшь мой нож, воды и пук мочала, и начисто отскребёшь стол: вскоре гость должен явиться, нельзя же угощать на грязном…

— То ж бабье дело, пан мастер!

Шлёп!!!

Ладонь звучно соприкасается с затылком Зденека:

— Во-первых, запомни: пока ты в ученичестве, как я сказал, так и будет. Уяснил?

Кивок.

Новая затрещина.

— А во-вторых, поскольку Господь создал по своему образу и подобию именно Адама, а Еву произвёл всего лишь из адамова ребра, то каждый мужчина может сделать всё, что делает женщина, кроме рождения детей. Ибо, как известно, Всевышний всемогущ, то есть умеет всё! И отказываться от любой работы — это значит подвергать сомнению Его замысел, что есть ересь… Ты же не еретик?

— Избави Боже, мастер! И к причастию допущен, и в храм на службы с матушкой и Дашкой хожу каждое воскресенье… — Парень, похоже, слегка испугался. Ничего, иногда "молодого" и пугануть не вредно, дабы служба мёдом не казалась и нюх не терял…

— А раз так, за дело! Гостей следует уважать: гость в дом — счастье в дом!

Счастье привалило в двойном количестве. Вскоре после того, как над городом басовито отгудел звук церковного колокола, призывающего добрых ремесленников прекратить дневные труды и устремиться мыслями к Высокому, раздался громкий стук в дверь. Мастер Липов не только заявился собственной персоной, но и приволок с собою "упавшего на хвоста" в преддверии дармовщинки своего дядьку по матери. Как оказалось, Кшиштоф Новак тоже входил в число членов достопочтенного цеха кузнецов Жатеца, хотя его "специализация" и была уникальной: этот пожилой мастер оказался единственным в городе мастером по изготовлению замков.

Как только гости разместились за одиноким (пока) столом, наполнив кружки пенящимся напитком и, расставив мисы с луком на сале и клёцками на заедку, я на правах хозяина уселся во главе трапезы.

Улыбнулись, роняя на стол хлопья, с глухим стуком сдвинули кружки:

— Наздрав!

— За знакомство!

— Будьмо!

Подули на пену, сделали по паре-тройке глотков, дегустируя тёмную горьковатую жидкость. Похрустели поджаристыми клёцками… Переглянулись, снова отпили, завели неспешный разговор "за жизнь". Через пару часов этой беседы, "усидев" на троих с полбочонка пива, мои собеседники, похоже, уже стали считать меня чуть ли не лепшим корешем, "вываливая" массу полезной информации. Что ни говори, а умение слушать — великое дело. За это время я уже знал по именам всех шестнадцать жатецких кузнецов, равно как и их супружниц и даже наиболее толковых и подающих надежды подмастерьев. Знал "грабительские расценки" на сырьё окрестных углежогов и рудокопов, размер городского налога на содержание мастерской, перспективы поставок жатецких замков "на экспорт" для ожидаемых на ярмарку силезских купцов с севера, из улуса Гуюка. Разумеется, не обошлось без расспросов о том, что деется на Божьем свете: ведь я для местных — землетоп, обошедший едва ли не пол-Ойкумены и, соответственно, находящийся под впечатлением от увиденного. По мере возможности рассказал им несколько отрывков из некогда виденных би-би-сишных познавательных передач и псевдоисторических голливудских телефильмов, в конце концов свернув разговор к "техническому прогрессу Штальбурга". Пехотная лопатка, предъявленная в качестве доказательства продвинутости отечественной металлургии, вызвала у мастеров железного промысла "непередаваемые очучения", однако Ян Липов прямо заявил: дескать, хорошая вещь, но явно дорогая, а потому и не годная к сбыту. Местный народ обходится оковкой обычных деревянных лопат, причём металлические накладки с поломанных в целях экономии переставляют на новые.

— Так ведь деревянные-то лопаты тоже денег стоят! А ломаются намного чаще. Не проще ли купить одну стальную и пользоваться ею много лет, чем десять "одноразовых"? Конечно, единовременно потратить придётся больше, зато в будущем монеты сберегут!

— Да откуда у простого седлака али у хлопа монеты? Седлак он чем платит?

— Ну как чем? Деньгами, ясно…

— Седлак испокон веку хлебом платит, альбо своей працей отрабатывает! Вот смотри, мастер Макс: за простую оковку я три снопа получаю, ибо по-божески за работу беру. А на твоей лопате железа вчетверо супротив той оковки, значит, не меньше дюжины полагается, да ещё и за работу. Так?

— Ну, вроде так…

— Ото ж! Даже если во внимание не брать, что сталь штальбуржская зело лучше, чем здешнее железо. Я ж её и так, и эдак вертел, а лопата твоя не согнулась… А дюжина снопов как раз можару займёт. Выходит, седлак в город с полным грузом приедет, а вобрат — с одною лопатой? Туда-сюда прокатался, ан день и потерян: это ежели он поблизу живёт. А как издалека? Ото ж.

— А кто не даёт кузнецу самому по деревням проехать, распродать всё напрямую?

— Цеховые уложения не велят и указы княжеские. Промеж градов с товаром ездить — то дело купеческое, не наше. Купцы-то в ватаги собираются, одним обозом альбо стругами по рекам, да и стражу купно наймуют. Только обозы те не в каждую деревню заезжают: их-то ноги кормят, потому как чем быстрее с ярмарки на ярмарку попадают, тем больше выручки имеют… Да и не любят седлаки у купцов брать: те цены вдвое, а то и впятеро против наших городских поднимают, да и снопы те в оплату брать отказываются. А городскому мастеру, как мне, к примеру, далее мили от стен что-то продавать испокон веку настрого возбранено! Ото ж.