Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так Венеция дорого заплатила за свою гордыню – и счет еще не был закрыт. Незадолго до этого новый король Германии Рудольф Габсбург попытался расположить к себе папу Николая III и подарил ему территорию Романьи, в которую входила Анкона. В результате Венеция оказалась врагом папы. Между тем, заметив ее затруднения, в Истрии и на Крите одновременно восстали недовольные. Для Якопо Контарини это было чересчур. В марте 1280 г. он отказался от должности – или, точнее сказать, его отправили на пенсию: известно, что путем голосования решили выплачивать ему по 1500 piccoli ежегодно, – а учитывая, что восьмидесятипятилетний дож был прикован к постели, расходы в целом должны были оказаться невелики[130].
Преемник Контарини, Джованни Дандоло, – личность загадочная. Несмотря на его принадлежность к знаменитому роду, источники не сообщают о его прошлом ничего, за исключением того, что на момент избрания он служил за границей. Достоверных сведений о степени его родства с великим Энрико также не сохранилось[131]. Не прошло и года, как он заключил мир с Анконой. Главный вопрос о правах Венеции на Адриатику, похоже, остался нерешенным: вероятно, Джованни хотел добиться примирения как можно быстрее. И вот наконец руки его были развязаны: теперь можно было заняться Истрией, которую активно поддерживали патриарх Аквилеи (заявлявший, что эта территория находится под его юрисдикцией) и граф Гориции. Поначалу удача отвернулась от республики. Граф и патриарх, объединив усилия, собрали войско из германских наемников, которые без труда разгромили венецианские отряды, отправленные подавить мятеж в Триесте. Жители Триеста пустились в погоню, напали на Каорле, захватили в плен подеста и сожгли его дворец, а затем двинулись дальше, оставляя за собой разоренные земли, и подступили к самому Маламокко.
Вот уже почти пять веков со времен Пипина ни один вражеский флот не подходил к Венеции так близко. Венецианцы дали быстрый и решительный отпор. Предводитель неудавшейся экспедиции Марино Морозини был брошен в тюрьму и наказан «в соответствии с его злодеяниями и в качестве примера тем, кто придет вслед за ним». Объявили о всеобщем воинском призыве, в Триест направили новый флот, существенно больше предыдущего. На сей раз все прошло хорошо. Город оказал отчаянное сопротивление, но вскоре сдался, а за ним последовали его соседи. Тем не менее лишь в 1285 г. патриарха убедили подписать соглашение о взаимопонимании с республикой, и даже после этого вопрос о его правах в Истрии остался нерешенным. В результате снова разгорелось недовольство. Мятежники досаждали Венеции и в военном, и в экономическом, и в политическом отношении еще двадцать лет, пока наконец в 1304 г. патриарх не отказался от всех своих притязаний в регионе в обмен на ежегодную выплату в размере 450 марок.
Были и другие причины для беспокойства. Королевством Сицилия, включавшим в себя практически всю Италию к югу от Рима, с 1266 г. правил из своей столицы в Неаполе Карл Анжуйский, брат Людовика Святого. В 1282 г., на другой день после Пасхи, пьяный французский сержант в Палермо стал домогаться некой сицилианки около церкви Санто-Спирито, перед вечерней службой. Муж женщины убил сержанта, убийство повлекло за собой бунт, который перерос во всеобщее побоище. К утру две тысячи французов были мертвы, остальные бежали с острова и обратились за помощью к Карлу. Сицилийцы посадили на трон в Палермо Петра III Арагонского.
Годом ранее Венеция официально признала Карла Анжуйского, но участвовать в войне, которую позже прозвали «Сицилийская вечерня», она не желала. В духе своей обычной политики она старалась по возможности держаться в стороне от итальянских переворотов, да и флот ее в любом случае находился в Истрии. В 1284 г., когда папа Мартин IV, француз по национальности и, соответственно, верный сторонник Карла, выступил против Петра, Венеция отказалась принять участие в походе и запретила своим князьям церкви – патриарху Градо и епископу Кастелло – поддерживать его со своих кафедр. Результатом стали отлучение – первое, но не последнее из тех, что выпали на долю Венеции, – и папский декрет, столь серьезный и торжественный, что даже Венеция не осмелилась его ослушаться.
В наши дни трудно себе представить, до какой степени средневековый город зависел от церкви. После отлучения умолкли колокола на кампанилах; прекратились обедни; были запрещены все церковные службы – крещение, венчание и отпевание – и все религиозные шествия, столь милые сердцу венецианцев. Без великих праздников Рождества и Богоявления та зима, должно быть, показалась им бесконечной, а с приходом весны на Венецию словно обрушился ветхозаветный Божий гнев в виде землетрясения, за которым сразу последовало страшное наводнение. Снесло волноломы, было разрушено множество домов, семьи остались без крыши над головой и еды. Меры, принятые для облегчения участи людей, были быстрее, щедрее и эффективнее, чем можно было ожидать от любого другого города Европы, но Венеция не способна была скрыть ни от собственных граждан, ни от кого-либо другого, что удача от нее отвернулась.
Но, как ни удивительно, именно в том безрадостном 1284 г., когда отлучение от церкви оставалось в силе, произошло одно из важнейших событий в истории республики: в Венеции появился золотой дукат. Само слово не было новым: поначалу так назвали серебряную монету, которую Рожер II Сицилийский начал чеканить в 1140 г. Другие серебряные дукаты вошли в оборот в Венеции в 1202 г. – для оплаты труда рабочих, строивших флот для Четвертого крестового похода. Но золотой дукат Джованни Дандоло далеко превосходил своих предшественников. Согласно указу Дандоло, эту монету следовало «чеканить со всем возможным тщанием, как [флорентийский], только еще лучше». Судя по всему, его распоряжение исполнили в точности, потому что в противном случае эта монета не смогла бы сохранять свои качество, репутацию и ценность на мировых рынках целых 513 лет, до падения республики[132].
Джованни Дандоло правил девять лет. Он умер 2 ноября 1289 г., оставив по себе единственный памятник – золотую монету. Но как бы ярко ни сверкали его дукаты, ослепить венецианцев они не могли: те прекрасно видели, что в последние двадцать лет судьба была к ним неблагосклонна. Венеция