Записки нетрезвого человека - Александр Моисеевич Володин

Так, более всего я боялся Олега Ефремова, который верил в меня слепо и непонятно.

Ефремов Олег Николаевич (1927–2000) — актер и режиссер театра и кино, театральный педагог, народный артист СССР. Создатель и художественный руководитель театра «Современник» (1956–1970). Художественный руководитель МХАТа (1970–1987) и МХТа им. А. П. Чехова (1987–2000). С 1949 года преподавал в Школе-студии МХАТ, со студентами которой основал театр «Современник», где поставил пьесы Володина «Пять вечеров» (1959), «Моя старшая сестра» (1962, Ухов), «Назначение» (1963, Лямин; долгие годы пьеса была разрешена только на сцене «Современника»); во МХАТе — «Дульсинею Тобосскую» (1971, Дон Луис). Сыграл заглавную роль в фильме-спектакле «Графоман» по рассказу Володина «Стыдно быть несчастливым» (1984, реж. А. А. Белинский, Лентелефильм), которая стала лучшей ролью его володинского репертуара.

К 60-летию О. Н. Ефремова было опубликовано эссе Володина «Мой друг Олег Ефремов»:

«Он — друг. Многим. Своим друзьям. Своим актерам. Если идти дальше — людям. Парадокс в том, что он главный режиссер театра, сначала одного, потом другого. А у главных режиссеров множество главнорежиссерских болезней. В их руках судьбы зависимых, ранимых, мало зарабатывающих актеров. Как соблазнительно попользоваться этим!.. Другая болезнь: главные режиссеры ревнивы. К успехам других театров, к режиссерам, которых сами же пригласили в свой коллектив, а если у кого-нибудь спектакль необыкновенно удался и, хуже того, его актеры полюбили! И еще болезнь. Им дороги награды, они скромно и нетерпеливо ждут своей очереди. Один из таких главных (кинорежиссеров) попросил написать для него сценарий. И — на ухо: „На Ленинскую премию!..“ Так вот, у главного режиссера Олега Ефремова этих болезней нет. Ни одной. Он дает работать в своем театре режиссерам любых вкусов и направлений, которые ему не совсем и понятны. Но, а вдруг?..

Когда актер подал заявку на роль, которую блистательно играл сам Ефремов, он — во вред спектаклю — разрешил ему играть вместо себя.

Правильно? Кто знает, иначе он не мог. Иногда, впрочем, неправильное бывает вернее правильного.

Рассказывают, что в школе учительница, опрашивая учеников, обратилась к нему, кем он хочет быть. Тощий, длинный мальчик ответил: „Хочу иметь свой театр“. Вот что главное! Он — строитель театров.

Для начала построил „Современник“. В те годы, когда никто еще ничего подобного не строил. Они одновременно появились — очень молодой Ефремов и очень молодые студийцы, теперь они уже знамениты. <…>

В „Современнике“ было больше ночных лихорадочных споров, нежели во всех других московских театрах, вместе взятых. Спектакли отличались не только иной степенью житейской и социальной правды, но и ритмом, он тоже был лихорадочным. На сцене речь шла о том, что зрители уже понимали, но еще не решались говорить вслух. Паузы на размышление были не нужны. Так же лихорадочны и стремительны были решения. <…>

Почти весь срок своей жизни в театре он бился за „крамольные“ пьесы. В каждое время наличествуют свои крамолы. Он знает правила этой игры. Запрещающие всегда упорны. Но он тоже упорен. Запрещающие всегда были по-своему умны. Но он был умнее их, хитрых, ушлых. Долголетняя борьба эта стоила ему дорого. Так, выигрывая, можно проиграть жизнь.

Сейчас мало у кого есть кумиры среди живущих и даже умерших людей. У него такие есть. К Станиславскому, Немировичу-Данченко он относится молитвенно. Как и они, Ефремов предан театру „жизни человеческого духа“.

Появлялись театры иные, условные, метафорические.

И многие поспешали вслед им. Он — нет.

Трудно оставаться собой, когда вокруг становятся другими, лучшими, нежели были до сих пор. Левые еще левей, правые еще правей, левые делаются правыми, правые — левыми. А у Ефремова какая-то неподвижная точка притяжения, от которой его так запросто не оторвать. Он — свой в сумятице человеческой жизни со всеми ее взлетами и уродствами. И поэзией.

В небольшом телефильме он играл графомана, который по мере сил сочинял стихи. Ефремов так читал их, что шахтер из Донецка попросил в письме, чтобы Олег Николаевич прислал ему „свои“ стихи, а он прочитает их жене.

Ни в театре, ни в кино он не играл отрицательных персонажей. Никому и в голову не приходило предлагать ему таких. Почему? Да потому, что он хороший человек. Говорят, хороший человек — это не профессия. В наши времена это выше профессии.

Он благородный человек — не сегодняшнее слово, не правда ли? Он не держит зла ни против кого. Не говорит плохо ни о ком. И не любит, когда о ком-нибудь говорят плохо в его присутствии. Это благородство поражает и при всей простоте его натуры даже сковывает. Надо дотягиваться до него. А трудно» (Советская культура. 1987. 1 окт. С. 4).

Благодарность недругам

С. 51

Начиная с первой, мои пьесы, чем дальше, тем больше, систематически ругали…

«Фабричную девчонку» ругали за очернительство…

Пьеса, пользовавшаяся огромным успехом, вызвала шквал разгромных рецензий.

Против пьесы яростно высказался А. В. Софронов, секретарь Союза писателей (до 1953 года), главный редактор журнала «Огонек» (с 1953 по 1983 год), плодовитый, бездарный драматург, имевший репутацию «одного из самых страшных литературных палачей сталинской эпохи и главных литературно-партийных чиновников» (Добренко. Сталинская культура… С. 52). Его статья «Во сне и наяву» (ЛГ. 1957. 7 дек.; в рубрике «Куда шло направление главного удара») положила начало травле, участие в которой приняли: Кулемин В. Вся ли это правда? // Комсомольская правда. 1957. 11 июля; Барулина Л., Демин П. А что у них за душой // Театр. 1957. № 6. С. 54–58; Сурков Е. Женька Шульженко, ее друзья и недруги // Знамя. 1958. № 3. С. 170–187; Фролов В. Какими путями идти? // Литературная газета. 1958. 14 янв.; «Ждем ответа, товарищ Володин!» / Л. Васина по поручению членов драмкружка // Театральная жизнь. 1959. № 18. С. 19–20; Бертенсон М. Два русла // Театральная жизнь. 1962. № 16. С. 3–4 и др.

«Перед появлением знаменитой разгромной статьи Софронова „Во сне и наяву“ дочка редактора „Литгазеты“, которая уже знала об этой статье, встретив, смотрела на меня в упор с боязливым любопытством как на убитого уже человека, как на труп <…> Постепенно стали даже избегать газетных разгромов — „не надо создавать нездоровую популярность“» (ОРК ГТБ. Ф. 18. Л. 51).

Однако у пьесы были и друзья. Важную роль в судьбе «Фабричной девчонки» сыграла театровед и критик М. Н. Строева, чья позиция считалась не менее вредоносной, чем сама пьеса. Выпускница ГИТИСА 1946 года, она заведовала отделом драматургии журнала «Театр», который возглавлял в те годы Н. Ф. Погодин, была инициатором публикации пьесы и автором первой статьи в ее поддержку (Строева. Критическое направление ума. С. 59–69).

Спустя много лет М. Н. Строева объясняла, что