Опоенные смертью - Елена Сулима

Уважаемые дамы и господа!.. Ничего нет прекраснее, чем жить не мысля и без смысла! Просто так! - Произнес он торжественно вслух. И осекся... "Друид, кончай валять дурака!" - вспомнилось ему.

Но почему, почему мне никто не верит? - Спросил он себя в зеркале, и слезы навернулись на глаза. Никто... - шептал он, - не верит, что мне может быть тоже отчаянно грустно, безысходно... почему мне не верят, что я тоже, нет, не тоже, а быть может сильнее всех их вместе взятых умею любить.

Он ещё раз взглянул на себя в зеркало и усмехнулся своей комичной физиономии, - "какой там Гоголь?.. - Чарли Чаплин!"

"А быть может, мне не верят, оттого что я просто-напросто сочинитель, они думают, что я и жизнь свою сочиняю, и себя и чувства?.. Или, если они предполагают, что я описываю то, что переживаю в фантазиях своих, что чувствую, их пугает, что слишком много что-то уж я чувствую всего? Они боятся моего многомыслия? Или боятся, что я чувствую их слишком уж хорошо и предчувствую? Но если чувствуешь, значит, любишь. Разве ж можно любить, не чувствуя человека? Но они же боятся настоящей любви... Они привыкли любить не чувствуя друг друга, а лишь потребляя. Поэтому я им не нужен. Ну и пусть... Пусть. А я ни за что не цепляюсь, ни от чего не отрекаюсь...

Он перебрал написанный урывками свой первый небольшой роман - всего-то страниц на триста... Обычно, он писал рассказы... повести... Ну и что?..

"А дальше-то что?.. Почему постоянно мучает этот вопрос?.. Глупо задавать такой вопрос, когда повесть окончена. Просто окончена, и более ничего. Повесть окончена. Вот и окончен целый роман. Если окончен, то уж окончен, стоит ли искать продолжение за картонной обложкой?.."

Ха-ха-ха - тихо вслух, совсем не смеясь, произнес он, затянул потуже свой длинный полосатый галстук и повесился на люстре.

Все. Окончен роман.

АЛИНА С НЕВЕРОЯТНОЙ ЯСНОСТЬЮ ОСОЗНАЛА, ЧТО ЕЙ ОСТАЛОСЬ ЖИТЬ ВСЕГО ЛИШЬ ТРИ МЕСЯЦА. Так предвещали врачи.

Самолет приземлился.

Алина села в такси. И поехала от аэровокзала домой.

Не оставляй меня, возьми с собой! - смягчая кривляньями вопль своей души бежал за машиной Фома. Машина медленно набирала скорость. Алина оглянулась и увидела истлевшую ветошь знамен смерти, из последних сил пытающихся догнать её и растворяющихся на пропитанном огнями ночном ветру. И поплыло перед глазами метафорой воспоминание, как хлестали эти лохмотья ей пощечины, когда она, обессилив, давала себя нагнать, когда оборачивалась...

Ну что, притормозим? - спросил таксист, поглядывая в зеркальце заднего обзора на бегущего вслед такси Фому.

- Нет! Никогда! Только вперед! Только не останавливаться!

Москва!.. Широкий просторный проспект... Еще проспект... Она достала ключи из кармана джинсов и тихо отворила дверь, на другом конце коридора маячил мужской силуэт. Алина чувствовала себя - человеком, вдруг выпавшим за борт корабля, и оказавшимся в океане незамеченным темной ночью, долго преодолевавшим соленую мутную болтанку волн и вдруг выползшим на сушу... только суша оказалась ледяной.

- Я знаю, где ты была и с кем, - мрачно сообщил ей, ещё не переступившей порог, Кирилл.

- А ты знаешь, что мы разводимся с тобою? - так же мрачно, сходу отпарировала Алина.

- Это из-за него, из-за этого алкаша? - искривилось лицо его в брезгливом гневе, но тут же он, словно прозрев, попятился от нее: "кошки умирают в одиночестве" - зазвучал в его голове голос Зинаиды

Словно прочитав его мысли, Алина, отчаянно заглотнув воздух, выдавила из себя:

- Просто так. Все. Окончен роман. Поиссохли чернила.

И даже не ужаснулась своей глобальной пустоте, лишь ощутила, как любящ, но одинок Бог над этой невменяемой вселенной.

часть третья

СОПЕРНИЦА СМЕРТИ

В моей душе сквозит пролом.

Туда, кружась, влетает вечность.

Я упаду горячим лбом

На скатерти большую млечность...

Елена Шварц

ГЛАВА 1.

"... обожаема ты и желанна..." - пело радио

- Вот и все. Я пришел к тебе, Жанна.

- Поздно, - бросив взгляд на Кирилла через плечо, не отрываясь от работы, ответила она.

- Что значит поздно?.. Но ты же сама ещё месяц назад предлагала... и вот я свободен.

- Нет. Ты пришел ко мне не по собственной воле, не оттого что любишь, ты пришел ко мне оттого, что тебе деваться некуда.

