Дети Капища - Ян Валетов

– Двигай ногами, парниша! – повторил он еще раз. – Не заставляй меня нервничать.

Сергеев пожал плечами и, повернувшись к джипу, пошел к дверце. От «рэнджа» несло пороховой гарью и тяжелым запахом кровоточащей плоти.

«Только бы Хасан не устраивал скачек! – подумал он – Все же испортит!»

За спиной гремел приводами и палил из пластмассовой М-16 игрушечный морской пехотинец, браво ползущий по мостовой.

Человек с «инграмом» на заднем сиденье джипа оказался молодым чернокожим парнем, лет двадцати пяти, одетым во все темное, отчего Сергееву сразу вспомнилось детское присловье «негр ночью уголь ворует» – настолько плохо был виден стрелок внутри машины из-за плотно затонированных задних стекол. Но сам парень все видел превосходно.

– Стой, – скомандовал он, когда Михаил подошел вплотную. – Пиджак распахни!

Вот у него английский был правильный, лишенный акцента и искаженного произношения. Стало понятно, что употреблять древнее сленговое «парниша» молодой не будет, так не говорят уже лет двадцать, а вот назвать Сергеева «чуваком» с него станется.

Оружия под белым полотняным пиджаком, естественно, не было – ни спереди, ни сзади. Разумеется, в брючном поясе Михаила таилось острое, как опасная бритва, жесткое пластиковое лезвие, способное при случае вспороть горло или живот, как лучшая «крупповская» сталь, но его время еще не пришло.

– Отлично, чувак! – сказал молодой. Сергеев наконец-то рассмотрел его лицо и тут же назвал парня Пятницей – за огромные, как отжимные валики старой стиральной машины, губы. – А теперь поднимайся и садись рядышком! Спокойно, как ангелок!

Пятница вполне профессионально подался к дальней дверце джипа, пропуская Сергеева вовнутрь. Автомат в его руке практически не отклонялся от линии ведения огня – кургузый ствол, украшенный цилиндром «глушака» следил за каждым сергеевским жестом.

Сергеев уселся, ощутив, как «инграм» воткнулся ему в ребра. Порохом воняло по всей машине, из простреленного переднего водительского сиденья наружу лез наполнитель. А вот кровью несло из багажника.

Сергеев скосил глаза и увидел затекающую на светлый ковролин темную, словно тушь, кровь. И скрюченную кисть чьей-то руки, лежащую на черном, начищенном туфле. Оба – телохранитель и шофер – валялись, словно сваленное в кучу грязное белье, здесь, за сиденьями второго ряда, мертвые, как тушки бройлеров. Их и забили, как на птицефабрике, быстро и беспощадно. И тихо. Сделано все было в центре Лондона, прекрасным летним вечером, в окружении тысячных толп праздношатающихся.

Вариантов рисовалось два. Или оба эти «снежка» были законченными отморозками, а на таких, только в белом варианте, Сергеев насмотрелся вдосталь во время своих приездов домой в начале девяностых. Говно люди – придави и треснут, но, упаси боже, попасть под их кураж! Либо же были они крутыми профессионалами, оплаченными звонкой монетой наемными спецами. Что, если не надувать щеки, было хуже. Несопоставимо хуже, если быть честным до конца. Но все-таки не смертельно.

Хасан, теснимый горой мышц, выпирающих из тела продавца игрушек, медленно отступал к машине. Он только что не шипел, как разъяренный кот, и даже волосы у него на затылке стояли дыбом, точно как шерсть на кошачьем загривке.

Какая-то девушка, коротко стриженная и худая, как жердь, заметила происходящее, сказала что-то толстой подруге, жующей сандвич. Та кивнула и даже указала на джип рукой, но, скорее всего, девушкам-туристкам и в голову не могло прийти, что они находятся в двух шагах от смерти, имеющей совершенно безобидный вид, – торговец игрушками, заметив внимание к своей особе, дружелюбно помахал им рукой и улыбнулся широкой белозубой улыбкой.

Отступая, Хасан уперся спиной в колесную арку и, нащупав рукой сиденье, было полез вовнутрь салона, но подошедший Кэнди ткнул его стволом «хеклера» под дых и быстро и сноровисто обыскал, впрочем не тронув ноги.

Сергеев усмехнулся краем рта.

Секунда, и Хасан уже сидел рядом с ним – взбешенный и тяжело дышащий.

Крепыш демонстративно, чтобы сомнений не возникало, щелкнул переключателем «детского замка» на торце двери и уж совсем примерился хлопнуть дверцей, как в ноги ему ткнулся тот самый электрический морской пехотинец, наконец-то доползший до цели. С непередаваемым удовольствием, написанном на черном, как первородная тьма, лице, Кэнди поднял правую ногу и с размаху, со вкусом опустил ее на голову ни в чем не повинного игрушечного солдатика. Хрустнул дробящийся пластик, взвизгнул динамик, и механический шум стих. Кэнди несколько раз крутанул стопой, словно давил огромного тарантула или скорпиона, и звучно чмокнул губами.

