Пока мы не встретились - Карен Рэнни

«Где ты был?» – спросит она его с естественным не довольством жены. А может быть, ничего не спросит, а просто обрадуется, что он, наконец, вернулся.

Но это оказался не Монкриф, а фермерская повозка с тепло укутанным возницей.

Подошел лакей и поднял лампу.

– Эй, ты, там! Если ты что-то везешь в Балидон, то тебе к черному ходу, это следующий поворот.

– Везу, везу, – проворчал незнакомец, поворачивая к ним грубое лицо, – только это герцог Лаймонд. И я молю Бога, чтобы он был еще жив.

В мгновение ока Кэтрин подскочила к повозке, забралась на нее и дрожащей рукой смахнула сено с лица Монкрифа. Герцог был прикрыт одеялом, но оно промокло от крови. Кэтрин положила голову мужа себе на колени и осторожно дотронулась до бледного лица.

– Езжайте помедленнее, – распорядилась Кэтрин, сохраняя внешнее спокойствие. – А вы бегите за помощью, – обратилась она к лакею, и тот бросился прочь, только лампа подпрыгивала на бегу.

Дорога казалась бесконечной. Наконец повозка остановилась у высоких дубовых дверей Балидона, где уже выстроилась целая фаланга лакеев. Лица у всех были встревожены. Кто-то принес дверь, ее пристроили к днищу повозки как импровизированные носилки. Четверо влезли наверх.

– Ваша светлость. – Уоллес, который остался снаружи, положил Кэтрин руку на плечо. – Позвольте им снять его.

Она кивнула, осторожно переложила голову Монкрифа на сено и отползла в угол, чтобы не мешать.

– Только осторожнее! – предупредила она, хотя это распоряжение было явно излишним.

Когда Монкриф оказался на носилках, Кэтрин невольно зажмурилась – муж выглядел совсем как мертвый. Лакеи медленно понесли его вверх по лестнице в герцогские покои.

– У нас в Балидоне есть какой-нибудь лекарь? – спросила Кэтрин у Уоллеса.

– У одной горничной в деревне мать, она лечит раны.

– Пошли за ней, – распорядилась Кэтрин, поднимаясь вслед за носилками.

Все платье Кэтрин было в крови Монкрифа. Она оглядела себя и содрогнулась. Монкрифа ранили, надо обязательно допросить возницу.

И еще кое-кого.

– Как только Глинет вернется, пошли ее ко мне, – приказала Кэтрин Уоллесу и, не дожидаясь ответа, догнала носилки.

Лакеи осторожно переложили Монкрифа на кровать. Кэтрин присела на край кровати и приподняла окровавленную рубаху.

В Монкрифа стреляли. Кэтрин хотелось кричать, но усилием воли она сохранила самообладание и приказала принести перевязочный материал. Она почти выхватила из рук лакея льняную салфетку и прижала ее к кровоточащей ране.

– Он потерял много крови, – раздался старческий голос у нее за спиной. Кэтрин вздрогнула и обернулась: рядом улыбалась старушка, зияя беззубым ртом. – Я Энни, – объяснила она. – Я пришла ему помочь, если ты, конечно, позволишь.

Глубокие морщины изрезали все лицо женщины. Казалось, небесный скульптор сначала сжал это лицо, а потом позволил ему распрямиться. Старушка едва доставала Кэтрин до груди, но в ее глазах читалась недюжинная сила характера. Знахарка сложила на груди руки и стояла, постукивая ногой по полу; улыбалась она с оттенком высокомерия.

– Ты что, собираешься дать ему истечь кровью? Он и так на полпути к смерти. Ну-ка подвинься, дай подойти. – В тоне старухи звучал приказ.

– Это знахарка, о которой ты говорил? – спросила Кэтрин Уоллеса, который стоял в дверях.

– Да, ваша светлость. Она оказалась в замке, Лечила одну из служанок.

– Бедная девушка страшно обожглась вчера, но не думаю, что ты об этом слышала.

Кэтрин покачала головой, старуха, демонстративно вздохнула:

– Я так и думала. Такие как ты, никогда не замечают, что делается внизу.

– Вы будете оскорблять меня или лечить моего мужа?

– И то и другое, – отрезала женщина. – Но сначала лечить.

Кэтрин отошла в сторону и смотрела, как Энни разрезала рубашку и приказала снять с Монкрифа остальную одежду. Одну из служанок послали за кипяченой водой, другую – за мешком Энни, который остался в кухне. Третья отправилась в огород за нужными травами. Даже Кэтрин получила задание.

– Сядь там, – указала старуха на другую сторону кровати. – Держи его за руку. Он скоро придет в себя, так что пусть лучше смотрит на твою, хорошенькую мордашку, чем на меня.

Кэтрин сделала, как ей велели, пододвинула стул к кровати и взяла левую руку Монкрифа в свои ладони.

– Что вы собираетесь сделать?

Женщина не ответила. Кэтрин повторила вопрос, на сей раз более настойчиво, намереваясь отстранить Энни, если не получит ответа. Да сумеет ли эта дерзкая старушка действительно оказать, помощь, даже если искренне этого хочет? Кэтрин не позволит проводить над Монкрифом сомнительные опыты!

– Только не строй из себя слезливую дамочку, – одернула ее Энни. – Терпеть не могу слабодушных аристократок.

– Я не аристократка. Я дочь фермера.

– Значит, должна держать себя в руках.

– Что вы собираетесь делать? – в третий раз спросила Кэтрин. – И не увиливайте. Ваши оскорбления меня не запугают.

– Собираюсь вынуть пулю из его плеча, – сообщила, наконец, Энни, вынимая из мешка длинный, устрашающего вида пинцет. – Он пока без сознания, и я не могу дать ему обезболивающего. Будет очень больно. Посмотрим, есть ли от тебя толк, дочка фермера.

Кэтрин ухаживала за отцом, когда тот болел, сидела с ним в его предсмертные часы. Много раз она помогала больным и роженицам, но никогда в жизни не чувствовала себя такой бесполезной, как сейчас. Кэтрин держала Монкрифа за руку и молилась, пытаясь хотя бы немного успокоить страшную боль.

Энни посыпала рану герцога каким-то вонючим порошком.

– Что это?

– Или ты будешь задавать вопросы, или я буду работать, – проворчала Энни. Игнорируя вопрос Кэтрин, она приказала служанке: – Держи свечку ближе.

Кэтрин хотелось закрыть глаза, но она не сводила взгляда с лица Монкрифа. Когда Энни взялась за свой пинцет, глаза Монкрифа внезапно раскрылись.

– Все хорошо, Монкриф, – проговорила Кэтрин. – Я здесь.

Его пальцы сжали кисть жены. Кэтрин не знала, услышал ли он ее, облегчила ли она хоть на йоту страдания мужа. Она погладила его руку до локтя, принося этим успокоение скорее себе, чем ему. Обычно горячая кожа Монкрифа была холодной и влажной.

Лакей и камердинер закончили раздевать Монкрифа, и Кэтрин прикрыла его до талии простыней.

Энни криво усмехнулась:

– У него нет ничего нового, дочка фермера. Я видывала такое и раньше.

Кэтрин молча нахмурилась. Она в жизни не встречала более, несносной женщины, даже Джулиана была приятнее.

Энни погрузила огромный пинцет в рану. Кэтрин зажмурилась от ужаса, приложила руку мужа к своей щеке и молилась, чтобы все скорее кончилось. Монкриф был в сознании, но молчал, только сильнее стискивал пальцы Кэтрин, мужественно терпя невыносимую боль.