Ночная Земля - Уильям Хоуп Ходжсон

и посему нередко убеждается в собственной неправоте, а иногда и в самой простой ошибке. Словом, я обнаружил, что кольцо представляет собой небольшую прозрачную трубку толщиной не более двух дюймов, испускавшую очень яркий и сильный свет, казавшийся вблизи много сильнее. Пусть эта мелкая подробность намекнет вам на всю новизну моего похода; кроме того, постарайтесь представить вместе со мной, как часто видел я над этой трубочкой чудовищных тварей, когда свет выхватывал из мрака их рыла.

К такому зрелищу я привык с детства; мы, мальчишки, нередко проводили дни отдыха возле великих стекол. Мы загадывали, кто первым увидит чудовище, выставившееся в сияние круга. Это случалось нередко, но ночные твари быстро исчезали во мраке, не имея особой симпатии к свету.

Тот, кто первым замечал особо уродливую тварь, считался победителем, и мы часами ждали мгновения. Игра переходила от поколения к поколению; и, несмотря на ощущение безопасности, как мне кажется теперь, с детской радостью соседствовал сердечный трепет.

Впрочем, эти воспоминания, скопившиеся за годы моей жизни, невольно заставили меня сделать шаг назад, когда я вдруг осознал, скольких жутких чудищ видел здесь на краю мрака.

Но, чуть постояв над Кругом, я наконец набрался решимости и потому повернулся к последнему дому Человечества, чтобы проститься с людьми; перед глазами моими открылась воистину удивительная и возвышенная картина: во все былые века не вставало на земле более могучее сооружение.

У Чудовищ и Сил Зла имелись все основания собираться со всего мира к этой живой горе; обращенный ко мне склон уходил в неизмеримую ночь и как будто бы удерживал на себе тяжесть черного неба где-то высоко над моей головой.

В склоне этом было устроено триста тысяч великих амбразур, столько же располагалось и на других сторонах Редута; общее число амбразур составляло двенадцать сотен тысяч, и цифру эту мы помнили из школьных учебников и атласов, даже в те далекие от нас времена не утративших своего названия.

Нижний ряд великих окон начинался в полумиле от земли, а над ним подымались ввысь остальные. Яркий свет исходил из амбразур в ночь. Сверкающие ряды эти выстраивались над моей головой, и поначалу в них еще можно было различить отдельные амбразуры, но наверху они сливались в некое ровное свечение, как бы очерчивавшее ясный пик на черноте небес. Такова была наша вечная гора.

И тут я начал замечать крохотные точки в амбразурах, возле которых собралось, наверно, все население Великого Редута. В нижних рядах они были видны довольно отчетливо – темные на светлом фоне.

Люди глядели на меня через свои подзорные трубы, и я вновь поднял взор к великому склону из серого металла. Сверкающая стена уходила в ночь, и венчала ее крохотная звездочка. Далекий свет исходил из Наблюдательной Башни, где прошла моя взрослая жизнь; сердце мое знало, что дорогой мой Мастер над Монструваканами сейчас смотрит на меня через Великую Подзорную Трубу, которой я так часто пользовался. И я отсалютовал ему Дискосом в знак прощания, пусть и не мог уже видеть его лица.

Сердце мое переполнялось чувствами, но душа укрепилась. И я вдруг уловил нисходящий ко мне ропот, глухой и неразборчивый; это крохотные фигурки людей в нижних амбразурах, отдавая мне честь, кричали, прощаясь или уговаривая вернуться. Так я стоял – крохотный человек перед рукотворной металлической горой, полной света и жизни. Понимая, что план мой в опасности, я не стал более задерживаться, только воздел Дискос рукоятью вверх, как подобало молодому человеку, отвечающему на приветствие миллионов.

Потом я коротко глянул вверх, чтобы находящийся в светлом пятне посреди черного неба в восьми великих милях над моей головой друг ощутил, что в тот миг я думал о нем, находящемся вне моего зрения. Должно быть, все видимые для моего зрения миллионы, следившие за мной из Верхних Городов, решили, что я прощаюсь именно с ними, и с чудовищной высоты до слуха моего донесся далекий шелест, словно бы легкий ветерок дунул в ночи.

А потом я опустил Дискос и повернулся. Ощутив грудью Воздушный Барьер, я переступил через круг – оказавшись теперь в Ночной Земле. После этого я не оглядывался, чтобы вид удаляющегося дома не нарушил крепости моего духа.

Я шел вперед, и колебания эфира вокруг меня говорили мне о том, что мой народ, моя родня думает обо мне – молится и не отводит глаз. Люди словно бы действительно сопровождали меня. Тут я понял, что подобное возбуждение эфира сообщит Силам Зла о том, что я оставил Пирамиду. Но как остановить людей, сопереживающих мне? Запретить им сочувствовать мне, прогнать от амбразур? Это было немыслимо, даже если бы я вновь оказался дома и объяснил всем природу опасности, растолковав, что соединившиеся воедино великие множества способны всколыхнуть весь эфир своей мыслью.

С самого начала я шел в Ночную Землю несколько наугад, не выбирая направления, стараясь только оставить внушительное расстояние за своей спиной, чтобы тем самым ослабить тяжесть, лежавшую на моем сердце. Однако по прошествии некоторого времени я поумерил прыть и начал осмысливать свое путешествие. Я уже сообразил, что мне следует с самого начала идти иначе, потому что за той частью Ночной Земли, где прошли юноши, могли пристально следить силы Зла.

Воплотив мысль в дело, я отправился не прямо на север, а на северо-запад, чтобы в конце концов оказаться за спиной Северо-Западного Стража и к северу от Равнины Голубого Огня, и только потом повернуть прямо на север, чтобы подальше обойти Обитель Безмолвия, страшившую меня сильнее всех прочих ужасов Ночного Края.

Предстоявшее мне путешествие сразу стало длиннее, но лучше не спеша добиться успеха, чем торопиться к собственной гибели, которая наверняка ожидала меня, если бы я забыл об осторожности.

Вы можете удивиться тому, что я столь решительно направился на север; однако я повиновался внутреннему знанию и руководствовался прочитанным в старинных книгах, казавшихся мне вполне достоверными.

В ходе своих непрекращающихся поисков – не столь уж давно – я наткнулся на небольшую книжицу из металла, странную и старинную, пролежавшую в сокровенном месте Великой Библиотеки около десяти тысяч лет, – меньше или больше, я точно не знал.

Книга эта повествовала о делах, всем известных и скорее принадлежащих к области сказок; так в нашем веке относятся к мифам древних времен. Но я внимательно относился к подобным вопросам, полагая, что внешняя оболочка, как раз и вызывавшая недоверие, вполне может таить в себе ядрышко древней истины.

Словом, найденная мной книжица повествовала о том, как некогда, в невообразимом