Жизнь не сможет навредить мне - David Goggins
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время моего первого посещения Badwater
Хотя Акос задал быстрый темп, жара меня не беспокоила, отчасти потому, что было еще рано, и потому, что я так хорошо подготовился к жаре. Мы были двумя лучшими бегунами в 6-часовой группе, и когда в 8:40 мы проезжали мимо гостиницы "Фернас Крик", некоторые бегуны из 10-часовой группы были снаружи, включая Скотта Юрека, защищающего чемпиона, рекордсмена Badwater и легенду ультра. Он, должно быть, знал, что мы показываем отличное время, но я не уверен, что он осознавал, что только что увидел своего самого жесткого конкурента.
Вскоре после этого Акос оставил между нами некоторое пространство, и на двадцать шестой миле я начал понимать, что снова бежал слишком быстро. У меня кружилась голова, я испытывал головокружение и проблемы с ЖКТ. Перевод: Мне пришлось сходить в туалет на обочине. Все это было вызвано тем, что я был сильно обезвожен. В моей голове крутились один ужасный прогноз за другим. Отговорки, чтобы бросить, сыпались одна за другой. Я не слушал. В ответ я занялся проблемой обезвоживания и выпил больше воды, чем хотел.
Я прошел через контрольный пункт Stovepipe Wells на сорок второй миле в 13:31, через целый час после Акоса. Я находился на дистанции уже более семи с половиной часов и к тому времени почти не ходил. Я гордился тем, что смог пройти через Долину смерти на своих ногах. Я сделал перерыв, сходил в нормальный туалет и переоделся. Мои ноги распухли сильнее, чем я ожидал, а большой палец правой ноги уже несколько часов натирал боковую поверхность ботинка, так что остановка была приятным облегчением. Я почувствовал, что на левой ноге расцветает кровавый волдырь, но я знал, что лучше не снимать обувь. Большинство спортсменов увеличивают размер обуви, чтобы бежать по Badwater, и даже тогда они вырезают боковую панель большого пальца, чтобы создать пространство для отека и минимизировать натирание. Я этого не сделал, и впереди у меня было еще девяносто миль.
Я преодолел весь восемнадцатимильный подъем к перевалу Таун на высоте 4850 футов. Как и было предсказано, солнце зашло, когда я поднялся на перевал, воздух остыл, и я натянул еще один слой. В армии мы всегда говорим, что не поднимаемся до уровня наших ожиданий, а опускаемся до уровня нашей подготовки, и, поднимаясь по извилистому шоссе, я впал в тот же ритм, что и во время долгих переходов по пустыне в окрестностях Ниланда. Я не бежал, но держал высокий темп и преодолевал большие расстояния.
Я придерживался своего сценария, пробежал весь девятимильный спуск, и мои квадрицепсы поплатились за это. Как и моя левая нога. Мой волдырь рос с каждой минутой. Я чувствовал, что он уже близок к состоянию воздушного шара. Если бы только он прорвался сквозь ботинок, как в старом мультфильме, и продолжал расширяться, пока не унес бы меня в облака и не сбросил на вершину горы Уитни.
Не повезло. Я продолжал идти, и, кроме своей команды, в которую входили, в частности, моя жена (Кейт была начальником команды) и мать, я больше никого не видел. Я был в вечном движении, маршируя под черным куполом неба, сверкающего звездным светом. Я шел так долго, что ожидал, что в любой момент появится рой бегунов и оставит меня в живых. Но никто не появлялся. Единственным свидетельством жизни на планете Боли был ритм моего собственного горячего дыхания, ожог моего мультяшного волдыря, а также дальний свет и красные задние фонари трипперов, прокладывающих тропы сквозь калифорнийскую ночь. Так было до тех пор, пока солнце не стало готово взойти и на 110-й миле не появился рой.
К тому времени я был уже измотан и обезвожен, весь в поту, грязи и соли, когда на меня по очереди начали пикировать мухи. Две превратились в четыре, потом в десять и пятнадцать. Они били крыльями по моей коже, кусали за бедра и заползали в уши. Эта сцена была библейской, и она стала моим последним испытанием. Моя команда по очереди смахнула мух с моей кожи полотенцем. Я уже находился на территории личного рекорда. Я преодолел более 110 миль пешком, а впереди оставалось всего двадцать пять миль, и эти дьявольские мухи никак не могли меня остановить. Да и остановят ли? Я продолжал маршировать, а моя команда продолжала отмахиваться от мух на протяжении следующих восьми миль!
После того как Акос убежал от меня после семнадцатой мили, я не видел других бегунов Badwater до 122-й мили, когда рядом со мной остановилась Кейт.
"Скотт Юрек в двух милях позади вас", - сказала она.
Мы бежали уже более двадцати шести часов, и Акос уже финишировал, но тот факт, что Юрек только сейчас догнал меня, означал, что мое время, должно быть, было очень хорошим. Я мало бегал, но все эти ниландские рюкзаки сделали мой походный шаг быстрым и сильным. Я мог преодолевать пятнадцатиминутные мили, а чтобы сэкономить время, подкрепился на ходу. После того как все закончилось, изучив сплиты и время финиша всех участников, я понял, что мой самый большой страх - жара - на самом деле помог мне. Она была великим уравнителем. Она сделала быстрых бегунов медленными.
Когда я свернул на Уитни-Портал-Роуд и начал последний тринадцатимильный подъем, Юрек был готов выложиться на полную. Я вспомнил свою стратегию перед гонкой: идти по склонам и бежать по равнине, когда дорога изменилась, словно змея, ускользающая в облака. Юрек не преследовал меня, но он был в погоне. Акос финишировал через двадцать пять часов и пятьдесят восемь минут, а Юрек в этот день был не в лучшей форме. Время подходило к концу, и он пытался стать чемпионом Badwater, но у него было тактическое преимущество: он заранее знал время Акоса. Он также знал его дистанцию. У Акоса такой возможности не было, и где-то на шоссе он остановился, чтобы вздремнуть минут тридцать.
Юрек был не один. У него был пейсер, грозный бегун по имени Дасти Олсон, который наступал ему на пятки. По слухам, Олсон сам пробежал не менее
