Цвет боли: бархат - Эва Хансен

— Почему Лили? — изумилась Фрида.

— Да потому что она наследница Карла Адлера, поскольку являлась его женой.

— Что?!

— Свен, когда вы последний раз оплачивали донорскую кровь, заказанную Адлером?

Свен не ответил. Ларс стоял спиной ко всем, уставившись в окно. В комнате повисло тяжелое молчание…

— Ларс, Магнуса недаром зовут гением, он способен раскопать такое, что вам и не снилось. От кого Жаклин родила свою дочь? В Сети до сих пор сохранились давнишние снимки — ты и Жаклин… Она была красивой в молодости, правда, скоро перестанет таковой быть. Кстати, ты никогда не интересовался, где твоя дочь и жива ли вообще? Сколько ей сейчас? На четырнадцать лет моложе… значит… возраст Петры?

Ларс повернулся, и в его лице было что-то такое, что вообще не поддавалось описанию. Договорить Линн не дал Свен:

— Вот здесь ты ошибаешься! Все раскопала, да не все!

— Чего еще я не знаю, того, что сама Жаклин не двоюродная сестра Ларсу, а тетка, что она дочь его обожаемого деда и матери Мартина?

Было слышно, как ахнули все, кроме Свена и Ларса. Теперь в его глазах появилось даже восхищение. Бритт возопила:

— Откуда ты знаешь?!

— Догадалась. Они слишком похожи, к тому же Юханссон-старший заметно выделял двоих — Ларса и Жаклин. И сравнения с отцом Мартина внешность Жаклин не выдерживает. Но это неважно, важней другое — она была твоей любовницей, Ларс?

— Да, мне было семнадцать, а ей тридцать пять…

Линн удивленно уставилась на мужа, но губы уже произносили следующий вопрос:

— И осталась до сих пор?

— Ты прекрасно знаешь, что нет.

— Какая жалость!

Свен подошел к Линн ближе:

— Не говори глупости. Они были вместе пару месяцев. У Жаклин из-за болезни съезжала крыша, она становилась неуправляемой. Когда заманила в постель Ларса, совсем мальчишку, дед выставил его из замка в Стокгольм, а к Жаклин приставил меня. И Петра моя, а не его дочь. Я всегда знал, что с ней и где она.

— Всегда? — невольно фыркнула Фрида.

— Да, пока она не связалась с этим мерзавцем Адлером!

— С этим мерзавцем Адлером, которого убила ваша любовница, связались сначала вы.

— Ладно, хватит, — примирительно вздохнул Свен. — Все, что можно, вы уже знаете…

— Линн, Жаклин не имела отношения к банде, которой руководил Торстейн. Жаклин действительно платила огромные деньги за то, чтобы он поставлял свежую кровь, но не задавала вопросы, откуда та берется. Нам следовало поинтересоваться, откуда. Поэтому я пришел в ужас, узнав, что Жаклин исчезла вместе с Торстейном. Он мог заставить ее делать все, что угодно, всего лишь ради свежей крови.

Снова подал голос Свен:

— И ты ошибаешься, полтора миллиона за клинику перевел Адлеру не Ларс, а я со счета Жаклин. Этот счет в моем распоряжении. И ужаснулся, узнав, что в ее крыле замка кто-то жил, тоже потому, что понял — Жаклин исчезла вместе с Торстейном. У нее хватило ума со мной связаться, я помог выбраться и сделать пластику у Аники, но после операции Адлер выдал ее Торстейну. Вторую операцию Аника сделать не успела.

— И вы… вы все это время знали, где Жаклин?! Свен, вас нужно посадить в соседнюю с ней камеру!

— За что сажать Жаклин? Она никого не убивала и кровь пила только донорскую, то есть сданную добровольно.

Линн фыркнула:

— Вы забыли, что я видела, как добровольно сдают эту кровь.

— Не будем спорить. Но Жаклин действительно не предъявляли обвинений. Как и нам с Ларсом. За болезнь еще никогда не сажали. А Торстейн держал ее и меня в узде вовсе не из-за крови, а из-за Петры.

— Что?!

— Ну, ты же слышала, что Петра наша с Жаклин дочь. Сначала ее поселили в домике на острове, а потом отдали в семью Флинтов. Аника знала, в чем дело, и о болезни Жаклин тоже знала, а вот о Торстейне нет. Адлер совсем ничего не знал, он заказывал кровь для Аники, считая, что та делает подпольные операции, он даже не знал, что это Лора была в машине. И Адлера убила не Жаклин, это сделал Торстейн. Адлер рослый мужчина, с таким женщина не справилась бы. Карл попытался ее защитить, за что и поплатился.

Линн сжала виски пальцами:

— Все, хватит с меня! Хватит ваших Жаклин, Торстейнов, Адлеров… Замолчите!

Снова повисла тяжелая тишина. Секундная стрелка часов, казалось, остановилась…

Первой опомнилась Фрида:

— Что теперь делать-то?

