Мольберт в саду Джоконды - Антон Валерьевич Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лиза снова не смогла сдержаться:
– Класс! Ваша бабушка их всех надула – и французов, и американцев…
Мадам, явно польщенная этим замечанием, выпустила через ноздри сигаретный дым.
– Жаль, что я ее не знала, я ведь родилась слишком поздно, уже после Второй мировой. Но зато ветхие тетки, сестры того самого революционера, ухажера бабушки, расстрелянного ЧК, многое мне рассказали. И научили русскому, как родному!
Усмехнувшись, Барбара сказала:
– Как я уже сказала, история повторилась. До Первой мировой сошлись Клод-старший и Лиза, и это ничем хорошим не завершилось. А после Второй мировой – Клод-младший и Клодетт, моя мать. Клод, решив осесть во Франции, где ему в самом деле удалось получить все, что у него отобрали, завел интрижку с моей матерью, своей сестрой. Причем сделал это, будучи к тому времени уже женатым на дочери крупного нью-йоркского торговца бриллиантами!
Она усмехнулась и заметила:
– Я вас не шокировала?
Лиза честно призналась:
– Ну, немножко… Значит, получается, ваш отец…
Она снова смешалась, и мадам Барбара сказала:
– Что мой отец одновременно мой дядя? Этого никто до сих пор не знает. Хоть роман моей матери с Клодом длился недолго, они быстро разошлись, в том числе и потому, что вскрылась подноготная их происхождения, но Клод никак не мог забыть ее. Ему было наплевать, что она его сестра, – он любил ее, хотел ею обладать, и точка. А Моргенштерны всегда получали то, что хотели приобщить к своей коллекции… Он всячески старался заполучить ее, пытаясь разлучить с мужем, за которого она, чтобы забыть Клода, скоропалительно вышла замуж. Но забыть его так и не смогла, а Клод пытался снова и снова завоевать ее. Они возобновили связь, несмотря ни на что. В начале пятидесятых моя мать забеременела, и сомнений быть не может: от Клода, а не от своего мужа, человека грубого и малообразованного, который к тому же ее бил – не мог простить того, что ее любил красавец-миллионер… Он умер, застреленный неведомо кем на улице за год с лишним до моего рождения.
Закурив очередную сигарету, она добавила:
– Прямо античная трагедия, не находите? Добавьте к этому, что у Клода-младшего к тому времени появился сын, этот самый малыш Клод, сумасшедший старик, в убийстве которого вас обвиняют. Он – мой брат. Клод-младший обожал меня, но активно не любил малыша Клода, который, и в этом сомнений нет, был его сыном и наследником всего огромного состояния и раритетов семейства Моргенштернов.
– Малыш Клод в итоге лишил вас наследства? – спросила Лиза, и мадам Барбара подтвердила это энергичным кивком.
– Да, уничтожив последнее завещание Клода-младшего, по которому тот оставлял все мне и моей матери, малыш Клод сам сообщил мне об этом в минуту откровенности во время нашей встречи лет сорок назад. А ведь детьми мы даже симпатизировали друг другу и, кажется, были влюблены…
Лиза вздрогнула, а мадам расхохоталась:
– Шокированы тем, что любовь между братом и сестрой может вспыхнуть и в третьем поколении? Нет, этого не произошло, хотя могло бы, ведь в молодости малыш Клод был настоящим красавцем, не имевшим ничего общего с этим опустившимся, всклокоченным, полностью свихнувшимся старче. Но малыш Клод, как выяснилось позднее, сам любил других малышей, если вы понимаете, о чем речь. Наверное, это и сподвигло его отца оставить все мне, так как с сыном они были на ножах. «На ножах» – это хорошая метафора. И все это завершилось, как вы понимаете, тем, что малыш Клод убил собственного отца – ножом!
Лиза снова вздрогнула, а мадам сказала:
– За каждым большим состоянием стоит преступление, а сколько их стоит за состоянием гигантским, упускать которое не хотел малыш Клод? Его мамаша к тому времени давно сидела в психиатрической лечебнице, давно и прочно сойдя с ума и передав сумасшествие отпрыску. Но он был хоть и сумасшедшим, но крайне хитрым сумасшедшим. Отца он убил собственноручно, о чем, опять же, поведал мне во время нашего последнего разговора, но свалил все на одного из своих дружков-любовников, который якобы был застукан отцом во время попытки ограбления. Клод-младший застрелил его, а вор зарезал Клода-младшего. Такова официальная версия, а на самом деле их обоих убил малыш Клод: и своего отца, и криминально одаренного душку-приятеля, на которого он свалил убийство родителя! Наверняка и роман с ним специально завел, чтобы потом использовать в качестве козла отпущения!
Заметив, что Лиза дрожит, мадам вздохнула:
– Понимаю, думаете: к кому вы угодили? Ну, хоть мой отец, не исключено, и был братом моей матери, сумасшествия Моргенштернов, которым они были наделены сполна и которое принесли им родственные браки, я не унаследовала. Можете мне поверить!
Она улыбнулась, причем так тепло и добро, что Лиза ей поверила: немедленно и бесповоротно.
– Ну, а остальное просто. Малыш Клод, которому я вставляла палки в колеса, зная о существовании завещания в свою пользу, о чем мне сообщил сам Клод-младший и даже показал его незадолго до своей смерти, сделал так, чтобы меня обвинили в краже ценностей из его дома, точнее, из дома, который должен был принадлежать мне, за что я отправилась в тюрьму. А выйдя, я пыталась приткнуться то туда, то сюда, и в итоге стала владелицей этого антикварного салона с, надо признать, не самой идеальной репутацией… Что, испугались?
Лиза воскликнула:
– Ничуть! Вы мне жизнь спасли! Вы – молодец!
Мадам, смяв пустую сигаретную пачку, кивнула.
– И я того ж мнения. Да, скажу откровенно, я не очень-то уважаю закон, но и закон не всегда уважал меня. Так что мы квиты!
Лиза звонко рассмеялась, а потом серьезно заметила:
– Видимо, это у вас семейное, если разрешите такую реплику. Так ваша бабушка в самом деле украла «Мону Лизу» из Лувра?
Мадам, взглянув на нее с улыбкой, не хуже, чем у самой «Моны Лизы», ответила:
– Украли другие, а она всего лишь помогла сделать копию. Она рассказала об этом моей матери перед операцией, во время которой умерла. А мать поведала об этом мне, хотя впоследствии и сожалела… Уж слишком она была принципиальной и честной! В жизни это скорее помеха, запомните, моя дорогая!
Лиза, придерживавшаяся абсолютно иного мнения на этот счет, сочла благоразумным не вступать в ненужные дискуссии морально-этического плана.
– И где же «Мона Лиза»? – выпалила она, и мадам Барбара, глаза которой таинственно сверкнули, заявила:
– А вот это правильная постановка вопроса! Действительно, где? Мою мать это ничуть
