За гранью снов (СИ) - Екатерина Владимирова

Конечно, слишком много надежд было в моих мыслях. Надежд откровенно бесплотных и пустых. Где она, и где я? Что между нами общего? Она – Королева, она Княгиня, она Хозяйка, а я... Я рабыня. Я никто в том мире, в котором правит она. В мире, где для меня не осталось иного места, кроме как быть рабой.

Но надежда... разве она не умирает последней? И, когда она, едва загоревшись в сердце, не будет убита или воплощена в жизнь, душа будет мучиться и страдать от неизвестности.

И, не желая поддаваться унынию и сдаваться, ибо опустить руки, значит, сдаться и уступить, я сделала единственный шаг, который мне делать было запрещено. Я сделала роковой шаг - прямо в пропасть.

Не взирая на приказ Князя, я все же вышла из дальнего крыла, куда была отправлена Максимусом по приказу Князя, с единственным желанием, - посмотреть за прибытием гостей. Увидеть ее. Понадеяться.

И я узнала ее сразу, единственная женщина, заседающая в Совете Князей. Как ее можно было не узнать? Высокая, статная, изящная и хрупкая, как дорогая статуэтка, с внутренним стержнем и горящими глазами.

Княгиня Мальво́ с высоко поднятой головой прошествовала вдоль зала, и все в ее движениях говорило о величии, благородстве, сдержанности и уверенности в себе. Королева. Истинная Королева. От макушки до кончиков пальцев ног. И, кажется, Штефан Кэйвано признавал в ней это – силу, власть, величие, красоту.

Оглушенная стуком собственного сердца, забившегося в висках, я стояла, едва дыша, прислонившись к колонне в полутьме зала, дабы не быть замеченной, и завороженно взирала на леди Мальво́.

Ее слова были отточенными и резкими, но в груди пламенем костра горело чувство – истинное чувство души, сокрытое за маской неприступности и сдержанной жесткости. Холодная леди с горящим сердцем.

И в тот миг, когда Княгиня, вскинув подбородок и сверкнув глазами, коротко бросила что-то Кэйвано, направившись к лестнице, я поняла, что в этой женщине, утонченной и величавой, заключено мое спасение. Если кому-то и удастся спасти меня из того ада, в который я попала, то лишь ей. Никому, кроме нее.

Наблюдая из своего укрытия за выпрямленной спиной и напряженными плечами Княгини, удалявшейся от меня, я не могла сдержать полуулыбки, мелькнувшей не только в уголках губ, но и в глазах, в глубине моей скованной и забитой души, которую хотели подчинить себе руки Князя Кэйвано.

Он будет гневаться. Он будет вне себя от ярости и злости. Он уничтожит меня, если мое предприятие прогорит, если Кассандра Мальво́ не поможет мне, если обманет то доверие, которое я всем сердцем хотела ей оказать. Штефан будет не наказывать, но казнить. И от его мести мне не убежать, не скрыться. Найдет.

Но я решила рискнуть. Положение рабы в руках Князя не прельщало. Оно унижало, убивало, оно делало меня бесправной и зависимой. А вся моя жизнь была положена на то, чтобы стать свободной. И сейчас, попав в зависимость, я бы сделала все для того, чтобы вновь обрести свободу. Даже пойти против правил.

С горящей в груди уверенностью в своих дальнейших действиях, я вернулась в Северное крыло.

О работе нечего было и думать, все мои мысли были заняты Княгиней Мальво́, предстоящим разговором с ней. Мне нужно было поговорить с ней с глазу на глаз, перекинуться хотя бы парой слов, чтобы убедить ее меня выслушать. Я была уверена, что она не откажет. Возможно, удивится, но не откажет. Она не такая, как те Князья, что собрались в поместье господина Кэйвано. Я видела их, жестких, властных, горделивых и бесчувственных покорителей, поработителей чужих судеб, тех, кто решил саморучно править миром. Мне претил один лишь вид их напыщенных физиономий, скованных различными масками от радушия до скуки. Наплевательского отношения к тем, кто стоял ниже их, и, конечно же, не задавшего бы ни единого вопроса о том, как живется их рабам. Равнодушные, хладнокровные, безжалостные властители. Короли.

Но не она. И... не он. Тот, другой посетитель, гость, дворянин.

Среди этого чванливого благородства, роскошной презентации и страсти титулов и званий я видела еще одного человека. Он выделялся среди всей этой неугомонной суеты своей презентабельностью, стойкостью и сдержанным спокойствием, которое чувствовалось, кажется, в каждом его движении, каждом его шаге, в полуулыбке, скользившей по губам. Спокойный и уравновешенный, этот мужчина создавал впечатление человека, который уже перестал кому-то что-то доказывать, а оттого парадоксально и был тем человеком, к чьему мнению все прислушивались.

Я видела его, когда он приехал, наблюдая за прибытием новых гостей, родовитых дворян, аристократов от макушки до кончиков пальцев, из своего укрытия за дальней дверью, ведущей в зал приемов. Именно там должен был состояться торжественный ужин в честь Совета. Высокий, около сорока пяти лет на вид, не красивый, но статный, с черными волосами, в которых уже мелькала седина, сдержанно непринужденный и откровенно молчаливый. Очевидно, уставший говорить впустую и предпочитавший делать.

Позже от Лейлы я узнала, что его звали Димитрий Мартэ́, он являлся близким другом Штефана Кэйвано. В год смерти Бернарда Кэйвано на Совете, собранном по инициативе Исаака для оспаривания завещания, именно Димитрий Мартэ́ выступил в защиту младшего Кэйвано со своей поддержкой и уверенностью в том, что никто иной на трон Четвертого Князя претендовать не имеет права.

Этого мужчину я видела в зале приемов, куда подавали ужин, и там же я увидела ее. Кассандру Мальво́.

Сердце трепетало в груди, когда я, подхватив в руки подносы с лакомствами, вопреки его запрету вышла в зал к гостям. Самовольно, не спрашивая разрешения, уверенная в том, что этого разрешения не получу. Я рискнула. Это был шанс. Наверное, единственный, чтобы его упускать. Такого больше не представится.

И меня не волновало, что меня ждет наказание. По крайней мере, в тот самый момент.

- Ты с ума сошла, Кара! – воскликнула Лейла, пытаясь ухватить меня за руку. – Да он убьет тебя!

- Я сама себя убью, если останусь здесь, - бросила я, решительно вырвавшись из ее рук.

- Сумасшедшая! Ты даже не представляешь, что он с тобой сделает за непослушание! - кричала мне вслед Лейла, но я ее не слушала, решительно направляясь к двери.

О, я представляла, что он сделает. Очень хорошо представляла. Только что это меняло? Он все равно сделает это. Ни за что. Так пусть же я пострадаю хотя бы за попытку вырваться из его лап.