Великодушные враги (Право на измену) - Элизабет Стюарт

Томас подхватил хлыст и легонько провел концом плети по ее щеке, заставив ее поднять лицо к свету.

— Хоть вас и считают красавицей, Джонет Максвелл, вы совершенно не в моем вкусе. Жаль, но это так.

Собрав воедино всю свою смелость, Джонет оттолкнула от себя хлыст и встала с колен.

— Наши чувства, сэр, благодарение Богу, взаимны!

Его это рассмешило.

— Тем не менее нас обвенчают, и вы нарожаете мне сыновей. Вы будете мне верной и послушной женой… — усмехнулся Томас. — В противном случае вам придется горько, очень горько пожалеть.

— Все это, конечно, забавно, — вежливо вставил Александр у них за спиной, — но не пора ли нам приступить к завтраку, Том? Еще немного, и я просто умру с голоду.

Его слова разрушили возникшее между ними напряжение. Томас повернулся кругом и отдал шутливую команду приступить к еде, а Джонет так и застыла на месте, пытаясь прийти в себя.

— Ты не мог бы отослать эту девицу? — с полным ртом продолжал Александр. — У меня мало времени, а нам еще надо поговорить о деле. Если, конечно, у тебя не пропала охота. Не хочу злоупотреблять дружбой.

Джонет даже не слышала, что ответил Томас. Александр не шевельнул и пальцем, чтобы прийти ей на помощь. Вряд ли он намеревается делать это в будущем. Совсем напротив, они с Томасом, похоже, закадычные друзья. Могла ли она надеяться, что он поможет ей выбраться отсюда? Что из сказанного им вчерашней ночью было правдой, а что — ложью?

— Ты что, оглохла, дурища? Я сказал: «Пошла вон отсюда»!

Джонет, вздрогнув, обернулась. Томас жестом указал ей на дверь.

— Ты мне больше не понадобишься. Убирайся.

Она бросила вопросительный взгляд на Александра, но он был поглощен завтраком. С чувством отчаянной безнадежности Джонет направилась к двери.

— К вам посетитель, — объявил стражник. — А ну-ка, отойдите от двери.

Александр оглядел тюремную камеру. В этой самой камере когда-то держали его отца, здесь он и умер. Александр помнил тот день, словно все произошло несколько часов назад, словно с тех пор не миновали годы. Нахмурившись, он протиснулся мимо тюремщика в низкую и узкую дверь.

Мьюр стоял в тени у дальней стены. Слабый свет, проникавший в камеру сквозь единственное пробитое под самым потолком окошко, забранное решеткой, освещал стоявшую у стены узкую койку. Напротив нее, у другой стены, стоял ветхий стол с умывальником и ночным горшком, а рядом — расшатанный табурет.

Александр жадно впитывал все эти детали. У него возникло странное чувство, будто рядом с ним стоит его отец. Мьюр не прерывал молчания, пока тюремщик не оставил их наедине, закрыв за собой дверь.

— Мне сказали, что у меня не будет посетителей, и я поверил, хотя следовало бы догадаться. Что, пришел позлорадствовать?

— Вы меня осудите, если я скажу «да»?

Мьюр ничего не ответил. Александр прошелся по камере, измерив ее шагами от стены до стены. Шесть шагов. Боль и отчаяние, пятнадцать лет запертые у него внутри, всколыхнулись в его душе.

— Не много места для человека, любившего ветер и вольный простор нагорья, — сказал он тихо и поднял глаза. — Интересно, вам так же тяжело, как было ему?

Мьюр вышел из тени.

— Что тебе надо, Хэпберн? У меня мало времени, и я не желаю его тратить, глядя на тебя. Говори, зачем пришел, и убирайся.

— Вот как? А я думал, вы будете рады встретиться для разнообразия с живым Хэпберном из плоти и крови, а не с призраками, которые наверняка здесь бродят. Он вас не навещал? А может, он приходит только по ночам?

— Убирайся!

Александр засмеялся.

— Я уйду только после того, как мы закончим разговор, прерванный недавно Мэрдоком. Вы мне его задолжали пятнадцать лет назад.

— Все, что я могу, это сказать тебе «нет», Хэпберн. Невелико утешение, но от него я ни за что не откажусь.

Александр опустился на покрывавший койку соломенный тюфяк.

— Гм, не слишком удобно, верно? Обычно мужчине требуется удобное ложе для сна, а если такового не имеется, то хоть веселая девчонка, чтобы его согреть и заставить позабыть о неудобствах. Кстати, о Джонет…

Глаза Мьюра сузились.

— На сей раз уловка не сработает. Ты не можешь ей навредить. Джонет под защитой Мэрдока, он собирается выдать ее за своего сына. Это не то, что я желал для нее, но сейчас это единственный разумный выход, и я предпочитаю его всем остальным.

— По-вашему, ей лучше выйти замуж за Дугласа, чем отправиться во Францию и жить в доме Олбани? И это говорит любящий дядюшка!

— Я давно уже перестал молить Бога о чуде.

— А вы попробуйте еще разок. Я могу вывезти девушку во Францию.

Мьюр презрительно засмеялся.

— Мэрдок тебя и близко к ней не подпустит.

— Вы полагаете? К вашему сведению, мы с ней остановились в одном доме. Хотите знать, как близко я к ней подобрался? — улыбнулся Александр. — Возьмем, к примеру, прошлую ночь.

Мьюр замер. Целую минуту мужчины, переполненные ненавистью, молча испытующе смотрели друг на друга.

— Ты лжешь, — граф Мьюр первым прервал молчание. — И если думаешь, что я этому поверю, — ты просто глуп. Стоит тебе пальцем ее тронуть, как Дуглас тебя убьет. Я сам слышал, как он это говорил. И я считаю, что девочке лучше выйти замуж за Томаса, чем куда-то ехать вместе с тобой. — Он повернулся спиной и оперся плечом о стену. — А теперь оставь меня. Мне больше нечего тебе сказать.

— Ну, если вы так настаиваете… — Александр встал и подошел к двери. — Однако не думаю, что Джонет с вами согласится. Наш досточтимый Томас — человек не совсем обычный. У него есть… ну, скажем так, одна маленькая слабость. — Он помолчал и через плечо бросил взгляд на Мьюра. — Парень получает удовольствие не так, как большинство мужчин, хотя — справедливости ради должен признать — ведет себя очень осмотрительно.

— Что ты такое говоришь? — спросил Мьюр.

— Юный Томас предпочитает мужчин, — негромко пояснил Александр. — А когда имеет дело с женщинами, использует их неестественным путем. Но если именно этого вы хотите для Джонет, что ж, воля ваша.

Некоторое время Роберт Максвелл стоял неподвижно, словно окаменев.

— Что ты за гнусное чудовище! — заговорил он наконец. — Намекаешь мне на всю эту мерзость, а сам…

— Это правда, — не повышая голоса, заверил его Александр. — Уверяю вас, это чистая правда. Вам будет о чем поразмыслить по дороге на эшафот. Подумайте хорошенько, на какую семейную идиллию вы обрекаете Джонет. И все потому, что не хотите открытого разговора, чтобы не лишить себя маленького удовольствия напакостить мне в последний раз.