— Может, оставить ее без крови, пусть подыхает? Так даже справедливей, чтоб не тратить на нее средства в тюрьме, — неожиданно произнесла Бритт примиряющим тоном.

Линн ахнула:

— Вы с ума сошли?! Вы забыли, кто такая Жаклин и сколько людей погибло из-за нее? Она не будет тихонько умирать, она на охоту выйдет! Она же убивать ради крови будет!

Линн метнулась к двери, хлопнув ею так, что задрожали стекла в домах напротив.

Через пару секунд Ларс, опомнившись, бросился следом:

— Линн! Подожди!

Она успела прыгнуть в машину, но отъехать не успела.

— Между мной и Жаклин, Ларс, ты всегда делал выбор в ее пользу. Если ты сегодня не сообщишь в полицию, завтра это сделаю я.

— В полиции все знают!

Он закричал практически вслед, «Феррари Берлинетта» набирает скорость мгновенно. Вряд ли Линн услышала.

Ларс вернулся в офис мрачней некуда. Друзья сидели молча, никто действительно не знал, что говорить и делать.

— Объясните толком, что такое порфирия, или болезнь… как там?

— Шери, — усмехнулся Свен. — Это генетическое заболевание, страшное. Человек не выносит солнечного света, на ярком солнце гибель возможна за несколько минут. Жизнь только по ночам, пища только жидкая, постоянная потребность в крови, даже человеческой. Из плюсов только одно — молодая внешность надолго. Жаклин ненавидит всех, кто может выйти на улицу в солнечный день, кто может жить нормальной жизнью, но ее можно понять.

Бритт помотала головой, как всегда, когда чего-то не понимала и была не согласна:

— Два вопроса. Во-первых, больные порфирией бесплодны. Во-вторых, сколько лет Жаклин?

— Не всегда бесплодны, у больного порфирией короля Георга было 15 детей, которые тоже не страдали бесплодием. А лет Жаклин много, она годится Ларсу в матери, я же сказал, что эти больные выглядят молодо.

— Но я видела Жаклин у Адлера, в его квартире вовсе не полумрак, там много света, даже очень много, — возразила уже Фрида.

— Болезнь Шери вовсе не светобоязнь, а боязнь солнечных лучей, остальной свет для них безвреден. Адлер не знал о неприятностях Жаклин, никто не знал. Потому мы с Ларсом и держали ее только в замке. Да и кто мог помочь, эта болезнь неизлечима.

Фрида с досадой фыркнула:

— Нужно было просто рассказать Линн!

Ларс, снова стоявший у окна, невесело усмехнулся:

— Сказать, что в левом крыле замка живет вампирша? И что бы это изменило? Только то, что Линн исчезла бы так быстро, как ее смог увезти Петер.

— Ларс, неужели лучше, что Линн все раскопала сама? Да еще и после того, как побывала в подвале со снафф-видео?

Что делать, не знал никто.

— А где сейчас Жаклин?

— Снова в замке. Петеру запрещено привозить туда Линн под любым предлогом, как и увозить Жаклин тоже. Вангер знает, где Жаклин. Повторяю: ей не предъявлено никаких обвинений. Я поеду, попробую поговорить с Линн. Она в присутствии Дорис и Лукаса становится спокойней и разумней.

Магнус почему-то усмехнулся…

— Ладно, нам тоже пора. Бритт, пойдем? Фрида, ты едешь домой или снова к Густаву?

Фрида чуть покраснела:

— Конечно, домой. При чем здесь Густав?

— Конечно, ни при чем.

Ларс звонил в дверь уже третий раз, но никто не открывал. Наконец послышались шаги, но не из квартиры Лукаса, по лестнице поднималась соседка. Поздоровавшись, она заметила:

— Мне кажется, там никого нет…

— Боюсь, что так, — усмехнулся Ларс.

Женщина добавила:

— Уже несколько дней нет…

— Вы думаете?

— Я знаю!

Ларс набрал номер Линн. Она сбросила вызов. Набрал еще раз.

— Ларс, я за рулем.

И снова отбой.

Она позвонила сама:

— Ларс, я думаю, нам действительно стоит встретиться и поговорить, но только завтра. На сегодня с меня достаточно.

— В полиции все знают, Линн. Мне нечего больше сообщать Вангеру.

— Я слышала, что ты прокричал вслед. До завтра.

На следующий день они встретились в «Хермансе» на Седре. Ларс не надеялся, что вид покачивающихся гамаков или корабликов на водной глади поможет Линн расслабиться, просто терраса ресторана действительно расположена исключительно удачно — настолько высоко над набережной, что самой набережной не замечаешь, если не подходить к краю, то видны лишь Шеппсхольмен и Гамла-Стан.

Для Линн это особенное место, совсем рядом обожаемая Лестница последнего гроша, по которой она столько раз сбегала и поднималась во время утренней пробежки, когда жила в СоФо вместе с Бритт. Это было еще до встречи с Ларсом, сейчас казалось, что безумно давно…