Две башни - Джон Толкиен

— Нет, это не Саруманом брошено, — сказал он, — и даже не по его просьбе, я думаю. Шар вылетел из окна высоко вверху. Прощальный подарок мастера Змеиного Языка, как мне кажется, но плохо нацеленный.

— Может, он потому и нацелился плохо, что не мог решить, кого он ненавидит больше: вас или Сарумана, — сказал Арагорн.

— Может быть и так, — согласился Гэндальф. — Мало приятного доставлял этот союз им обоим: они грызли друг друга словами. Но наказание заслуженное. Если когда-либо Змеиный Язык выйдет из Ортханка живым, это будет гораздо больше, чем он заслуживает.

Эй, парень, я не просил тебя брать это! — воскликнул он, резко оборачиваясь и видя, как Пин поднимается по ступеням, медленно, как бы неся тяжелый груз. Он торопливо спустился навстречу хоббиту, взял у него темный шар и закутал его в свой плащ.

— Я позабочусь об этом, — сказал он. — Не думаю, чтобы Саруман хотел выбросить эту вещь.

— Но у него могут найтись другие вещи, — заметил Гимли. — Если разговор окончен, то пойдемте отсюда, пока нас не забросали камнями.

— Разговор окончен, — сказал Гэндальф. — Идемте.

Они повернулись спинами к дверям Ортханка и спустились по ступенькам. Всадники с радостью приветствовали короля и Гэндальфа. Чары Сарумана были разрушены: они видели, как Саруман повиновался приказу, как….

— Ну, это сделано, — сказал Гэндальф. — Теперь я должен увидеться с Древобрадом, рассказать ему, как обстоят дела.

— Он, вероятно, догадывается, — сказал Мерри. — Мог ли разговор закончиться иначе?

— Маловероятно, — ответил Гэндальф, — хотя одно время равновесие висело на волоске. Но у меня были причины пытаться, и из-за жалости и по другим причинам. Впервые Саруман увидел, что власть его голоса слабеет. Он не может быть одновременно тираном и советником. Когда заговор созрел, он не может оставаться в тайне. Я дал Саруману последнюю возможность — отказаться и от Мордора и от собственных замыслов и возместить нанесенный ущерб, помогая нам. Он знает наши нужды. И он мог бы принести нам большую пользу. Но он предпочел отказаться и сохранить за собой Ортханк. Он не хочет слушать, хочет только командовать. Он живет теперь в ужасе перед тенью Мордора, но все еще надеется справиться с бурей. Несчастный глупец! Он погибнет, если власть Востока протянет свои руки к Изенгарду. Мы не можем разрушить Ортханк извне, но Саурон — кто знает, на что он способен?

— А если Саурон не захватит Ортханк? Что вы с ним сделаете? — спросил Пин.

— Я? Ничего! — ответил Гэндальф. — Я ничего с ним не сделаю. Мне не нужно господство. Что станет с Саруманом? Не могу сказать. Мне жаль, что так много прежде хорошего гноится в этой башне. Но для нас дела пока идут неплохо. Неожиданны повороты судьбы! Часто ненависть поражает сама себя! Думаю, что даже если бы мы смогли войти в Ортханк, вряд ли мы нашли бы что-либо более ценное, чем этот шар, который бросил в нас Змеиный Язык.

Резкий крик, неожиданно прекратившийся, донесся из окна.

— Кажется, Саруман согласен со мной, — усмехнулся Гэндальф. — Идемте! Оставим их.

Они вернулись к развалинам ворот. Не успели они войти под арку, как из тени под грудой камней, где они стояли, вышли Древобрад и еще дюжина энтов. Арагорн, Гимли и Леголас с удивлением смотрели на них.

— Здесь три моих товарища, Древобрад, — сказал колдун. — Я говорил тебе о них, но вы их еще не видели, — и он назвал их одного за другим.

Старый энт смотрел на них долго и внимательно и по очереди говорил с каждым. И последним он обратился к Леголасу.

— Значит, вы пришли из Чернолесья, мой добрый эльф? Это был когда-то очень большой лес.

— Он до сих пор большой, — сказал Леголас. — Но не настолько велик, чтобы мы, в нем живущие, не хотели бы видеть новые деревья. Я бы очень хотел побывать в лесе Фэнгорна. Я прошел только по его опушке, но мне очень не хотелось уходить от него.

Глаза Древобрада блеснули от удовольствия.

— Надеюсь, ваше желание осуществится до того, как эти холмы состарятся, — сказал он.

— Я приду, если позволит судьба, — сказал Леголас. — Я договорился со своим другом, что если все кончится хорошо, мы с ним вместе посетим Фэнгорн — с вашего позволения.

— Любой эльф, пришедший с вами, будет встречен с радостью, — сказал Древобрад.

— Друг, о котором я говорю, не эльф, — сказал Леголас. — Я имею в виду Гимли, сына Глоина. — Гимли низко поклонился, и топор выскользнул у него из-под пояса и покатился по земле.

— Хум, хм! Ах, вот оно что! — сказал Древобрад, глядя на него темными глазами. — Гном с топором! Хум! Я хорошо отношусь к эльфам, но вы просите слишком многого! Какая странная дружба!

— Может она и странная, — согласился Леголас, — но пока Гимли живет, я не приду в Фэнгорн один. Его топор предназначен не для деревьев, а для орочьих шей. О Фэнгорн, хозяин леса Фэнгорн! Сорок два орка зарубил он в битве.

— Ху! Эта история получше! — обрадовался Древобрад. — Ну, ну, дела пойдут так, как они и должны идти. Нет необходимости торопиться им навстречу. А сейчас мы должны на некоторое время расстаться. День приближается к концу, однако Гэндальф говорит, что вы должны уйти до наступления ночи, а повелитель Марки хочет поскорее вернуться в свой дом.

— Да, мы должны идти, и идти немедленно же, — подтвердил Гэндальф. — боюсь, что нам придется забрать у вас ваших хранителей ворот. Но вы хорошо справитесь и без них.

— Может и справлюсь, — сказал Древобрад. — но мне жаль расставаться с ними. Мы стали друзьями за такое короткое время, что мне показалось, будто я стал торопливым. Но ведь они были единственной новостью, которую я увидел под солнцем и луной за много-много лет. Я не забуду их. Я внес их имена в длинный список. И энты будут их помнить:

Энты рождены из земли, как горы,

Они ходят широко и пьют воду.

Голодны, как охотники, хоббиты-дети,

Смешливый народ, маленькие люди. Они останутся нашими друзьями, пока обновляются листья. Прощайте! И если узнаете новости в вашей приятной земле, в Уделе, пошлите мне слово! Вы знаете, что я имею в виду: что-нибудь об энтийских женах. Приходите сами, если сможете.

— Мы придем! — сказали Мерри и Пин вместе и торопливо отвернулись. Древобрад некоторое время молча смотрел на них, задумчиво покачивая головой. Потом обернулся к Гэндальфу.

— Значит Саруман не уйдет? — сказал он. — Я так и думал. Его сердце прогнило, как у черного хуорна. Даже если бы я был побежден и все мои деревья уничтожены, я бы не стал прятаться один в темной норе.

— Но вы ведь не хотели заполнить весь мир своими деревьями и задушить всех остальных живых существ, — сказал Гэндальф. — Саруман остается нянчить свою ненависть и плести новые сети, если сможет. У него ключ от Ортханка. Ему нельзя позволить сбежать.