Повелитель морей - Поселягин Владимир Геннадьевич

Доехал до штаба, полковник был уже там. Глушить мотор не стал, перебрался в башню и, открыв кормовой люк, выбрался наружу. Откусив кусок от мороженого в вафельном стаканчике и прислонившись локтем к затвору ДШК, который в горизонтальном положении смотрел вперёд, я осмотрелся.

Да, это шок. Думаете, танк кого поразил? Мороженое! Найти тут мороженое – это всё равно что встретить Христа. Нереально. А я спокойно и смачно его ел. Издевался? Ещё как. Не понравился мне разговор полковника с комбатом. Да, мелкая месть, но приятно. И если вы думаете, что я тут всё раздавать из своих закромов буду, то вы ошибаетесь, глубоко ошибаетесь. Я уже однажды так поступил в первую свою жизнь Путником, когда интендантом был, да и потом помогал, когда подводником стал. Думаете, кто-то меня поблагодарил? Нет, ну был один генерал, армию которого я техникой насытил, так он меня даже обнял, а другие морды кривили и принимали всё так, как будто я должен был так поступить.

Нет, обойдутся. Сами бросили – значит, потеряли. Хрен им. А помогать буду, немцев буду бить, как только с Путником вопрос решу. Ну и опыта применения современной техники наберусь. Только так, и никак иначе. Однако и воевать я буду серьёзно. Танк хороший, подвижная гаубица крупного калибра, и с моими возможностями огонь будет точный и для немцев очень болезненный. Да ещё крупнокалиберный пулемёт идёт с ним в комплекте, будет чем от авиации отбиваться. Вот так совсем хорошо. А с големами в качестве экипажа мне никакие помощники не нужны.

Тут полковник подошёл и приказал:

– Постройте экипаж танка.

Вообще по уставу это я после прибытия должен был подбежать к комдиву и доложиться, но тот не стал тянуть. Приходилось повышать голос: движок у танка тихим не назвать, дрожание почвы ощущалась и в двадцати метрах довольно сильно.

Кинув руку к виску и ткнувшись пальцами в выпуклость динамика шлемофона, я доложил:

– Товарищ полковник, экипаж спит после ночных работ с танком. Машину я пригнал сам.

– Умеешь им управлять? – заинтересовался он.

– Я, товарищ полковник, и самолётами управляю, что мне танк?

– Боец, где вы научились управлять самолётом? Я изучил ваше дело, вы этому не учились.

Вопрос был задан незнакомым командиром в звании батальонного комиссара. Это, похоже, начальник Особого отдела дивизии, они любят маскироваться под политсостав. Его не было к моменту моего прибытия из увольнительной, видимо, только что подъехал. Меня сразу заинтересовало: а откуда у него моё дело? Оно сгинуло под Белостоком. Кто-то новое собрал или тот ляпнул для красного словца?

Ответил я мгновенно, не задумываясь:

– У меня много знакомых лётчиков, научили. Я с трудом могу сказать, где нос и где хвост у самолёта, но пилотировать научился. Например, опаздывая, я сюда сам прилетел, сидя за штурвалом. На биплане. Нашёл вас, покрутился над расположением дивизии и сел на лугу. Лётчик, что во второй кабине сидел, дальше полетел, а я к штабу направился. Едва успел.

– А как узнал, что это нужная часть? Кто сообщил? – сразу насторожился он.

– Никто, искал и нашёл. Вижу – начштаба дивизии вышел на самолёт посмотреть. Значит, нашёл.

– Был биплан, – подтвердил комдив.

– Товарищ полковник, мне нужно отдельно поговорить с бойцом, – твёрдо сказал комиссар. – Тут вскрываются крупные хищения в авиации. Топливо и ресурс тратятся непонятно на что.

– Потом поговорите. Показывай, боец, что с танком.

– Да всё с ним в порядке. Боекомплект полный, баки тоже, хоть сейчас в бой. Ну, как экипаж будет. Сейчас отгоню его обратно и дальше спать пойду.

– Никаких «отгоню». Укройте машину в лесу. Приказ выдвигаться может поступить в любой момент.

– Есть, – козырнул я.

