Проклятие Кеннеди - Гордон Стивенс

В полдень все каналы по-прежнему передавали сообщение о парижских убийствах: показывали квартиру на улице Сен-Мартин, стоящие снаружи полицейские автомобили и то, как из дома выносят покрытые белыми простынями тела. Репортеры уже выяснили, что убитые были членами банды, отколовшейся от ближневосточной группировки под названием «3-е октября».

Через пятнадцать минут после выпуска новостей «Си-эн-эн» получила по спутниковой связи новое сообщение от своего корреспондента на улице Сен-Мартин: тела убитых были изуродованы, возможно, в наказание за то, что террористы откололись от основной группировки.

Спустя пятьдесят минут Мэгги Дубовски сообщила ЗДО, что Майерскоф просит разрешения подняться.

— Скажи ему, что я занят и приму его завтра.

— Вы уверены?

— Ладно, даю ему пять минут.

Мэгги права — Бретлоу понял это, как только она впустила Майерскофа в кабинет. Он был напуган, хотя и пытался скрыть это. Бретлоу велел ему сесть и подождал, пока Мэгги выйдет и закроет за собой дверь.

— Тот юрист, Митчелл. Помните, я говорил, что он проверяет Первый коммерческий Санта-Фе?

— Да.

— Он взялся за «Небулус».

После инцидента с Бенини Бретлоу уже обещал себе, что больше не станет медлить, если возникнет угроза скомпрометировать Управление. Не станет рисковать своим постом ЗДО и будущим — ДЦР. Он примет меры сразу же, как только почувствует, что это необходимо.

— Откуда это известно? — спросил он.

— Один из источников с Холма сообщил об этом в последнем отчете. Она — моя осведомительница — не знает, насколько это важно, она просто упомянула об этом среди прочих вещей. Здесь, кроме меня, тоже никто ничего не знает.

— И что говорится в ее отчете?

Майерскоф передал ему папку.

Нужное место было в конце. Бретлоу проглядел его, затем вернул документы Майерскофу.

— Интересно, кого еще он задел своим вынюхиванием. — Это было сказано не зря. Если с Митчеллом что нибудь случится, пусть Майерскоф думает, что виноват кто-то со стороны.

Надо звонить Хендриксу, подумал Бретлоу. Он хорошо справился с заданием в Милане, а связи между Бенини и Митчеллом Хендрикс наверняка не обнаружит. Впрочем, можно еще подумать.

— Спасибо, что сказали мне об этом так быстро.

Он подождал, дав Майерскофу уйти, повернулся на стуле, включил компьютер, вызвал «Зевс» и оставил там сообщение. Пока ничего определенного — просто взял дело на заметку.

Когда он позвонил своему шоферу, было уже начало девятого. Он забрал из минибара полистироловый контейнер, положил в захваченную из дома дорожную сумку и пошел к лифту. Солнце садилось, стоянка была почти пуста, и ожидание висело в воздухе, словно туман, — оно чувствовалось в том, как шофер придержал для него дверцу «шевроле», в том, как отдали честь охранники у ворот.

Когда он подъехал к дому на Вашингтон-плаза, солнце было ярко-красным. Бретлоу огляделся по сторонам и вошел внутрь. Дверь на втором этаже была чуть приотворена, оттуда выглядывала Бекки: она была в шелковой блузке, едва прикрывающей зад, и в черной набедренной повязке — кружевной, почти незаметной.

— Привет.

Он всегда стоял на грани — это прибавляло ему обаяния, прибавляло силы. Но сегодня было не так, сегодня он был чуть ли не напуган. Она поцеловала его и дала ему чашку с саке.

Прямоугольник с надписью «НЕБУЛУС» был посередине страницы, БЕНИНИ по диагонали слева, РОССИ и МАНЗОНИ под БЕНИНИ, а МИТЧЕЛЛ — по диагонали справа. О Бенини, Росси и Манзони уже позаботились, так как насчет Митчелла?

Струи душа были горячими и колкими. Он вытерся насухо, обернул вокруг талии полотенце и спустился вниз. Бекки уже сидела на низком стуле, на подносе перед ней стояла горячая еда: устрицы в остром соусе, гребешки с фасолью, креветки и маринованные омары.

Сегодня он действительно оказался на грани. Конечно, так было каждый день и каждую ночь со дня смерти Зева Бартольски. Но сегодня было иначе, сегодня он подошел к обрыву так близко, что едва не свалился. Она поднесла к его губам чашку с саке и наклонила ее, чтобы он мог отпить.

