Княжья Русь - Александр Мазин

Артём знал своего брата достаточно, чтоб угадать несказанное.

– Любишь ее?

– Не знаю, – честно ответил Славка.

– Значит, не любишь, – решил брат. – Любил бы – знал. Жаль.

– Почему? – насупился Славка.

– Потому что она тебя точно любит.

– Откуда знаешь?

– Глаза, чай, есть. Жаль. Славная девушка. И матери – помощница.

– Матушка всё равно жениться не позволила бы, – покачал головой Славка, который тоже об этом думал. – Она же язычница.

Пожалуй, только вера и разделяла матушку Сладиславу и Лучинку. Никак не желала девушка принять Святое Крещение, хотя приняла бы – и стала бы в роду совсем своей.

– Ну это дело поправимое, – усмехнулся Артём. – Ты, главное, для себя реши, а остальное сладится. Владимиру только ее не показывай, не надо.

Это Славка и сам понимал.

Оправившись от несчастий, приодевшись и принарядившись, Лучинка превратилась в настоящую красавицу. Такую показать великому князю – всё равно что голодному волку кусок мяса к пасти поднести.

Умница и красавица. Вдобавок – любит. А что приданого за ней нет, так разве это остановило бы Славку?

Что же тогда?

А то, что есть причина, которая и мешает Славке определиться. И имя ее – Рогнеда. Вот кто крепко засел в Славкином сердце.

Так что ехал сейчас сотник на княжий пир не просто радостно, а – с предвкушением: на пиру ведь непременно будет присутствовать она. Водимая жена великого князя Рогнеда Роговолтовна.

Рогнедушка…

Кто из них Славке дороже? Трудно их сравнивать. Лучинка – это как рубаха из шелка. Легко и коже приятно. А Рогнеда… В ней тяжесть и твердость панциря. Хотя, скорее, наоборот. С такой полюбовницей никакой панцирь не спасет. Узнает князь, ой худо будет! И поделом!

Славка широко улыбнулся.

С тех пор как Славка привез княгиню в город, им удалось лишь дважды остаться наедине, да и то – мельком. Сорвать быстрый поцелуй, обменяться двумя-тремя нежными фразами…

Рогнеда – боялась. Княгия весьма дорожила своим высоким креслом на женской стороне княжьего стола. Славка чуял ее страх и угадывал, что этот страх возбуждает Рогнеду. Чем опасней, тем жарче ее объятия. Так сложилось у них с последней ночи осажденного Полоцка.

Что же до Славки, то он не то чтобы боялся… Он даже и представить не мог, что их могут раскрыть. Какой стыд придется пережить, если их связь откроется. А возможно, и не только стыд… Убивать его Владимир не станет, но из дружины выгонит наверняка. И на весь род Богуслава ляжет пятно… А вот Рогнеду муж может и убить. Есть у него на то право…

Под эти злодейские мысли Славка миновал широко распахнутые ворота Детинца.

Двор кишел народом, а выставленные прямо на снегу длинные столы ломились от яств. Вся младшая дружина и приглашенные из простых веселились здесь. Дворня с ног сбилась, поднося бочонки. Над дюжиной костров вертелись, источая вкусный дух, мясные туши, пеклась на угольях рыбка, черпались ковшами из бочек моченые ягоды, соленые и маринованные грибы, прочая добрая снедь…

Развеселые (у всех праздник!) холопы волоком утаскивали упившихся к шатрам и сбрасывали на грязные овечьи шкуры. Из этого угла изрядно попахивало нужником, но упившимся всё равно. Проспятся, умоются колодезной водичкой, переоденутся (при надобности) и снова за столы. Все равно было и тем, кто, зарывшись под теплые меха, блудил с дворовыми девками.

Гридни Сергея сами свели коней в стойла (пьяным конюхам доверия нет) и, отпихивая ногами ленивых обожравшихся псов, поспешили к столам.

Сергей с родичами чинно двинулись к терему. Их места – за княжьим столом.

Но места – разные. Боярин Серегей – туда, где расположилось киевское боярство. Важные бородачи в высоких шапках потеснились, уступая место повыше. Князь-воевода Артём, устроив Доброславу на женском конце, сел поближе к великому князю. Между ним и Владимиром – лишь двое. Ярл Сигурд и… Сергей прищурился, узнавая…

Ничего себе! Эко вымахал! По левую руку от Сигурда – его племянник, сын нурманского конунга Олав Трюггвисон. Еще год назад он макушкой дяде до плеча не доставал, а ныне вытянулся на добрую пядь. Правда, настоящей мужской мощи еще не набрал, но порода уже видна. Ручищи не меньше, чем у самого Сергея. И красавец редкий: кудри белокурые, глаза синие, лицо так и сияет юным мужеством. Истинно, сын конунга. Правда, без земли.

Сергей кивнул служке, чтобы тот наполнил чару. В тереме вкусы боярина были известны, потому в серебряную емкость полилось красное ромейское вино.

Сергей поднял чару, согрел в ладонях, огляделся…

Длинные столы – во всю палату, гигантской буквой «П». На «перекладине» – возвышение. На нем – сам великий князь, воеводы, элита. Слева – женский стол, а дальше, через проход, всякий невоенный народ: служители культов (два волоха, сварг, увешанная оберегами тетка – жрица Мокоши), рунознатцы, иноземные гости. Среди последних – непонятно как оказавшийся в Киеве ученый-путешественник из Дамаска. Надо полагать, шпион эмира Маммуна. Изучает позицию Киева в отношении подмятого Святославом, но не удержанного сыновьями Хузарского хаканата. Ну-ну… Насколько известно Сергею, хузарами уже плотно занялся еще один мусульманский владыка, ширваншах Мухаммед. Или, как здесь говорили, Бохмит.

Лавки стояли лишь с наружной стороны столов. Внутри суетилась челядь, поднося яства и убирая объедки. В последнем челяди рьяно помогала шумная собачья свора.

Музыкальное сопровождение собачьей грызни осуществлял камерный оркестр струнных, ударных и духовых, вызывающий у непривычного человека острое желание запустить в оркестрантов чем-нибудь тяжелым. Сергей, однако, уже привык. А вот хорезмца от придворной музыки древних словен время от времени перекашивало. Не угадал магометанин с местом: угодил прямо под прицел длинной (впору ткани в красильном чане перемешивать) дудки.

В громадной трапезной ныне собралось не менее трех сотен пирующих. Воеводы и бояре, малые князья из податных и союзных, приехавшие почтить великого князя. Старшины иностранных подворий: вон ромей, спокойно беседующий с италийцем, рядом с ними – старшина хузар, внимательно слушающий представителя шемаханского владыки – здесь, на княжьем пиру, не место старым распрям. Отдельно – самая многочисленная часть пирующих – старшая гридь, среди которой вольготно расположился Богуслав.

Хорошее у них место – напротив женского стола. За которым безусловно главенствует Рогнеда. Вторая жена Владимира, Наталия, бывшая великая княгиня, бывшая жена убитого Ярополка – тихонько, на самом краю. Сладислава рассказывала: плохо ей живется. Владимир с ней груб, чуть что – грозит отнять сына. Вроде бы и жена, а положение – хуже, чем у объявленной наложницы, коих у Владимира только в Киеве – шестеро.