Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть I. Страна несходства - Александр Фурман

После «родительского дня», наступившего так нежданно и тут же превратившегося в смутный сон, Боря стал навещать Фурмана немного чаще. Как-то раз он с трудом, с нескольких заходов разыскал бегавшего где-то младшего брата – только для того, чтобы настоятельно рекомендовать ему сходить завтра днем на какой-то очень хороший польский фильм (слегка помявшись, Боря сказал, что его действие происходит во время войны). Режиссером был Анджей Вайда, в главной роли – знаменитый актер Цыбульский. «А ты сам пойдешь?» – осторожно уточнил Фурман. Боря объяснил, что уже видел этот фильм раньше, в Москве, и с удовольствием посмотрел бы его еще раз, но завтра – именно в это время – он должен будет играть решающую партию в шахматном турнире на первенство лагеря. Так что увы… Если же Фурман все-таки решит пойти, они потом могут где-нибудь встретиться и обсудить его впечатления. «Вообще-то все фильмы Вайды нужно смотреть в обязательном порядке!» – с воодушевлением добавил Боря. Помолчав, он задумчиво сообщил, что этот актер, Цыбульский, не так давно умер – при каких-то странных обстоятельствах и в самом расцвете сил – возможно, покончил с собой, хотя это и трудно понять, поскольку у него было все: и слава, и деньги, и любимая работа… Преодолев неловкую паузу, Фурман сказал, что, скорее всего, пойдет. Между прочим, ради будущего общения с Борей ему пришлось отказаться от похода с ребятами на колхозное поле за молодым горохом. (Поле считалось охраняемым: говорили, что сторожа спускают на воров немецких овчарок и без предупреждения стреляют солью. От страха сохнущий перезревший горох казался слаще.)

На следующий день в лагерном кинозале к началу «известного фильма про войну» собралось, к удивлению Фурмана, всего человек пятнадцать-двадцать. Многие вскоре поднялись и ушли. Фурман честно высидел до конца, пытаясь понять, что же здесь могло понравиться старшему брату.

Собственно, никакой войны в прямом смысле слова в фильме не было. Почти все действие проходило в непонятных разговорах. Цыбульский, с его неподвижным квадратным лицом, закрытым большими очками, был очень странен: весь дерганый какой-то, как кукла на ниточках. В самом конце, когда он весело и картинно убегал от преследователей, а потом запутывался в развешенных на пустыре чистых простынях, сквозь которые проступала темная кровь, – его, конечно, становилось жалко. Но зачем, почему, чего он хотел – все это было раздражающе неясно. То, что Цыбульский и по-настоящему умер, казалось теперь только естественным продолжением фильма: слишком уж в нем самом чувствовалась какая-то жизненная неправильность, кривой и обреченный вызов… Фурман попытался угадать, чем же он так понравился Боре и что ему было здесь интересно? Может, он считал себя похожим на Цыбульского?..

При встрече очень быстро выяснилось, что Фурман почти ничего не понял, и Боре пришлось снисходительно растолковывать ему подробности и сюжет. На вопрос о смысле всего этого Боря пустился в сложные и туманные рассуждения о свободе человека, сам же запутался и в конце концов махнул на Фурмана рукой: мол, ты еще маленький. На том и расстались. Кстати, поход за горохом отложили, так что Фурман ничего не потерял.

В какой-то из дней объявили давно ожидавшуюся общелагерную игру в «Зарницу». С утра вожатые наспех нашивали всем синие бумажные погончики. Один оторванный погон означал «ранение» и временный выход из игры, оба – окончательное выбывание. Девчонки, все поголовно зачисленные в санитарки, разошлись по госпиталям, а мальчишки, согласно секретному приказу начальника лагеря, полученному в запечатанном конверте и оглашенному вожатым, заняли свою позицию – попрятались в лесу за футбольным полем. У Фурмана на погонах была одна поперечная полоска, и он имел звание старшего сержанта.

Единственным отличительным признаком противника были оранжевые погоны. Всех строго предупредили, что драться по-настоящему запрещается, и это вызывало недоумение: кто же добровольно даст сорвать с себя погоны?.. Вожатые считались «военными советниками», но все они очень быстро куда-то исчезли: ребята недовольно поговаривали, что они, пользуясь случаем, пошли выпивать.

Довольно долго ничего не происходило. Громко пели птицы. спешили по своим делам муравьи и жуки, сквозь листву начинало припекать солнце, хотелось пить. Из штаба никаких приказов или сообщений тоже не поступало. Кто-то пошутил, что, может, и «Зарница» уже давно закончилась, а про них просто все забыли… Наконец командир отряда решил сам с тремя бойцами сходить в разведку. Уговорить его не бросать отряд не удалось.

