Изюм из булки - Виктор Шендерович

— Ну где я вас видела? — спросила она наконец с некоторой уже обидой в голосе. Тут я мысленно расправил плечи и намекнул, предвкушая сладость узнавания:

— Ну-у… может быть, в телевизоре…

Я ждал не напрасно. Лицо девушки просветлело, и она в восторге выдохнула:

— Глоба!

Сходство

В аэропорту, у ленты выдачи багажа, меня опознал человек. Он был пьян и интеллигентен, отчего излагал свои мысли вполне складно и даже литературно, но вслух и очень громко.

— Вот стоит мужик, похожий на Шендеровича, — сообщал он всему Домодедову. И заглядывал мне в лицо. — Не, ну одно лицо… Делает же природа!

Затем он сказал нечто поразительное.

— Сколько бабок можно сделать на таком сходстве! И я понял, что у меня все впереди.

Тема сходства не покинула человека у ленты выдачи багажа — вскоре он договорился до великолепной репризы.

— Вот едет сумка, похожая на мою. А свою я уже взял. Как быть?

Мои перспективы

«Сколько бабок можно сделать на таком сходстве» (см. выше)… — я уже примерно знаю. С таксой прояснилось при следующих обстоятельствах.

В самолете Москва — Ташкент некий молодой подвыпивший среднеазиат, опознав меня, захотел пообщаться. В ответ на первый отказ он просто сел в проходе, взял меня за руку и начал общаться явочным порядком.

Бог послал мне в тот день немножко терпения — и я попытался объяснить молодому среднему азиату, что хочу побыть в одиночестве. Он понял это как начало торговли и предложил восемьсот долларов. Не иначе — наркокурьер, потому что восемьсот долларов в тех краях, куда мы летели, — это годовой заработок средней семьи.

В тот день я понял, чем буду зарабатывать на хлеб, уйдя с телевидения.

Жадность фраера сгубила

А в конце девяностых я зарабатывал деньги, в частности, концертами. Не скрою, обычно это было еще и удовольствием. И только один раз — пыткой. Но перед тем, как рассказать эту историю, я должен представить второе действующее лицо.

Моим администратором в те годы был Юлий Захарович Малакянц. Стал он им при следующих обстоятельствах. На какой-то вечеринке я встретил Константина Райкина, обожаемого учителя моей юности. Рядом стоял Юлий (он тогда работал в «Сатириконе»). Райкин представил нас друг другу.

— А кто ваш администратор? — спросил Малакянц.

— У меня нет администратора, — сказал я.

— У вас есть администратор, — сказал Малакянц.

За время совместной работы самоуважение мое поднялось несказанно.

— Нет, — говорил в трубку Юлий, — Виктор Анатольевич не может ездить на «Шкоде»! Минимум «Фольксваген»… Нет, Виктор Анатольевич не будет жить в такой гостинице. Минимум полулюкс.

Два года напролет, слушая эти речи, я озирался, ища глазами этого надменного Виктора Анатольевича, который не может ездить на «Шкоде» и жить в обычном номере. Гордый, должно быть, человек этот Виктор Анатольевич! Сам-то я, путешествующий по отчизне с начала восьмидесятых, был рад, когда обнаруживал туалет в номере, а не на этаже.

В придачу к другим административным достоинствам Юлий Захарович как две капли воды похож на Берию. Это оказывало и продолжает оказывать на его партнеров по шоу-бизнесу волшебное действие: никому не хочется получать во враги человека с такими чертами лица. Генетическая память, знаете ли…

Так вот: однажды Юлий Захарович зашел после концерта ко мне в гримерную и предложил увеличить цены на билеты: раз собираем полные залы — грех упускать момент. Находясь в эйфории (говоря по-русски, в расслабленном мозговом состоянии), я легко согласился. Больше — не меньше. Еще и заработаем!

Через месяц, идя на следующий концерт, я по привычке заглянул на автостоянку перед театром — и заранее похолодел: вместо привычных «Жигулей» и подержанных иномарок там громоздились джипы и прочая крутизна. Как выяснилось очень скоро, похолодел я не зря.

Едва выйдя к микрофону, я понял, что мне сегодня предстоит: лучшие места в партере (тот островок, с которым, собственно, и общается стоящий на сцене) были почти полностью заняты «новорусской» публикой. Они сидели там самолично, с девками и охраной. Похолодев окончательно, я узнал в лицо одного «авторитета», вошедшего в историю пореформенной России тем, что, ненадолго покидая Америку, он бросил в Тихий океан «Роллекс» за двадцать пять тысяч баксов. Как монетку — типа чтобы вернуться.

Он потом в Штаты вернулся, и его там арестовали.

На родину «авторитет» возвращался уже через VIP-зал Шереметьево; его встречали многочисленные отцы церкви, депутаты и деятели культуры — как пострадавшего от врагов России.

Теперь он меценатствовал и посещал культурные; мероприятия.

Сказать, что публика в тот день не смеялась, было бы неправдой, но лучше бы она молчала. Так смеются шестиклассники во время коллективного посещения ТЮЗа — невпопад и о чем-то своем. Время от времени братки в партере начинали что-то громко промеж собой обсуждать. Пару раз кто-то бурно зааплодировал посередине рассказа. Уж и не знаю, что ему почудилось.

Это было диалог иностранца с пьяным глухонемым. Постоянно сбиваемый с ритма, выброшенный из колеи, я еле достоял на сцене и уполз за кулисы совершенно разбитый.

Денег я в тот вечер заработал, конечно, вдвое. Как раз бы хватило на небольшое надгробие.

Ничего личного

За пару дней до моего концерта в Ростове-на-Дону туда приехал генерал Макашов и представил ростовчанам полную версию своего нехитрого шоу «Бей жидов, спасай Россию!».

Юлий Захарович Малакянц, жидом не будучи, но имея в виду меня, немедленно внес в качестве дополнительного условия охрану для артиста. Приглашающая сторона сказала: не волнуйтесь.

И вот прямо на летном поле нас встречает джип, и стоят возле джипа три тяжеловеса с характерными ушами-пельменями — признак, по которому борца-вольника легко отличить от обычного головореза. А по летному полю от джипов идет навстречу небольшого роста и южного вида человек, и как-то так он идет, что сразу становится понятно: если солнце в Ростове восходит без его отмашки, то это временное упущение.

Подойдя и представившись, Виталий (назовем его так) первым делом укрепил впечатление от собственной походки:

— Виктор, — сказал он, — здесь, в Ростове, главный человек я. Ничего не бойтесь.

Я, собственно, и не боялся. После того как в начале восьмидесятых годов мне удалось уйти живым от старшего сержанта Чуева, ни одно мурло так и не смогло произвести во мне более или менее адекватного трепета. А уж генерал Макашов с его ряжеными казаками давно шел по разряду чистой буффонады.