Возвышение Нифрона - Майкл Салливан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я смогла вызвать дождь, что еще я могу? Создать армию призраков? Напустить огненный дождь? Заставить землю разверзнуться и поглотить вражескую армию?»
Она была уверена только в одном: она могла заставить кровь закипеть. Эта мысль отрезвила ее.
«А вдруг я не сумею вовремя остановиться, и тогда кровь закипит у кого-нибудь из наших… или у Эмери?»
Когда она вскипятила воду в Шеридане, висевшая рядом мокрая одежда тоже зашипела и от нее пошел пар. Магия была исключительно сложным делом. Может, со временем она освоит ее, но пока Ариста чувствовала пределы собственных возможностей. Теперь ей стало ясно, почему Эсрахаддон учил ее вызывать дождь. Раньше она думала, что волшебник насмехается над ней, предлагая невыполнимую задачу. Теперь же поняла, что вызвать дождь — легко и безопасно. Целью, на которую следовало направить усилия, было огромное небо, а само действие ничем не было ограничено, как если бы человек, бросающий камень, целился сразу во всю землю. Она догадывалась, что основной процесс одинаков для любого заклинания — призыв силы, концентрация внимания и слаженность движений и звуков. Но мысль о том, чтобы направить столь своенравную силу на определенную цель, пугала ее. Поняв, что, окажись Ройс и Адриан той ночью на холме, они погибли бы вместе с серетами, Ариста содрогнулась от ужаса. Она не сомневалась, что, прибегнув к магии, сможет победить гарнизон, но не исключала, что одновременно убьет всех в Ратиборе. Возможно, она могла бы с помощью Искусства призвать молнию или огонь, чтобы поглотить солдат, но это было бы равносильно попыткам человека, едва начавшего заниматься музыкой, сочинить и исполнить целую симфонию.
«Нет, я не могу так рисковать».
Она обратилась к более насущным вопросам. Достаточно ли у них бинтов? Надо помнить о поддержании огня, чтобы под рукой были горячие угли для прижигания ран.
«О чем я еще не подумала?»
Раздался тихий стук в дверь. Ариста подтянула одеяло к шее, поскольку на ней была только тонкая ночная сорочка, которую одолжила госпожа Данлап.
— Войдите!
— Это я, — сказал Эмери. — Надеюсь, я вас не разбудил.
— Пожалуйста, входите, — ответила она.
Эмери открыл дверь и встал у изножия кровати. Он был одет только в штаны и рубаху, которая была ему велика.
— Мне не спалось, и я подумал, может, вам тоже не спится.
— Кто бы мог подумать, что, когда ждешь, чтобы узнать, умрешь ты или выживешь, так трудно уснуть. — Она пожала плечами и улыбнулась.
Эмери улыбнулся в ответ и огляделся, гадая, как ему войти. Ариста села на постели и подложила под спину две подушки.
— Присаживайтесь, — сказала она, поджав ноги, и похлопала ладонью по одеялу.
Он неловко присел на самый край матраса, который слегка прогнулся под ним.
— Вам страшно? — спросила она, слишком поздно осознав, что женщина не должна задавать мужчине подобные вопросы.
— А вам? — ответил он, подтягивая колени и обнимая их руками.
В свете луны его босые пальцы казались очень бледными.
— Да, — сказала она. — В отличие от многих, я даже не иду на передовую, но все равно умираю от страха.
— Вы сочтете меня жалким трусом, если признаюсь, что мне тоже страшно?
— Я посчитала бы вас глупцом, если бы вы это отрицали.
Он вздохнул и уткнулся подбородком себе в колени.
— В чем дело?
— Если я кое-что расскажу, обещаете хранить это в тайне? — спросил он, не поднимая головы.
— Я посол. Это моя обязанность.
— Видите ли, я еще никогда не участвовал ни в одном сражении. Я никогда никого не убивал.
— Полагаю, почти все, кто завтра пойдет в бой, могут сказать о себе то же самое, — заметила она, надеясь, что он подумает это и о ней. Она не могла сказать правду об убитых ею рыцарях. — Не думаю, что многие из этих людей когда-либо держали в руках меч.
— Некоторые держали. — Он поднял голову. — Адам воевал с армией Этельреда против газели в битве, которая прославила лорда Руфуса. Ренкин Пул и Форрест, сын серебряных дел мастера, тоже воевали. Поэтому я назначил их командующими. Дело в том, что все смотрят на меня как на героя войны, а я даже не знаю, смогу ли сражаться или брошусь бежать, как никчемный трус. Я могу упасть в обморок от одного вида крови.
Ариста взяла его за руку.
— Если я в чем-то и уверена, — она посмотрела ему в глаза, — так это в том, что вы будете храбро сражаться. Вы просто не можете поступить иначе. Похоже, это у вас в крови. Людей не обманешь. Они чувствуют вашу врожденную храбрость, поэтому все так верят в вас. И я тоже.