- Но пожалей меня, Жанна!..

- А ты меня не жалел?..

И проверив свою маленькую сумочку - ничего не забыла ли, - встала и вышла из кабинета. Вышла навсегда.

"... теперь ты мне не нужен, не нужен твой футбол, я влюблена навечно в рок-н-ролл..." пел голос Жанны Агузаровой по радио.

"...На скатерти большую млечность...

Так мужественно начала

Я было делать харакири,

Но позабыла, что была,

Слабее всех я в этом мире..."

"Что это было? Что все это было? - с удивлением вспоминала Алина свое путешествие с Фомой, словно фантасмагорический сон, - что?.. Забвение от отчаяния?..

Что она искала? Что нашла? Любовь?.. Тихую месть незатейливому мужу?.. Да что мужу - всему мужскому полу?.. Иную жизнь?.. Сочувствие друга?.. Последнюю яркую, пусть предсмертную вспышку жизни?.."

Вспомнив про то, как оптимистично умирал Чехов, Алина купила бутылку шампанского, пришла домой, поставила её на стол и глубоко задумалась, глядя на нее. Очнулась, попыталась откупорить. Бутылка не открывалась. Со слезами отчаяния, оттого что весь этот мир приспособлен под мужские руки, она срезала пластиковую пробку ножом. Пена залила стол, ополовинив бутылку. Алина лишь усмехнулась на эту неудачу. Налила бокал. Выпила. Закурила. Забыла про уже налитый бокал, взяла новый...

Кирилл открыл дверь своим ключом, прошел в комнату - Алина словно и не жила здесь и лишь на столе стояли пепельница с двумя окурками и два пустых бокала, в центре стола возвышалась странно открытая бутылка шампанского. Это было уж слишком! Что взбесило его - два бокала, явно намекающие на то, что она пила не одна, или так манерно срезанная пробка шампанского - он не задумался. Раздираемый гневом он резко распахнул дверь спальни. Алина спала поверх постели в одежде, свернувшись калачиком, словно ребенок.

- Кого ты здесь принимала?! - растолкал он её. - Едва я за порог, а ты!.. Отдавай ключи от этой квартиры. Живи как хочешь.

Она поднялась и начала сомнамбулически собирать вещи.

- Ты умрешь в одиночестве и в нищете! - продолжал распаляться он, - А я... куплю виллу на Средиземном море, собственный самолет!.. - слов не хватало, он не знал - что ещё перечислить из благ мира сего, так чтобы задеть её.

- Прощай! - тихо сказала она, стоя на пороге с перекинутой через плечо дорожной сумкой.

- Нет. - Ухватил он её за сумку и потянул вниз, так что сумка шлепнулась на пол, - Без тебя все теряет смысл. Не уходи!

- Но я же все равно скоро умру.

- А мне не все равно!

- Все равно, - печально усмехнулась она. - Учись жить без меня.

- Ты никогда не умрешь! - выпалил он ей вслед так, словно проклял.

Да. Алина продолжала жить, перебравшись к женатому двоюродному брату, теснясь в маленькой, оставшейся ей в наследство, комнате, двухкомнатной квартирки. Впрочем, она жила в основном вне квартиры, перемещаясь по городу, как щелкающий моменты жизни инопланетянин-репортер. Научилась жить и ничего не помнить, но при этом все проживать, принимать и помнить.

ГЛАВА 2.

Если работать, работать и работать, неуклонно продвигаясь к своей цели... то тогда ты получишь большого и розового слона! Да уж, это американское представление о возможном прекрасном будущем, которого человек добивается сам, вызывает у нас живущих в России, кривую усмешку. Путь по жизни не бывает прямым. Как бы нам того не хотелось.

Бывший милиционер Минькин отчаянно бомжевал в обнимку с ценной скрипкой. Покупателя он особо не искал, понимая, что не обладает нужными связями, зато сентиментальных дамочек с легендой о деде, гениальном скрипаче, кадрил по началу легко, пока окончательно не спился на их пансионах до полной невозможности.

Теперь он в наглую тусовался у музыкального магазина у Савеловского вокзала, предлагая старинный инструмент за гроши, требовал хотя бы тысячу долларов, но одни шарахались его, другие проявляли интерес, и тогда Минькин начинал сомневаться, требовали показать, но тут происходила заминочка. Все дело заключалось в том, что скрипку он хранил у одной барыбинской продавщицы, а доехать на электричке в один день - туда и обратно не получалось. Взять скрипку с собою боялся - отберут или рассыплется. Да и словно сатана водил его по кругам бомжей, собутыльников и прочей братии, а когда прибывал к своей Маняше, та уж не пускала его на порог. Скрипку вновь предстояло украсть, "или вымолить?"

Озадаченно стоял Минькин на коленях перед её порогом, причитая о том, что она его не любила, поигралась, да выгнала за порог сироту, даже ценности лишила последней.

- И на что ж тебе скрипочка сдалася, оглоед ты поганый, - глумилась над ним, стоя руки в боки Маняша, - Возьми деньги на бутылку и уматывай.