Зло любит меня - Даша Пар

Рональд молча смотрит на меня и тепло улыбается, как будто знает о чём думаю и одобряет эти мысли. Недавно говорила с ним о своих планах, и он настоял на том, чтобы сопроводить меня. Я дала согласие. Думаю, он именно тот человек, которого я хотела бы видеть рядом…

Я наклонилась и поцеловала его в губы, чувствуя теплое покалывание в подушечках пальцев. Онемение прокатилось по телу, отозвавшись гулкими быстрыми ударами сердца, и растворилось в блаженной истоме. Мне хотелось прижаться к нему так сильно, как только можно. И Рональд не отпускал из рук, вновь и вновь рождая тепло. Мы не замечали, как тихо стало за столиком, не обращали внимание на вытянувшиеся лица друзей и на вежливое покашливание сзади. Пока я не услышала его голос.

— Лея.

Моментально разомкнув объятия, я уставилась на источник голоса. Губы горели как от огня и я неловко их облизнула. Передо мной стоял Генри.

— Генри, — прошептала я, не верящим взглядом смотря на него. — Как ты тут…

Он не дал мне договорить, быстро развернулся и почти бегом направился к выходу. Вскочив со стула, устремилась вслед за ним, не замечая руки Рона, не слыша его голоса.

— Не иди за ними, им нужно поговорить, — мягко остановила мужчину Бетани. — Она вернётся, Рон.

Я нагнала парня только на улице. Он стоял чуть поодаль от входа и нервно теребил в руках сигарету. Генри очень изменился за то время, что мы с ним не виделись. Как-то постарел, исхудал. В его глазах появилось странное затравленное выражение, совершенно ему не идущее. Одетый в смятую чёрную футболку, рваные джинсы, бледный, от одного вида щемило сердце, и я не понимала, что послужило причиной таких изменений. Не верю, что в этом виноваты проблемы нашей семьи. Что случилось?

— Генри, — тихо сказала я, вставая рядом.

Парень легко двинулся с места и мне оставалось только следовать за ним. Несколько минут мы молча шли, давая тишине окутать наши сердца холодным саваном. Нам нужно было о многом поговорить и каждый решал с чего начать и что сказать. Первым нарушил молчание Генри.

— Лея, давай сбежим отсюда, — твёрдо заговорил он, останавливаясь и разворачиваясь ко мне лицом. — Давай бросим всё и уедем? Нунавут помнишь? Там хоть и холодно, но безопасно.

— Генри, о чём ты говоришь? — недоумённо спросила я.

— Лея, ты не поверишь, если я скажу тебе правду, — с каким-то странным отчаянием заговорил он. — Пожалуйста, просто давай сбежим? Остальным мы не нужны, они справятся и без нас, Лея…

— Генри, какого чёрта? — резко воскликнула я, непроизвольно делая шаг назад. — Что ты такое говоришь? Я просто в шоке от тебя! Ты пропал на месяц с лишним, ни звонков, ни встреч, а теперь заявляешь и говоришь: «Лея, давай сбежим отсюда!» Что ты такое себе надумал? Генри?

Парень просто стоял и молчал, сжимая сигарету, сыпля табак на землю. Его глаза беспорядочно метались по пустынной ночной улице, пытаясь ухватиться хоть за какой-нибудь ориентир.

— Лея, ты всегда хотела знать кто я, не так ли? — срывающимся голосом спросил он.

— Да, — не понимая, к чему он клонит, протянула я.

— Я понимаю зачем, правда. Я не мог сказать, потому что это знание могло подвергнуть тебя опасности, поэтому молчал. Я сбежал из своей семьи, когда понял, что не хочу быть как они. Просто не хочу, — отчаянно заговорил он, проглатывая окончания, сжимая всё сильнее кулаки. — Меня зовут Генри Валентайн. Я из семейства тех самых Валентайнов.

Сначала я не поняла, о чём он говорит. Как и вся наша беседа, эти слова показались бессмысленным набором букв. Но потом пришло понимание.

— О! — с вытянувшимся лицом проговорила я, не зная, как отреагировать на его слова.

Валентайн. Это как насмешка судьбы, глупая злая шутка. Одно из самых богатых семейств в мире, наряду с Рокфеллерами и Ротшильдами. Самое злое семейство в мире. Их влияние протянулось на всю САГ, затронуло Европу и немного Российского королевства. Численность членов семьи знают только историки, а их история началась ещё в средние века, когда их предок, первый носитель фамилии Валентайн, нашёл золотую жилу. С тех пор деньги, власть и красота стали синонимами их фамилии. А также психопатия, алкоголизм, сатанизм, нацизм, религиозное рвение, наркомания, тирания и многие-многие другие пороки, известные человечеству. В этой семье редко рождались ангелы. Казалось они прокляты упиваться своей удачей и своим проклятьем. Узнать, что Генри принадлежит к самой богатой и порочной семье в мире это всё равно, что… не знаю, не могу подобрать сравнение. Шок? Ужас? Отвращение? Сочувствие? Что должна ему сказать девочка без семьи?

— Мой отец принадлежит к главной ветке нашего семейства, — прервал затянувшееся молчание Генри, раскуривая очередную сигарету и упорно не глядя мне в глаза.

Я ловким движением руки выхватила из его рук сигарету и закурила. К чёрту всё, я просто не могу сдержаться. Он никак не прокомментировал мой поступок, только залез в карман, чтобы достать ещё одну.

— Когда мне исполнилось четырнадцать, я кое-что узнал о своей семье. Наш маленький секрет, позволяющий нам быть такими богатыми и чистыми перед законом, хотя всем было известно, с какими людьми мы водимся. Этот секрет заставил меня бежать, раствориться в среде бездомных. Я сделал всё, чтобы меня не нашли. И тогда, когда я поверил, что всё хорошо, мы приехали в Нью-Йорк. Я не думал, что спустя столько лет за мной всё ещё охотятся. Что я буду так нужен семье.

— О чём ты говоришь, Генри? — напряжённо слушая, спросила я.

Жажда никотина — странная штука. На самом деле мне нужен не он, а успокоение. Спокойствие, которое никотин не может подарить, это эффект плацебо плюс никотиновая зависимость. Мы сами убеждаем себя, что хотим курить, что нам это необходимо и именно поэтому сейчас, когда напряжение выплёскивается через край, ни одна затяжка не может заглушить мою жажду. Я кусаю губы, пытаясь справиться, но чем больше говорил Генри, тем сложнее мне приходилось.

Оказывается, все эти месяцы Генри боролся со своей семьёй. Он пытался доказать им, что не принадлежит к Валентайнам. Что сам решает, кем ему быть и что он не желает иметь ничего общего с их тайнами. А чуть больше месяца назад они кое-что сказали ему, и это изменило всё.

— Лея, я не хочу говорить тебе правду, потому что это может навредить нам обоим. Я боюсь того, что с тобой сделают, если узнают, что я тебе всё рассказал, — тихим голосом говорил он, потирая мелко трясущиеся ладони. — И я не знаю, как убедить тебя следовать за собой. Я знаю, как ты привязалась к Нью-Йорку, так что вряд ли как раньше рванёшь за мной в неизвестность, но пожалуйста, мы знакомы почти четыре года, пожалуйста, поверь мне! Нужно уходить, Лея!