Через некоторое время разведчики вернулись, приведя двух захваченных «языков» из младшего отряда. Встретили их восторженно, как героев. Правда, оказалось, что командира «ранили», а одного из разведчиков даже «убили» во время стычки с этими малышами. Глаза у пленников были испуганные, но говорить они отказывались, поэтому что с ними делать дальше, было непонятно. – Допросить с применением силы? Отправить в штаб?..

Тут с наблюдательного поста поступило известие, что приближаются враг. Пленные заметно занервничали. Возиться с ними дальше становилось уже опасно, и было принято единогласное решение быстро и тихо расстрелять их на месте. Чтобы действовать наверняка (учитывая предыдущий неудачный опыт разведчиков), с передовой вызвали нескольких крепких бойцов. Пленные, видно, что-то почувствовали и стали перешептываться, готовясь к сопротивлению или бегству. Но было уже поздно: на них навалились плотной кучей и разорвали в клочки их довольно прочно пришитые погончики. Одному даже порвали при этом рубашку. Он заплакал, но ему посоветовали сказать спасибо тому, кто так хорошо пришивал.

Командование отрядом принял на себя старший лейтенант, и печальные «покойники» в сопровождении раненого командира поплелись в тыл, где все они должны были отметиться. Вскоре после их ухода стало известно, что по лесной дороге в этом направлении движется не просто какая-то отдельная вражеская колонна, а чуть ли не вся их армия. Атаковать в такой ситуации было бы, конечно, полным безумием, звать на помощь «соседей» – уже поздно, поэтому колонну решили потихоньку пропустить мимо, отправив следом за ней разведчиков.

Все затаились, и потянулись ужасные минуты на волосок от гибели…

Когда ничего не заметившие самодовольные враги скрылись из виду, а следом за ними ушли хладнокровные герои-разведчики со связными, среди оставшихся разгорелся спор: нужно ли и дальше сидеть здесь или же идти куда-нибудь еще. Принявший командование лейтенант и его заместитель рвались в бой, но Фурман, который считал, что без приказа из штаба они не имеют права уходить с этой позиции, предложил решить этот важный и касающийся всех вопрос общим голосованием. Выполнять прежний приказ командования и держать линию фронта готовы были всего четверо, считая и Фурмана, и торжествующие лейтенанты, обозванные напоследок «анархистами», отправились на поиски приключений. Оставшаяся же четверка «верных» решила сражаться до последнего.

Опять потянулось время. Потом в кустах неподалеку было замечено подозрительное шевеление, и из них был извлечен грустный «погибший», который передал, что какой-то взрослый срочно разыскивает Фурмана и ждет его на футбольном поле. Конечно, бросать ребят в такой момент было опасно, но, похоже, и там происходило что-то серьезное, хотя и непонятно с чем связанное.

Фурман стал короткими перебежками пробираться в сторону поля и вдруг наткнулся на сидящего на пеньке со скучающим видом Борю. К удивлению Фурмана, оказалось, что именно Боря его и искал. Он сказал, что за ними приехал папа, он их забирает – да, насовсем и прямо сейчас, и что Фурман должен немедленно идти собирать свои вещи, пока папа оформляет бумажки.

Все это было так не вовремя, что Фурман растерялся. Боря сердито требовал, чтобы он сейчас же отправлялся в свой корпус, если не хочет остаться здесь навсегда, но Фурман, пропустив угрозы и ругань мимо ушей, все же побежал предупредить ребят. Хотя чем это теперь могло им помочь?..

«Верные» сидели на своих местах. Не успел Фурман толком объяснить, что произошло, как впереди на просеке появилась троица озирающихся оранжевопогонников – видимо, разведчиков. Двигались они, как нарочно, прямо на засаду. Что оставалось делать? Все уткнулись лицами в траву и до самого последнего момента давились нервным смехом. Неуклюжее нападение все же застало «оранжевых» врасплох, и сопротивление сумел оказать только их офицер. Он сразу отбежал в сторону и стал громко кричать, зовя подмогу. Атакующие замешкались, а спустя минуту уже были вынуждены отчаянно драпать. Фурмана, поначалу ловко вихлявшего среди сосенок, а потом, как ему казалось, удачно притаивавшегося в кустах, вскоре окружили и в короткой, но неожиданно очень жесткой и грубой схватке уничтожили. Он был страшно обозлен, потому что эти козлы до крови расцарапали ему руку и при этом содрали небольшую бородавку, что считалось крайне опасным для жизни. Он еще грозился пожаловаться на них за то, что они дрались с ним по-настоящему, и раздумывал, не побежать ли ему к врачу, – как вдруг до него дошло, что через какие-то полчаса его здесь не будет и весь этот дурацкий лагерь уже закончился.