Самый неподходящий мужчина - Джо Беверли

Он рывком освободился.

— Никогда! Я уже заставил его страдать. Больше никогда.

— Даже если он причиняет страдания другим? Он довел Оринду до смерти. А что он делает с твоей матерью и сестрами?

— Проклятие, Дамарис! Прекрати.

— Нет. Я буду бороться за тебя, Октавиус Фитцроджер. За нас. Я хочу тебя, — сказала она, опять хватая его за халат. — Хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты наслаждался жизнью...

Она расстегивала его халат дрожащими пальцами, пуговица за пуговицей, хотя и видела, что под ним ничего нет. Он отталкивал ее, но она удержалась и сама толкнула его на кровать и упала сверху.

— Ты мой! Разве ты не понимаешь? Ты мой, значит, твой брат — мой враг, и у меня есть оружие — деньги. Они могут заткнуть ему рот. Если он потащит тебя в суд, можно купить лучших адвокатов...

Он поцеловал ее. Она почувствовала, как его самоконтроль дал трещину. Это было именно то, чего она хотела, ради чегопришла сюда: огонь в крови, экстаз его прикосновений, жар, который выплавит оковы вокруг них обоих.

Он перекатился на нее, продолжая целовать, в безумном сплетении ног, рук и одежды, отчего она засмеялась, когда он отпустил ее губы, чтобы поцеловать грудь... Он разорвал ее рубашку? Ей было наплевать. Она рванула его халат, почувствовав, как отлетела пуговица. Не сумев расстегнуть дальше, она потянула ткань вверх, выше и выше, пока руки не отыскали его твердую плоть.

Он на мгновение скатился с нее и разделся. Она стаскивала с себя халат, не сводя с него глаз, любуясь им. Боже правый, есть ли на свете что-нибудь более прекрасное? Ее тело было одной сплошной пульсирующей жаждой — желанием его близости.

Он разорвал крепкую застежку ее рубашки. Она ухватилась за края и разрывала ее дальше и дальше, пока не добралась до нижнего шва, с которым не могла справиться.

Он сделал это за нее, но не сводил глаз с ее груди, с повязки.

— Тебе больно.

Дамарис схватила его за волосы и потянула вниз.

— Больше нет. Люби меня.

Неистовое слияние горячих губ заставило позабыть обо всем, кроме безумной потребности в нем, в его силе, запахе, в его восхитительных мускулах, бугрящихся под шелковистой кожей. Она разминала их, изучала, пока он страстно целовал ее губы, потом грудь.

Она выгибалась навстречу, вскрикивая от острого наслаждения, широко раздвигая ноги, потому что знала, где он нужен ей больше всего. Она умрет, если он не проникнет внутрь ее, не наполнит ее, не утолит жгучую жажду.

Она почувствовала там давление — «о да!» — и прижалась теснее, затем осознала, что это его рука. Но потом то, что он делал, вытеснило все, кроме блаженства и огня желания.

Ее тело пульсировало, в голове гулко стучало, груди налились болезненной чувствительностью. Его горячие неистовые губы творили чудеса блаженства, которое вот-вот должно было убить ее. Но ей было все равно.

Она крепче стиснула его, извиваясь в первобытной потребности большего, слыша собственные тщетные попытки сказать об этом. В то же время у нее было такое чувство, словно с ней что-то не так, что-то мешает. Поскольку она не хотела, чтобы он останавливался, значит, ей вот так и суждено умереть.

А потом она рассыпалась на кусочки, или взлетела, или упала. Она познала это блаженство за пределами всего, что могла себе представить, наслаждение от его нежного прикосновения, которое длилось и длилось, пока его рот вбирал в себя ее тихие вскрики.

Когда она вынырнула из водоворота, то набросилась на него в ответ, обезумевшая от жажды пленить, завладеть, накрыть собой, умереть в соитии.

В свете огня он выглядел таким же, как и она, затерявшимся, одурманенным и обезумевшим. Она лизала его лицо, покусывала скулу, а затем ухо. Она знала, чего хочет. Ее телу нужно быть наполненным.

— Возьми меня сейчас, — прошептала она, прикусив мочку его уха. — Наполни меня. Пожалуйста.

Его руки судорожно сжались на ее бедрах. Она соскользнула ниже, чтобы попробовать на вкус его грудь, пробегая ладонями по гладким мускулам, очерчивая арку ребер. Она отодвинулась вбок, чтобы лучше его разглядеть, чтобы видеть его фаллос, такой большой, восхитительно прекрасный и гордый. Ее чувственное тело запульсировало в горячем, страстном узнавании.

— Скорее, — прошептала она, мягко обхватив его рукой. Он задрожал, но не противился ей, поэтому она легла на спину, потянув его на себя. Ей казалось, что все это получается у нее страшно неуклюже, даже глупо, но уж лучше она будет смешной, чем потеряет его. Кроме того, было так естественно умолять его, заглядывать в его глаза и с безумно колотящимся сердцем притягивать его к себе, пока он не прижался к ее горячему, жаждущему лону.

Глаза его были закрыты, словно он изо всех сил пытался сдержаться или был в агонии, но затем он резко вонзился в нее. Последовала мгновенная резкая боль, но она стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть, и прогнулась ему навстречу. Это не закончится сейчас. Не может.

Он открыл глаза и посмотрел на нее взглядом, почти невидящим, но полным любви. Затем он со стоном произнес ее имя и стал двигаться сильными, глубокими толчками, которые она встречала, даже когда было больно, потому что хотела этого больше всего на свете.

Она смутно отметила, как он поддерживает себя на руках, как его торс никогда не прижимается к ней там, где может причинить ей боль. Даже в пароксизме страсти он думает о ней, и она нестерпимо любит его.

Она не нашла такого же совершенного наслаждения снова, но ей нравилось это головокружительное безумие и признаки его экстаза. Его сдавленный стон, его трепет, его пульсация глубоко внутри ее, где они были прочно соединены.

Она пробегала ладонями вверх-вниз по его спине от ягодиц до плеч, дрейфуя в благоговейном изумлении. Неправильно, подумала она, держать это в тайне. Все должны знать и заниматься этим как можно больше. Бедняжка Бетти Кроули, чей молодой муж умер вскоре после свадьбы, а второй муж был ни на что не способен.

Фитц замер, положив голову рядом с ее головой, дыша глубоко, даже отчаянно. В этот момент она почувствовала, что что-то не так.

Он скатился с нее и рухнул на спину.

— Лучше бы я позволил убить тебя. Она потянулась к нему.

— Не глупи...

Но он перекатился на нее.

— Дьявол и преисподняя, Дамарис, я только что погубил тебя!

— Ай!

Он резко отскочил.

— Боже, прости. — Но потом он посмотрел на нее и, стиснув зубы, положил ладонь ей на горло. — Мне и вправду следовало придушить тебя.

Она сглотнула. Как легко он мог бы сделать это в ярости! — Грудь болит, — прошептала она. Слезы жгли глаза. — Немножко. И ты не погубил меня, потому что я хочу выйти за тебя замуж.

— Ты зарезала меня без ножа. Родгар меня убьет.