Том 4. Письма 1820-1849 - Федор Тютчев

Mais si la société de St-Pétersb<ourg> est des plus douces, on ne peut pas en dire au tour du climat, et il n’a pas de jour, où je ne sois dans le cas de bénir deux autres fois la pelisse que vous m’avez donnée. C’est là un cadeau qui réunit dans un très haut degré l’utilité à l’agrément. — Ce matin encore, le 2/14 mars, nous avons eu 23 degrés de glace. Quel printemps.

J’ai bien hâte cependant de voir toutes les rigueurs s’adoucir pour pouvoir songer avec quelque suite à mes dispositions de voyage pour aller vous trouver*. Il me tarde bien, je vous assure, d’être auprès de vous, — et ni les lettres que je vous écris de loin en loin, ni les longs intervalles de silence ne sauraient vous donner une idée vraie de mon impatience à cet égard.

J’ai eu l’autre jour la visite de Mr Похвиснев, et jusqu’à présent je ne suis pas parvenu à découvrir, où il s’est arrêté. Parmi les personnes que je vois pas une n’a su me l’indiquer — pas même les Муравьев*. Et d’autre part, je n’ai pas cru de voir faire intervenir la police pour me faciliter cette recherche.

Mille tendres amitiés à Dorothée et à son mari. J’ai bon espoir de faire accepter par la Directrice la comédie qu’il m’a envoyée et je lui demande pour prix de mes soins la recette de la première représentation*.

Adieu, chers papa et maman. Je baise vos chères mains et suis pour la vie votre t<rès> dévoué fils T. Tutchef.

С.-Петербург. 2 марта

Я очень огорчен, любезные папинька и маминька, что не могу сообщить вам ничего положительного о моих делах, и в этом отчасти причина того, что я так долго не имел удовольствия писать к вам. Я по-прежнему слышу великолепные обещания и самые лестные заверения, и я на самом деле полагаю, что для меня искренне хотят что-то сделать. — Но чего им недостает, так это формы, в какой можно выразить их желание.

Великая княгиня сказала, что очень бы желала заняться судьбой одной из девочек и что она попросит государыню заняться другой, чтобы поместить обеих в один институт. Разумеется, что только при этом условии я могу согласиться на это великодушное предложение. Ибо я твердо решился не разлучать двух младших. Что касается до Анны, она вышла из возраста, когда можно поступить в институт, и ее место на ближайшие три-четыре года только рядом со мной.

Николушка, несмотря на свою неистребимую <1 нрзб>, передаст вам подробности нашей петербургской жизни, которых не выскажешь в письме. — Мои отношения с графиней Нессельроде по-прежнему очень теплые. Я ее вижу почти ежедневно — и испытываю к ней настоящую симпатию, и она, по-моему, взаимная. У нее мы в прошлое воскресенье отметили окончание Масленицы. Накануне состоялся большой бал у австрийского посланника. — Это все, что удалось извлечь из Масленицы, испорченной трауром, который, впрочем, был прерван так же внезапно, как и начался, благодаря родам великой княгини цесаревны*.

Но если петербургское общество весьма любезно, то этого никак нельзя сказать о здешнем климате, и нет дня, когда бы я не вспоминал с благодарностью вас за то, что вы подарили мне шубу. Этот подарок в высочайшей мере соединяет в себе полезность и приятность. — Еще сегодня утром, 2/14 марта, у нас было 23 градуса мороза. Что за весна!

Мне, однако, не терпится дождаться, когда потеплеет, чтобы уже основательно продумать планы поездки к вам*. Мне очень хочется, уверяю вас, быть рядом с вами, — и ни письма, которые я пишу вам время от времени, ни долгое молчание между ними не могут дать вам настоящего представления о моем нетерпении.

На днях у меня был с визитом г-н Похвиснев, и я до сих пор не обнаружил, где он остановился. Среди тех, кого я вижу, никто не мог не указать — даже Муравьевы*. А с другой стороны, мне не хотелось прибегнуть к помощи полиции, чтобы облегчить мои поиски.

Тысяча нежностей Дашиньке и ее мужу. Я твердо надеюсь передать через директрису комедию, которую он мне прислал, и в качестве платы за услугу прошу программку первого представления пьесы*.

Простите, милые папинька и маминька. Целую ваши милые ручки и остаюсь навеки преданный ваш сын Ф. Тютчев.

Тютчевым И. Н. и Е. Л., 11 апреля 1845*

Середа

Je ne pourrais vous dire, chers papa et maman, combien je suis contrarié et triste de devoir passer ces jours-ci loin de vous. — Me voilà depuis de longues années, pour la première fois en Russie, à l’époque de cette fête qui me faisait chaque fois péniblement sentir notre séparation, et il était dit que cette fois encore, je la passerai seul. — Je suis non seulement triste de ce contretemps, mais je ne saurais m’empêcher de m’en imputer la faute. Il eut été si facile de prendre d’autres arrangements. Mais plus je vois et plus je me sens accabler du poids de mon indolence.

