Тысяча И Одна Ночь. Книга 4 - без автора

И девушка пришла в восторг от исполненных невольницей песен на лютне и нежных стихов. И невольницы продолжали петь одна за другой и говорили стихи, пока не спели десять невольниц, и после того Ситт-Дунья взяла лютню и, затянув напев, произнесла такие стихи:

"Клянусь нежностью я боков твоих столь гибких, -От огня страдаю разлуки я с тобою,Пожалей же сердце, горящее любви пламенем,О месяц полный в мраке предрассветном!Подари сближенье с тобою мне, - постоянно яКрасоту твою при сиянье кубка вижу.Как будто розы цвета всевозможногоСвоей прелестью между белых мирт блистают".

А когда она окончила стихи, я взял у неё лютню и, ударив по ней на диковинный лад, пропел такие стихи:

"Прееславен господь, что дал тебе все красоты,И сделался я одним из тех, кто твой пленник,О ты, чей пленяет взор весь род человеческийПощады для вас проси у стрел, что ты мечешь.Две крайности - огонь и влага в рдеющем пламени -Сошлись на щеке твоей по дивной природе.Ты - пламя в душе моей, и счастье ты для неё"О, как ты горька в душе и как ты сладка в ней?"

И, услышав от меня эту песню, девушка обрадовалась сильной радостью, а затем она отпустила невольниц, и мы пошли в наилучшее место, где нам постлали постель всевозможных цветов, И девушка сняла бывшие на ней одежды, и я уединился с нею уединеньем любимых, и увидел я, что она жемчужина несверленая и кобылица необъезженная, и обрадовался ей, и я в жизни не видел ночи приятнее, чем эта ночь..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала двести девяносто вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Мухаммед ибн Али, ювелир, говорил: "И когда я вошёл к Ситт-Дунья, дочери Яхьи ибя Халида Бармакнда, я увидел, что она жемчужина несверленая и кобылица необъезженная, и произнёс такие два стиха:

"Я обнял её, как кольцо голубки, рукой своей,Только кисть была, чтобы покров поднять, свободна.Поистине, вот успех великий! Все время мыОбнимались с ней и расстаться не хотели".

И я пробыл с нею целый месяц и оставил лавку и близких и родные места, и в один день из дней она сказала мне: "О свет моего глаза, о Сиди Мухаммед, я решила сегодня пойти в баню. Оставайся же на этом ложе и не сходи с места, пока я не вернусь к тебе".

И она заставила меня поклясться в этом, и я сказал ей: "Слушаю и повинуюсь!" А затем она взяла с меня клятву, что я не двинусь с места, и, захватив своих девушек, ушла в баню, и, клянусь Аллахом, о братья, не успела она ещё дойти до конца переулка, как дверь вдруг отворилась и в неё вошла старуха и сказала: "О Сиди Мухаммед, Ситт-Зубейда зовёт тебя: она прослышала, как ты образован, остроумен и искусен в пении". - "Клянусь Аллахом, я не встану с места, пока не придёт Ситт-Дунья!" - ответил я. И старуха сказала: "О господин мой, не допусти, чтобы Ситт-Зубейда разгневалась на тебя и стала твоим врагом! Поднимись же, поговори с ней и возвращайся на твоё место".

И я тотчас же поднялся и пошёл, и старуха шла впереди меня, пока не привела меня к Ситт-Зубейде, а когда я пришёл к ней, она сказала: "О свет глаза, ты возлюбленный Ситт-Дунья?" - "Я твой невольник и раб!" - ответил я. И Ситт-Зубейда воскликнула: "Правду сказал тот, кто приписал тебе красоту, прелесть, образованность и совершенство! Ты выше описаний и слов! Но спой мне, чтобы я тебя услыхала". - "Слушаю и повинуюсь!" - ответил я. И она принесла мне лютню, и я пропел под неё такие стихи:

"Ведь сердце влюблённого бранят за любимых,И тело ограблено рукою недуга.И всякий среди едущих, чьи кони уж взнузданы,Влюблён, и возлюбленный его в караване.Аллаху я поручил луну в вашем таборе -Я сердцем люблю её, от глаз она скрыта.Довольна иль сердится, как сладок каприз её!Ведь все, что ни делает любимый, - любимо".

И, когда я кончил петь, она воскликнула: "Да сделает Аллах здоровым твоё тело и душистым твоё дыхание! Ты достиг совершенства в красоте, образованности и пенье! Поднимайся же и иди на своё место прежде, чем придёт Ситт-Дунья, - она не найдёт тебя и рассердится".