Командиры, что уже облазили весь танк (всем ведь любопытно посмотреть), как горох с него посыпались, кроме троих, что посмелее, оставшихся стоять на корме. Я через кормовой башенный люк забрался в башню, а там – до места механика-водителя. После этого развернул технику (хм, а ведь следы от него с воздуха должны быть хорошо заметны) и, загнав задом в лес, не так и далеко от палаток штаба, заглушил двигатель. Как-то резко наступила оглушительная тишина и только чуть позже стали доноситься команды и другие звуки.

Я выбрался из бронемашины, оставив шлемофон внутри, все вещи и снаряжение пока убрал в Хранилище, а вот винтовку прихватил. Танк запер и ключ от него забрал. У танка выставили часового, а мне приказали также находиться поблизости, запретив покидать танк надолго.

Я только решил подремать у кормы, как меня снова подняли. Особист обо мне не забыл и вызвал на разговор. Чуть в стороне от других палаток стояла его, причём довольно большая, на взвод. Охранял палатку не обычный Ваня-пехотинец, а опытный боец, видно, что не раз в переделках бывал: взгляд выдавал. Карабин в руках ухожен. Видимо, из личной гвардии Особого отдела.

Посыльный передал меня этому бойцу, и тот, забрав мою винтовку, убрал её в стойку, завёл меня в палатку, да и сам следом зашёл, закинув карабин за спину.

В палатке стоял стол, довольно аккуратно сколоченный из снарядных ящиков, а перед ним – табуретка, видимо для меня. За столом сидел комиссар-особист и буравил меня взглядом.

– Садись, – приказал он. – Поговорим.

Когда я устроился на табуретке (обычная такая, как будто из какого-то деревенского дома забрали, не новая), комиссар начал задавать вопросы:

– Из какой части этот лётчик? Его данные? Номер самолёта? Кто ещё участвует в таком нецелевом использовании техники? Из какой части танк? Кто командир? Имена экипажа.

– Лётчика не знаю. Смотрю – стоит самолёт на поле, подхожу. Говорю: парень, подвези, мне под Смоленск нужно. А тот отвечает: да не проблема, сам туда лечу. Так и добрался.

Удар в ухо был оглушительным. А хорошо поставлен удар у бойца, он у меня за спиной стоял.

– Я повторяю вопрос…

Справившись с болью и убрав Исцелением последствия удара, я негромко сказал бойцу:

– Ещё раз ударишь, я тебя, сука, прибью, и мне по фигу, что ты приказы выполняешь. А ты, майор, свои вопросы в задницу засунь, нашёл тоже рассказ…

Повторный удар в то же ухо чуть не выбил меня из сознания, но среагировал я быстро и, коснувшись бойца, отправил его в Хранилище, потом с гадёнышем разберусь. Комиссар резко схватился за кобуру, довольно ловко извлекая оружие, но мой прыжок оказался быстрее. Отправил его следом за подчинённым. После этого я оправил форму и, приведя палатку в такой вид, словно здесь произошла драка, бросил на пол пуговицу с немецким орлом и с вырванными нитками. Ещё раз проверив, всё ли лежит как надо, я покинул палатку и, забрав из стойки свою «светку», вернулся к танку, где вскоре и уснул. Охрану через Взор не ставил: много кто тут бродит.

Проснулся я от удара по ноге. Сержант, помдежурного из штаба дивизии, принёс мне котелок с кашей – ужин. Часовой у танка уже сменился. Пока я насыщался кашей (а неплохая, масла не пожалели), сержант сообщил, что пропал особист. Похоже, похитили, вроде немцы проникли в лагерь. Паника стоит серьёзная, проверили посты, уже приехали особисты из штаба армии, сейчас всё осматривают. Получается, немцы завладели важными пленными и знают о резервах. Это очень плохо.

Что я был у особиста последним, выяснили быстро, свидетели были, так что меня вызвали. Опрашивали недолго. Я сказал, что мне был задан вопрос о том, как я догнал дивизию, на что я ответил, что нашёл самолёт, который летел в эту сторону, и лётчик меня подкинул. Фамилию не знаю, часть тем более. Он на дороге в моторе копался, видимо на вынужденную сел. После этого я был отпущен.

Однако работали профи, они поняли, что в драка в палатке инсценирована, и остался один подозреваемый – я. Уже начинало темнеть, когда ко мне направили посыльного и начали готовить группу захвата. Но я остался сидеть у танка, четыре голема уже находились в машине, проникнув в неё через нижний эвакуационный люк, так что у меня была подстраховка.