Восставшие из пепла - Слав Караславов

Ранним утром Слав приказал собираться, укладывать вещи. Болгарские ковры, яркие и пушистые, кованая посуда, позолоченные щиты и мечи — все, что было ценного, предстояло отправить в Мельник. Здесь оставляли лишь то, что требовалось для скромного существования, — простую утварь, одежду, колчаны и стрелы для охоты, лавки. Подводы медленно тронулись, деревянные колеса заскрипели печально и тягуче. Войска Слава были размещены по крепостям, а он ехал лишь с небольшой свитой. С ним были Недю, первый советник Иван Звездица, Добрик Четирилеха, Манчо из Устры и еще несколько приближенных со слугами. На некотором расстоянии от них двигалась конная охрана деспота.

День свадьбы был уже объявлен — и потому все спешили в Мельник. Новая деспина[179] туда еще не прибыла, но кастрофилаки уже приготовили подарки. Слав был против пышной свадьбы, хотя его люди горели желанием повеселиться на славу. Первая свадьба прошла скромно — тогда опасались нападения войск Борила. Теперь горам никто не угрожал, если не считать, что казнь Черноты и уничтожение ромейского селения означали войну с латинянами. Но со времени нападения крестоносцев на Кричимскую крепость прошло несколько месяцев, лето было уже на исходе, а вестей из Константинополя никаких — ни плохих, ни хороших. Там все еще междуцарствие. Предполагали, что престол займет Роберт де Куртене[180], сын убитого Пьера де Куртене. Роберт жил в своих владениях по другую сторону мадьярских земель. Чтобы добраться до Константинополя, ему предстояло проехать через мадьярские и болгарские земли. А кто знает, согласятся ли царь Иван Асень и король Андраш пропустить его через свои земли? Мадьяры, может, и пропустят, но откроют ли болгары дорогу? Хотя почему бы и нет? Куртене — родственник мадьярскому королю, которому тырновский царь приходится зятем. Невидимая нить родственных связей опутала всех властителей земель вокруг Константинополя. И лишь один Феодор Комнин не признавал своих родственных уз с никейским императором Феодором Ласкарисом, который тоже претендовал на старый ромейский престол. Возможности Ласкариса возрастали вместе с его женитьбой на дочери Иоланты. Значит, Комнину было чего опасаться. Слав, породнившись с ним, должен теперь выступать на стороне эпирского деспота. Но успехи Феодора Комнина вовсе не вдохновляли Слава. Хорошо, что за спиной, думал Слав, такой союзник, как Иван Асень. Будь на месте последнего Борил, ему пришлось бы жарко. Несмотря на то, что он женится на племяннице Комнина, Слав все-таки предчувствовал, что рано или поздно они сойдутся в смертельной схватке.

Слав и его дружина остановились на широкой поляне. Слуги натянули пестрые шатры, приготовили печеную баранину. И вот уже пошли по кругу братины с холодным вином. Слав давно не ел с таким аппетитом. Зеленый свет, льющийся с гор, заставил его забыть на время всякие заботы, почувствовать себя молодым. Он смотрел в небо и видел бегущие вереницы облаков. Опускал взор на вершины деревьев, и ему казалось, что горы плывут куда-то, только люди остаются на одном месте, окруженные стеной густого леса.

Раздались звуки гайды. Добрик Четирилеха взял ее под мышку, набрал в легкие воздуха, и гайда словно задохнулась от веселья.

Вдруг на поляне показался какой-то старик в рваной лохматой шапке. Деспот дал ему знак приблизиться.

Когда старик подошел, Слав сказал:

— Сядь, пообедай с нами.

— И постоять можно, господин.

— Тогда дайте ему этот кусок.

Старик принял мясо и хлеб, но есть не стал. Судя по всему, он не видел раньше деспота и не узнал его.

— Гляжу на вас… Уж не на свадьбу ли нашего господина направляетесь?

— Может, и так, — сказал Слав.

— Хороший человек он, да вот во время первой его женитьбы обездолили нас его гости. Кто успел спрятать свои стада, тот выиграл. И мне советовали, а я не верил, что могут нагрянуть такие гости. Обобрали дочиста…

— А теперь спрятал стада? — спросил Слав.

— Какие теперь у меня стада? Да и последнюю козу надо увести в горы. Греки не лучше тех, как их там прозывают… фрягов.

— Я прикажу, чтобы не трогали твой скот, дед, — сказал Слав.

— Да ты, господин, видать, можешь и приказывать. Но кто знает, слушают ли тебя?

— Меня слушают, — сказал деспот. — Я Слав, государь твой.

— Да ты ли это? Ан не ты, наш государь старше.

— А я разве молодой? — улыбнулся Слав.

