Между молотом и наковальней - Николай Лузан

Владислав Ардзинба, подождав, когда гневный запал угаснет, пододвинул к себе микрофон и заговорил спокойным тоном:

— Да, проблема беженцев существует! Это серьезная проблема, и ее надо решать, но взвешенно и поэтапно. Наши предложения хорошо известны: тем, кто запятнал себя военными преступлениями, нет места на нашей земле! Я повторяю — на нашей земле!

— На какой это — вашей земле?! — раздался возмущенный возглас.

И молодая журналистка, пылая гневом, заявила:

— Да как вы можете так говорить?! Это наша общая земля! Мы — один братский народ, а вы такими заявлениями его только разделяете!

Дальше ее слова потонули в гуле одобрительных восклицаний грузинских журналистов. Владислав Ардзинба гневно сверкнул взглядом, но сдержался. О том, какие им владели чувства, могли догадаться лишь те, кто его хорошо знал. Уголки бровей Владислава Григорьевича несколько раз взлетели и опустились, прошла секунда, за ней другая, суровая складка на лице разгладилась, и, когда шум в зале стих, он продолжил.

На этот раз президент заговорил на абхазском языке. Сергей Багапш и Сергей Шамба недоуменно переглянулись. Но еще большее удивление его речь вызвала у грузинских и немногочисленных русских журналистов. Они зашушукались, а Владислав Ардзинба как ни в чем не бывало продолжал говорить. Грузинская журналистка растерянным взглядом пробежалась по залу, смышленые догадались, в чем дело, и уже не скрывали насмешливых улыбок. Она же, с трудом сдерживая себя, процедила:

— Я так и не услышала ответ на мой вопрос.

— Разве? — с наигранным изумлением произнес президент и, обратившись к Сергею Багапшу и Сергею Шамбе, переспросил: — Я, кажется, достаточно понятно все сказал?

— Да! — подтвердили они и не смогли сдержать улыбки.

Это еще больше распалило журналистку. Она обожгла их ненавидящим взглядом и потребовала:

— Я хочу услышать ответ по-русски!

— А чем вас не устраивает на абхазском? — поинтересовался Сергей Шамба.

От ярости и злости у журналистки не хватало слов. За нее ответил Владислав Ардзинба:

— Так что же это у нас с вами получается? — И здесь он развел руками. — Если мы друг друга не понимаем, то о каком одном народе вы говорите? Может, о турках-месхетинцах, которых товарищи Сталин и Берия сослали в Среднюю Азию, а сегодня другой, правда уже бывший товарищ, — Шеварднадзе не пускает на родные земли. Молчите? Так вот я вам скажу: нам такое родство и даром не надо!

В зале еще долго звучал смех, а посрамленная журналистка поспешила затеряться за спинами коллег. Пресс-конференция продолжилась. Бородатый журналист с характерным акцентом повторил прежний вопрос:

— Господин президент, все-таки хотелось бы узнать ваше мнение по проблеме беженцев — это первое. И второе — чем объясняется столь жесткий подход абхазской стороны к процедуре их возвращения?

Ответ не заставил себя ждать. Он был быстрым и хлестким:

— Если вы имеете в виду так называемых беженцев, которые, не дожидаясь нашего прихода, вместе с мародерами бежали за Ингур, то это лучше спросить у них самих, почему они не желают пройти вполне оправданную в таких случаях поверку. Если на них нет вины, то ради бога — пусть возвращаются.

— Господин президент, тем самым вы хотите сказать, что, если сегодня несколько сот тысяч не могут вернуться к себе в Абхазию, это значит, что все они совершили преступление? — прозвучал вопрос из задних рядов.

— Нет, это сказали вы! — мгновенно парировал Владислав Ардзинба. — А что касается их числа, то это далеко не так.

— Ну почему же? Цифры, а их подтверждает и комиссия ООН, говорят сами за себя!

— Какие?! Те, что приводятся представителями Грузии? Так это откровенная ложь! — В голосе президента зазвучали гневные нотки. — Они, спекулируя цифрами, умышленно вводят в заблуждение мировое сообщество. Триста тысяч беженцев — это блеф! Не мне вам говорить, что еще совсем недавно, в советские времена, тбилисские чиновники были общепризнанными мастерами приписки. Как говорится, старая школа.

— Но если вы не верите их данным, тогда назовите свои!