Сначала Майерскоф сказал, что Митчелл не представляет угрозы. Расследование никуда Митчелла не приведет — значит, опасности нет. Но Майерскоф не знает, что такое глубокий снег вокруг и страх, гложущий нутро. Маленькая неприятность, но никакой угрозы, сказал Майерскоф. Но Бретлоу руководствовался иной логикой. Неприятностей без угроз не бывает. Неприятность — это и есть угроза. И теперь Майерскоф подтвердил это.

Он поднес ракушку к ее губам и дал ей проглотить содержимое. Она взяла палочками креветку, провела ею по его губам, отняла, потом снова поднесла к его рту. Еда словно таяла на языке, напиток в чашках был крепким. Она соскользнула со стула на разбросанные по полу подушки, засмеялась, когда он стал на колени и снова поднес к ее губам чашку с саке, поежилась, когда напиток струйкой сбежал по ее шее, а он слизнул его языком. Потом он снял с нее блузку и кружево, облил ее загорелую грудь саке и принялся слизывать его. Налил на живот и припал к нему. Полотенце упало с его чресел. Она перевернула его на спину, накапала на него имбирной подливки и стала собирать ее языком.

Так как же быть с Митчеллом?

Если Митчелла устранить, то надо сделать это быстро. Именно поэтому он предупредил Хендрикса, чтобы тот был готов. Ничего определенного, сказал он сегодня днем. Обычная предосторожность. Однако ничто не планировалось просто так. Даже приняв решение, люди вроде него всегда делали подобные оговорки: это входило в правила игры.

Так почему же он медлит, почему в этом деле с Митчеллом у него еще остаются сомнения?

Когда он покидал квартиру, небо уже посерело; часом позже, когда его шофер приехал за ним к Университетскому клубу, уже почти рассвело; еще через пятнадцать минут, когда они добрались до Лэнгли, солнце уже сияло и стоянка была полна.

Бретлоу подождал, пока шофер остановит машину поблизости от служебного лифта, потом вынул из дорожной сумки полистироловый контейнер, достал из него цилиндр, закатал рукава рубашки на два оборота, взял с сиденья портфель и перекинул через руку пиджак.

Через сорок секунд он вошел в столовую.

Все столики были заняты; те, кому не хватило места, стояли. Ночная и дневная смены, мужчины и женщины из всех отделов. Очереди не было, никто не брал кофе и булочки. Устремив глаза на дверь, все ждали момента, когда на пороге покажется он.

Он вошел внутрь, ничем не показывая, что заметил всеобщее внимание, так как знал, что именно этого от него и ждут. Помещение было наэлектризовано, люди не сводили с него взгляда. Как обычно, он прошел к стойке, где всегда начиналась очередь, положил туда свой портфель и сделал стандартный заказ.

Они все еще не двигались, все еще ждали. Люди из ночной смены были довольны, что задержались, люди из дневной — что пришли с первым лучом солнца, полевые агенты довольны, что вовремя вернулись с тренировочных баз. Двое даже приехали сюда из Европы — специально затем чтобы оказаться здесь, когда ЗДО придет за своим кофе и булочкой, когда он принесет то, что обещал. Когда скажет им, что ради всех них он отомстил за смерть Зева Бартольски.

Раздатчик придвинул к нему пластиковую тарелочку и стакан с кофе.

Сегодня ЗДО в последний раз пришел в столовую — больше ему это не понадобится.

Все по-прежнему смотрели на портфель, плоско лежащий перед ним. Именно так он положил его в первый день, наутро после того, как эти ублюдки взорвали Зева на улице в Бонне. Смотрели на то, что стояло сверху.

И все они вспоминали одно и то же. Не тот день, когда убили Зева, а те слова, которые ЗДО сказал Крэнлоу, назначая его главой Боннского отделения.

Они нужны мне. Оборви им яйца.

Бретлоу поставил тарелку и стакан на портфель рядом с серебристым цилиндром, затем, как всегда, перенес его к кассе в конце стойки.

Никто не шелохнулся.

— Доллар двадцать, мистер Бретлоу.

Как всегда, Бретлоу придержал портфель левой рукой, правой достал из кармана деньги и отдал их кассиру. Потом взял портфель и повернулся к выходу.

— Спасибо, мистер Бретлоу.

Может быть, кассир просто повторил то, что говорил всегда, а может быть, и нет.

Первой поднялась женщина, одна из работниц «русского отдела», лет сорока с лишним и скромно одетая, — одна из тех, о чьем существовании мало кто знал. Незаметная, она сидела где-то у дальней стены. И вдруг отодвинула стул, поднялась и зааплодировала.

Спасибо, мистер Бретлоу.

Голос кассира потерялся во внезапном урагане. Все хлопали, все смотрели на серебристый цилиндр, который нес перед собой Бретлоу. Все знали, что находится внутри.

— Не стоит, Мак.

Он прошел между ними к двери — а аплодисменты становились все громче, они уже оглушали, никто не остался сидеть.