И я поцеловал землю меж рук Ситт-Зубейды и вышел, и старуха шла впереди меня, пока я не дошёл до той двери, через которую вышел, и я вошёл и подошёл к ложу, и увидел что Ситт-Дунья уже пришла из бани и спит на ложе. И я сел у её ног и стал их растирать, и Ситт-Дунья открыла глаза и, увидев меня, сдвинула ноги и толкнула меня и сбросила меня с ложа. "Обманщик, - сказала она мне, - ты нарушил клятву и не сдержал её! Ты обещал мне, что не сдвинешься с места, и нарушил обещание и ушёл к Ситт-Зубейде. Клянусь Аллахом, если бы я не боялась позора, я бы опрокинула её дворец ей на голову!"

И потом она сказала своему рабу: "О Сауаб, встань, отруби голову этому обманщику и лгуну - нет дам до него нужды!" И раб подошёл ко мне и, оторвав кусок от подола, завязал мне глаза и хотел отрубить мне голову..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала двести девяносто третья ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Мухаммед ювелир говорил: "И раб подошёл ко мне и, оторвав кусок от подола, завязал мне глаза и хотел отрубить мне голову. И тогда поднялись невольницы Ситт-Дунья, большие и маленькие, и сказали ей: "О госпожа, это не первый, кто ошибся, не зная твоего нрава. Он не совершил греха, требующего убийства!" - "Клянусь Аллахом, я непременно оставлю на нем след!" - воскликнула она и затем велела побить меня. И меня били по рёбрам, и то, что вы видели, - следы этих побоев. А после этого она приказала меня вывести, и меня вывели и увели далеко от дворца и бросили. И я потащился и шёл мало-помалу, пока не дошёл до своего дома, и тогда я позвал лекаря и показал ему следы побоев, и он стал за мной ходить и постарался меня вылечить. И когда я выздоровел, я сходил в баню, и прошли мои боли и недуги. И я пришёл в лавку и взял все, что там было, и продал, и на эти деньги купил себе четыреста невольников, которых не собрал у себя ни один царь, и со мной стали выезжать каждый день двести из них. И я сделал этот челнок, истратив на него пять тысяч золотых динаров, и назвал себя халифом и дал каждому из бывших со мною слуг должность одного из приближённых халифа, и придал ему облик, подобный его облику, и я призывал всякого, кто прогуливался по Тигру, и рубил ему голову без отсрочки. И я живу таким образом целый год и не слышал вести о Ситт-Дунья и не напал на её след".

И потом он заплакал и пролил слезы и произнёс такие стихи:

"Аллахом клянусь, всю жизнь её не забуду,И близок лишь буду к тем, кто близость с ней даст мне!Как будто она луна по сущности облика,Преславен творец её, преславен создатель!Я худ и печален стал, не сплю я из-за неё,И сердце смутили мне красавицы свойства".

И когда Харун ар-Рашид услышал слова юноши и узнал, что тот влюблён, увлечён и охвачен страстью, он смутился от волнения и растерялся от удивления и воскликнул: "Слава Аллаху, который создал для всякой вещи причину!"

И затем они попросили у юноши позволения уйти, и тот позволил, и ар-Рашид задумал оказать ему справедливость и одарить его до крайней степени. И они удалились от юноши, направляясь в халифский дворец, и уселись, и переменили бывшую на них одежду, и надели одеяние торжеств.

И Масрур, палач мести, встал перед ними, и халиф сказал Джафару: "О везирь, ко мне того юношу".

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала двести девяносто четвёртая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что халиф сказал везирю: "Ко мне того юношу, у которого мы были прошлой ночью!" И везирь отвечал: "Слушаю и повинуюсь!"

И затем он отправился к юноше и приветствовал его и сказал: "Отвечай повелителю правоверных, халифу Харуну ар-Рашиду!" И юноша пошёл с ним во дворец, окружённый стражниками. А войдя к халифу, он поцеловал землю меж его рук и пожелал ему вечной славы и успеха, и осуществления надежд, и постояного счастья, и прекращения неудач и несчастий, и отличился он в том, что высказал, сказавши: "Мир тебе, о повелитель правоверных и защитник собрания верных!"

И затем он произнёс такие стихи:

"Пусть же будет дверь твоя Каабой вечно желанною,А земля пред ней на лбах пусть будет знаком,Чтобы в странах всех о тебе всегда кричать могли:"Ты Ибрахим, а вот Макам, по правде!"

И халиф улыбнулся ему в лицо, и ответил на его привет, и обратил к нему око уважения, и приблизил его к себе, и посадил его перед собою, и сказал: "О Мухаммед Али, я хочу, чтобы ты мне рассказал, что произошло с тобою сегодня ночью, - поистине, это чудо и редкостное диво".