— Хорошо! Обратимся к независимому источнику — последней всесоюзной переписи. Согласно ей, в Абхазии накануне агрессии насчитывалось около двухсот сорока тысяч грузин, но никак не триста. Сегодня в Гальском районе проживает более пятидесяти тысяч и на остальной территории — еще тридцать. Как видите, интересная получается арифметика у грузинского руководства. Поэтому мне остается сказать только одно: этим «счетоводам из Тбилиси» нечего искать соринку в чужом глазу, а лучше разобраться с бревном в собственном — речь о миллионе их сограждан, которые, спасаясь, вынуждены бежать в Россию.

За этим последовали и другие острые вопросы, но постепенно Владиславу Ардзинбе, Сергею Шамбе и Сергею Багапшу удалось погасить накаленную атмосферу в зале. Телохранители Гембер Ардзинба и Ибрагим Авидзба, все это время сидевшие словно на раскаленной сковородке, в ожидании провокации наконец-то смогли слегка расслабиться. Закончилась пресс-конференция под аплодисменты. После нее абхазская делегация возвратилась в отель «Хилтон», где гостеприимные хозяева организовали заключительный банкет. Но не обилие изысканных блюд на столах для них, явно неизбалованных в блокаде, стало главным сюрпризом. Здесь, в самом сердце Стамбула, казалось, собрался весь многонациональный Кавказ. Убыхи, кабардинцы, черкесы, адыгейцы, шапсуги съехались со всех концов Турции, чтобы увидеть и услышать посланцев с далекой родины, с которыми они связывали надежду на то, что рано или поздно канут в прошлое пока еще разделяющие их границы.

За все время своего существования стены банкетного зала отеля «Хилтон» вряд ли когда слышали такое богатое многоголосье. Абхазскую песню сменяла кабардинская, когда она заканчивалась, ее подхватывали адыгейцы, затем к ним присоединялись убыхи и шапсуги. И было не важно, что пели они на разных языках. В них пела сама душа. Она пела о трепетной любви к родной земле, память о которой не могли стереть ни время, ни расстояния.

На смену песням пришли танцы. Зажигательная мелодия абхазского танца заставила приплясывать за столом даже седовласого Павла Ардзинбу. Не устоял перед ней и президент и вышел в круг. Юная Юшим, подобно легкокрылой горлице, закружила перед ним. А он, гордо приподняв голову и расправив плечи, легко и непринужденно двигался по залу в такт музыке и движениям девушки. И пусть ему было далеко до Чепика и Вахи из знаменитого «Шаратына», его танец с Юшим вызвал дружные аплодисменты.

Вечер продолжался, танец сменяла песня. Уже давно перевалило за полночь, и только усталость заставила гостей и хозяев разойтись. Ибрагим Авидзба, все эти дни безотлучно находившийся рядом с президентом и одновременно исполнявший обязанности телохранителя, переводчика и гида, воспользовался его разрешением и, не заходя в номер, поспешил домой.

Там, несмотря на поздний час, его с нетерпением ждали. Последний раз он виделся с матерью и сестрой полтора года назад, и потому до самого утра они провели время в разговорах. Потом после короткого сна, наскоро перекусив, он отправился в город. Ноги сами привели в волейбольный клуб «ДЭСЭИ». За шесть лет здесь многое изменилось. О прошлой беззаботной юности и позабытом любимом волейболе ему напоминали поблекшие от времени фотографии на стендах и нестареющий тренер Айдин. Тот по-прежнему жил одним волейболом и с гордостью рассказал о своих учениках, делах клуба и планах на будущее. Ибрагим слушал и не находил себе места в его планах. Не без грусти простившись с Айдином, он еще долго бродил по улицам Стамбула, пока неожиданно не встретился с тем, кого меньше всего рассчитывал увидеть здесь.

Это не могло быть ошибкой — выразительный профиль и характерная посадка головы не оставляли сомнений, и он окликнул:

— Гум?!

Тот обернулся и застыл в изумлении. В первое мгновение оба растерялись, не могли найти нужных слов и с жадным любопытством разглядывали друг друга. Прошло почти шесть лет с того дня, как они расстались на пограничном переходе на реке Псоу. Ибрагим отметил про себя, что с тех пор старый друг сильно изменился. Рубашка с трудом сходилась на раздавшейся груди. Лицо округлилось, а в глазах уже не было того юношеского задора. О прошлом военном лихолетье, через которое им пришлось пройти в Абхазии, напоминали лишь ранняя седина на висках и рубец на шее Гума.

— А я думал, ты в Англии! — воскликнул Ибрагим.

— Был, а теперь здесь! — обрадовался встрече Гум.

Подчиняясь порыву, они бросились навстречу и, тиская друг друга в объятиях, повторяли:

— Как ты?

— А ты как?

— Выглядишь молодцом!

— Ты тоже!

И когда схлынули радостные эмоции, Гум предложил:

— Может, куда-нибудь зайдем и поговорим?