— Не так чтобы молодой, да и не старый.

— За эти слова — держи! — И Слав бросил ему золотую монету.

Старик поднял ее, осмотрел со всех сторон и проговорил:

— Вот теперь верю, что это ты…

Старик поклонился и стал медленно пятиться к лесу.

— Хитер старик, говорит — не молодой, но и не старый, хитер! — проговорил деспот.

А в голосе его слышалась нескрываемая радость.

Алекса тосковал по горам, по скалам вокруг Мельника, по отцу, по той нестесненной свободе, которая всегда будоражила его кровь. А здесь негде и из лука пострелять. Сиди над книгами, слушай бесконечные наставления отца Димитрия. Хотя пора бы и свыкнуться с обычаями царского двора, где его приняли как сына… Иван Асень часто по-дружески беседовал с ним. Придворные, сгорая от любопытства, совали ему сладости, стараясь хоть что-нибудь выведать об их беседах, но мальчик молчал. С младенчества усвоил он простую истину царского двора — держи язык за зубами. Развяжи его — царь непременно рассердится и никогда больше не пригласит к себе. А Алекса привязался к нему и, если долго не видел, делался молчалив и угрюм. Тогда и Недана не могла развеселить его.

А бывало — и он никак не мог заставить ее улыбнуться. Она почему-то часто плакала. Алекса думал, что она скучает по Мельнику, но потом заметил, глаза ее бывают мокрыми после встреч с братом царя, Александром. Да и Александр, приходя к Недане с улыбкой, покидал ее совсем расстроенный. Однажды дверь в гостиную, где разговаривали Недана и Александр, была приоткрыта, и до Алексы долетели слова:

— Они хотят продать меня. А я не хочу быть разменной монетой. Я за страну и свой народ готов умереть, но не могу жениться, как слепой валах[181]…

— А царь? — послышался робкий голос Неданы.

— Это он, он хочет продать меня подороже. Как женился на дочери мадьярского короля, так и внушил себе, что только так можно укрепить государство.

Алекса не хотел слышать дальше, ведь они обижают его любимца-царя. Он понял одно — царь противится их женитьбе. Но почему? Нет, он не станет молчать… он попросит его… расскажет, как Недана страдает и плачет…

Спустя некоторое время царь позвал мальчика к себе. Войдя к нему, Алекса поклонился и поцеловал руку. Иван Асень, задумчивый и сосредоточенный, сидел в глубоком кресле. Ему уже сообщили о военных успехах Феодора Комнина и о том, что Роберт де Куртене просит Ивана Асеня пропустить его через свои земли. Прежде чем собрать Большой совет[182] и обсудить на нем эту просьбу, царь пожелал остаться наедине с самим собой — так он называл разговоры с Алексой.

Иван Асень махнул рукой — велел мальчику сесть, и тот опустился на пестрый ковер у ног царя.

В последние дни царь был озабочен судьбой Белославы, своей незаконной дочери. Он хотел выдать ее замуж за одного из своих воевод, но успехи Феодора Комнина заставили его повременить с этим решением. Поглядев на мальчика, он заговорил:

— Послушай, Алекса, вот твой отец построил мельницу на реке. Но через два дня нашел другую, более многоводную реку. Как ты думаешь, что бы он тогда сделал?

— Он перенес бы мельницу на другую реку, где больше воды, царь, — без запинки ответил мальчик.

— И я думаю так сделать, севаст Алекса. И еще… Вот змея захочет переползти через твой двор, а ты знаешь, что если ее не тронешь, она тебя не укусит. Как бы ты поступил?

— Пусть себе ползет, царь.

Иван Асень ничего не ответил. За новым императором латинян стоял папа, иначе Куртене никому не был бы страшен, и царь запретил бы проход чужих войск через болгарские земли.

Царь взглянул на мальчика, прижал его к себе, погладил по вихрастой голове.

— И на этот раз я согласен с тобой, севаст Алекса… Ну, ступай.

Мальчик отодвинулся от него, но не уходил.

— Ты что-то мне хочешь сказать?

Алекса, переборов смущение, проговорил:

— А Недана все плачет, царь.

— А ты хочешь, чтобы она не плакала?

— Очень хочу.

— Хорошо, севаст Алекса… Хорошо. — И, помолчав, сказал: — Это она попросила тебя… поговорить со мной о ней?

— Нет, царь. Я сам…

— Молодец. Можешь идти.

Мальчик вышел из покоев, а царь стал думать о своем брате. Александр уже надоел ему с этой Неданой. Верно, она красива. Но он намеревался женить брата на родственнице какого-нибудь императора или короля. К чему им дочь Ивана Звездицы? Довольно и того, что сын деспота находится в Тырново.