Эмери склонил голову.
— Благодарю вас за добрые слова.
— Это не доброта, а просто честность. — Она вдруг почувствовала неловкость и отпустила его руку. — Как ваша спина? — спросила она.
— Все еще болит. — Он поднял руку, чтобы проверить. — Но орудовать мечом сумею. Я должен дать вам выспаться. — Он слез с кровати.
— Я рада, что вы пришли, — искренне сказала она.
Он помолчал.
— Завтра я буду сожалеть лишь об одном.
— О чем же?
— Что я не дворянин.
Она с любопытством посмотрела на него.
— Если я выживу… Даже будь я бароном самого захудалого рода, я бы отправился в Меленгар просить у короля вашей руки. Я бы просил до тех пор, пока он не бросил бы меня в темницу или не согласился бы отдать вас за меня. Я знаю, это безумие. За вами, наверное, ухаживают герцоги и принцы, но я бы все равно попытался. Я бы вызвал их на поединок! Ради вас я сделал бы все что угодно… если бы только…
Ариста почувствовала, что у нее горит лицо, и подавила желание закрыть его руками.
— Но вы знаете, что простолюдин, чей отец погиб на королевской службе и который достаточно смел, чтобы взять Ратибор и Аквесту, мог бы получить рыцарское звание за столь героические поступки. Как посол, я бы указала брату на то, что подобное действие может укрепить наши отношения с Рениддом.
Глаза Эмери засияли. Она никогда не видела их такими яркими. Его лицо лучилось радостью. Он сделал шаг в сторону кровати, задумался и медленно отошел.
— Что ж, — наконец сказал он, — если меня посвятят в рыцари, надо бы поспать.
— Это правда, сэр Эмери.
— Моя госпожа, — сказал он и попробовал отвесить низкий поклон, но тут же скривился от боли и стиснул зубы. — Спокойной ночи.
После его ухода Ариста обнаружила, что у нее бешено колотится сердце и вспотели ладони. Ей стало стыдно. Всего через несколько часов из-за нее погибнут люди. К полудню она сама может оказаться на столбе, а сейчас не в силах справиться с волнением из-за того, что мужчина проявил к ней интерес. Как по-детски… как эгоистично… и как замечательно. Никто никогда не смотрел на нее так, как несколько минут назад смотрел Эмери. Она вспомнила ощущения от прикосновения к его рукам и движение его ног на одеяле. Ужас! Разве сейчас время думать об этом!
Она лежала в кровати и молила Марибора, чтобы все прошло успешно. Для этого должно произойти чудо… и она тут же подумала о Ройсе и Адриане. Сколько раз Алрик говорил ей, что они способны творить чудеса! Все будет хорошо…
Глава 15
РЕЧЬ ИМПЕРАТРИЦЫ
Амилия грызла ноготь, вернее, то, что от него осталось.
— Ну? — спросила она Нимбуса. — Что вы думаете? Мне кажется, она слишком чопорная.
— Вот и хорошо, что чопорная, — ответил худющий гувернер. — Люди высокого положения часто сдержанны и особой подвижностью не отличаются. Она выглядит сильной. Меня беспокоит только ее подбородок. Доска в корсете исправила осанку, но вот подбородок — она все время его опускает, а должна высоко держать голову. Нужно прикрепить к ее платью высокий воротник. Что-нибудь жесткое.
— Поздно что-либо менять, — с раздражением ответила Амилия. — Церемония начнется меньше чем через час.
— О, за это время можно многое успеть, сударыня! — заверил ее Нимбус.
Амилию все еще смущало, когда ее называли «сударыня» или «моя госпожа». Нимбус всегда следовал официальному протоколу и настаивал на таком обращении. Его манеру переняли и другие слуги. Горничные и пажи, которые всего несколько месяцев назад смеялись над Амилией, начали кланяться ей и делать реверансы. Даже Ибис Тинли стал называть ее «ваша милость». Ей льстило их внимание, но она осознавала, сколь мимолетными могут оказаться все эти почести. Несмотря на жалованную грамоту, Амилия оставалась дворянкой только на словах и могла потерять свой титул так же быстро, как получила его, — и именно это могло случиться меньше чем через час.
— Хорошо, ждите меня в коридоре, — велела она. — Я передам вам платье, и вы отнесете его швее. Ваше величество, могу я забрать платье?
Словно во сне Модина подняла руки, и две горничные немедленно принялись расстегивать многочисленные пуговицы и крючки.
От страха у Амилии сводило живот. Она сделала все, что было в ее силах, и в отведенный срок. Модина проявила поразительную покладистость и легко запомнила составленную Сальдуром речь, которая, к счастью, оказалась короткой и очень простой. В церемонии Модине отводилась совсем маленькая роль — выйти на балкон, произнести несколько слов и удалиться. Все это должно было занять несколько минут, но Амилию не покидало предчувствие неминуемого провала.