Vous savez, n’est-ce pas, que je suis rentré au service. L’autre jour j’ai reprêté serment*. On va me rendre ma clef et probablement on m’avancera*. Le Comte de N<esselrode> est plein de bienveillance. Il m’a demandé l’autre jour ce que je comptais faire pour le moment. Je lui ai dit que je n’avais qu’un seul désir, c’est d’aller passer l’été avec vous. Pour mon retour on m’aura trouvé une place, c’est-à-d<ire> on aura trouvé un prétexte de me donner quelques milliers de roubles. C’est très aimable et je lui en remercie. Il s’agit maintenant de régler définitivement l’affaire des enfants. J’ai la parole de la Grande-D<uchesse> et j’espère avoir la possibilité de la revoir et de lui parler avant mon départ.

Vous avez bien raison de savoir gré à Madame de Nesselrode de l’intérêt qu’elle me témoigne. Il est impossible d’être meilleure qu’elle n’est. Elle ne demanderait pas mieux que de me servir encore plus activement qu’elle ne fait, mais elle trouve un terrible obstacle dans ma détestable incurie*.

Nous sommes ici dans l’attente du printemps qui n’arrive pas. Le moment présent est détestable. C’est un vrai gâchis.

C’est le Dimanche de Pâques que je compte faire communier les deux enfants dans la chapelle de la Comtesse Шереметев. C’est Палагея В<асильевна>* qui veut bien se charger de ce soin.

Quant à moi, je suis décidé à attendre jusqu’à Moscou pour faire mes dévotions. Je les ferai cet été avec vous. Ici tout l’arrangement matérialisé, mon existence est tel que je ne pourrai guères les faire comme je le voudrais.

Vous savez, je suppose, que Палагея В<асильевна> est devenue бабушка.

Прошу поздравить прабабушку*. Еще раз, любезнейшие папинька и маминька, поздравляю вас всех от души с наступающим праздником и от души жалею, что мы проведем его розно.

Целую ваши ручки. Ф. Т.

Середа

Не могу выразить, любезнейшие папинька и маминька, как мне досадно и грустно не быть рядом с вами в эти дни. — Впервые за долгие годы я нахожусь в России в этот праздник, который всякий раз заставлял меня остро переживать нашу разлуку, и вот опять, как сказано, я проведу его в одиночестве. — Мне грустно не только из-за невозможности увидеться, но я не могу не испытывать своей вины в этом. Так просто было устроить все по-другому. Чем больше я смотрю, тем больше меня угнетает моя собственная небрежность.

Вы знаете, не так ли, что я вернулся на службу. На днях я принял присягу*. Мне вернут ключ камергера и, наверное, повысят в чине*. Граф Нессельроде исполнен благожелательства. На днях он спросил меня, что я полагаю делать в ближайшее время. Я ответил, что у меня единственное желание — провести лето вместе с вами. К моему возвращению мне подыщут место, то есть найдут предлог выплачивать мне несколько тысяч рублей. Это очень любезно с его стороны, и я ему весьма за это благодарен. Теперь предстоит окончательно решить вопрос с девочками. Я имею обещание великой княгини Марии Николаевны и надеюсь до моего отъезда получить возможность повидать ее и поговорить об этом.

Вы совершенно правы, когда говорите о своей благодарности к графине Нессельроде за ее расположение ко мне. Невозможно быть внимательнее, чем она. Она была готова еще усерднее помогать мне, если бы не встретила страшное препятствие в лице моей скверной беспечности*.

Мы живем в ожидании весны, которая никак не приходит. Нынешняя пора отвратительная. Настоящее грязное месиво.

Я хочу, чтобы дети в Святое Воскресенье пошли к Причастию в домовую церковь графини Шереметевой. Заботу об этом берет на себя Палагея Васильевна*.

Что касается до меня, я решил отложить Причастие до Москвы. Я буду говеть летом вместе с вами. Здесь же, при любом устройстве дел, мое существование таково, что я не смогу этого сделать, как хотелось бы.

Вы уже известились, я думаю, о том что Палагея Васильевна стала бабушкой.

Прошу поздравить прабабушку*. Еще раз, любезнейшие папинька и маминька, поздравляю вас всех от души с наступающим праздником и от души жалею, что мы проведем его розно.

Целую ваши ручки. Ф. Т.

Тютчевой А. Ф., июль — август 1845*

Москва

Je me figure, ma bonne et chère Anna, la révolution que nos lettres d’aujourd’hui vont produire parmi vous. Je t’avais promis de vous réunir à nous le plutôt qu’il me serait possible, et je viens, comme tu vois, m’acquitter de ma promesse. Les circonstances nous obligeant à passer encore l’hiver prochain à Pétersb<ourg>, nous avons décidé, maman et moi, de vous y faire venir, tes deux sœurs pour continuer leurs études dans un Institut de la couronne où la Gr<ande>-Duchesse veut bien se charger de les placer, et toi, qui as le malheur d’être trop vieille, pour vivre auprès de nous. Je me flatte que tu approuveras cet arrangement et que tu voudras bien me pardonner l’embarras du déplacement que je t’impose. Mais le point principal décidé, je t’avoue, que je ne suis pas sans de vives inquiétudes quant à la manière dont la chose pourra être mise à l’exécution. L’idée de ce voyage que vous allez faire sous la garde d’une personne qui est encore à trouver me donne beaucoup de soin — tu apprendras par les personnes, à qui maman vient d’écrire à ce sujet, les arrangements que nous voudrions voir adoptés, mais à la distance, où nous sommes, toutes les indications que nous pouvons fournir d’ici seront nécessairement très insuffisantes. Le plus sûr comme le plus simple, c’est de vous recommander plus que jamais à la protection de Dieu.