Дверца джипа захлопнулась с глухим «породистым» стуком, а здоровяк в мгновение ока оказался на переднем сиденье, рядом с водителем, в пол-оборота к пленникам. Его автомат смотрел на них сквозь спинку кресла, и Сергеев отметил, что это умно и очень даже профессионально. Для «хеклера» каркас сиденья не преграда, а вот дотянуться до оружия противника ни у Хасана, ни у него возможности не было.

Пятница что-то сказал водителю на незнакомом гортанном языке, джип тронул с места, и Сергеев только сейчас заметил, что водитель у этой парочки – девушка, причем такая же черная, как и двое похитителей. Роста она была небольшого, и спинка кресла почти скрывала ее, но в зеркале заднего вида сверкали белки темных глаз и яркая, заметная даже в полумраке салона, полоса помады на губах.

– Сидеть тихо, – приказал Кэнди, не меняя дружелюбного выражения на широкой физиономии, украшенной знаменитым приплюснутым «африканским» носом. – Не болтать! Не делать резких движений! И все будут живы!

Он явно был старшим в тройке. Ни Пятница с его шикарным выговором, ни девушка-водитель, лицом похожая на сойку, и звука не издали. Но такое распределение обязанностей вполне могло оказаться эффективной маскировкой, а старшим в тройке могла быть и барышня. Посему Сергеев решил не зацикливаться на вопросах лидерства (хотя объективная польза от таких знаний была: с лидером полагалось пытаться договариваться, лидера в случае чего надо было и убивать первым!), а пока будет такая возможность – понаблюдать, мысленно поставив «птичку» на кандидатуре Кэнди.

Сидящий справа от него Хасан, медленно прикрыл глаза, выравнивая дыхание. Он явно приводил себя в порядок.

Ствол «инграма» больно давил Сергееву на ребра.

Михаил мысленно примерился – если левым локтем ударить вверх, метя в самый кончик носа, то смертоубийство могло и получиться, но кто знает, насколько развиты у «губатого» рефлексы? Если развиты как надо, то он и мертвым успеет надавить на спуск (а он у этой игрушки легкий, как перышко!) и сделает сито из них обоих. Так что вгонять ему носовой хрящ в мозг было занятием небезопасным. Во всяком случае пока.

Определить, куда они едут было сложно, но куда бы не покатил джип, вырвавшись из мешанины улиц Ковент-Гардена, их шансы предпринять что-то становились призрачными по мере удаления от центра города. Находясь в центре, можно было рассчитывать на помощь полиции, на наблюдательность прохожих, на счастливую случайность, в конце концов! На окраине они оставались с проблемой один на один. И проблема эта была серьезной.

Люди, захватившие их, были, несомненно, африканцами и, скорее всего, имеющими опыт участия в одной из разрушительных гражданских войн. То, как бесстрашно и легко они расстреляли водителя и телохранителя Хасана буквально на глазах у прохожих, говорило Сергееву больше, чем подробная биографическая справка на каждого из них.

Тот, кто не видел, что такое война в Африке, просто не в силах себе представить, до какой степени может быть обесценена человеческая жизнь. Сергеев же видел, и впечатлений от того, что он видел, ему хватило на всю остальную жизнь. Не самые приятные были впечатления. И поэтому его не могла обмануть ни улыбка на лице Кэнди, ни благодушная гримаса на физиономии Пятницы, ни испуганно косящая глазом Сойка. Очень убедительные факты, остывая, лежали за его спиной, в узком пространстве багажного отсека и пачкали кровью дорогой ковролин.

Иллюзий не было.

Малейшая возможность стрелять – и эти люди будут стрелять. Это для них рефлекс. Привычка. Так они решают проблемы.

Беззлобно и обыденно выбивают мозги наружу пулей, прикладом, рукоятью револьвера или деревянным молотком.

Отрезают носы и уши, из которых потом делают ожерелья, насилуют все живое, а когда все живое заканчивается, то и мертвое.

Там, в Африке, причиной для убийства может быть принадлежность к другому племени, другой конфессии, просто плохое настроение, корысть… Да всего не перечислить! Они убивают потому, что убить проще, чем разговаривать, проще, чем прогнать или отнять что-нибудь.

Убить – это разом разрешить все задачи: и прошлые, и те, которые могли бы возникнуть в будущем. И здесь, в одной из самых цивилизованных европейских столиц, эти трое не могли вести себя иначе: опыт многолетней войны стучался в их сердца, как пепел Клааса в сердце Уленшпигеля. Как только неудобство возникнет, они начнут избавляться от него единственно доступным им способом.