Любимицы королевы - Виктория Холт

— Прошу вас, мистер Харли, будьте со мной откровенны.

— В таком случае, мадам, скажу вот что. Ни во благо страны, если какое-то семейство становится, по сути дела, правящим. В стране есть одна правительница и только одна. Я буду служить моей королеве всей душой и сердцем, но не стану служить семейству, которое с помощью ухищрений лишает ее неотъемлемых прав.

— Ухищрений! — ахнула королева. — Лишает!

— Я выразился слишком резко. Прошу ваше величество простить меня.

— Ну что вы, мистер Харли. Я же сама просила вас говорить откровенно.

— Значит, дозволяете мне продолжать?

— Да, мистер Харли. Разумеется.

— Тогда, мадам, скажу вот что. Если зять Мальборо станет государственным секретарем, при том, что герцог является главнокомандующим, Годолфин, тесть его дочери, лордом-казначеем, а герцогиня будет подбирать министров… тогда вы окажетесь королевой только по названию. Фактически вы уступите правление семейству Черчиллов. А мне бы очень этого не хотелось. Служа моей королеве душой и сердцем, я не должен служить этим… узурпаторам.

В зеленом кабинете воцарилось молчание. Королева была потрясена. Харли опустил взгляд на свои руки. Может, он слишком далеко зашел? Не грех подвергать нападкам Сандерленда и Годолфина, даже герцога Мальборо. Но Сара — фаворитка королевы!

Он приободрился, услышав голос Анны — чуть дрожащий, но исполненный упрямства:

— Мне никогда не нравился характер лорда Сандерленда, и добрых отношений между нами не может быть.

Сара в Вудстоке поторапливала Джона Вэнбру, он хотел сохранить часть красивого старого замка. Равнодушная к истории и архитектуре герцогиня заявила, что дом должен быть памятником гению герцога Мальборо, а все прочее незачем принимать в расчет. Кроме того, он должен был служить комфортабельным жилищем.

Вместе с тем она не забывала о Сандерленде и готовилась по возвращении возобновить натиск на королеву. «Пока что Анна упрямится, — думала Сара, — но лишенная на какое-то время общества своей обожаемой миссис Фримен, вскоре будет готова вновь обрести его… любой ценой».

Тем временем королева, обеспокоенная обстрением астмы принца, советовалась с Эбигейл.

— Боюсь, Хилл, здешний воздух ему не подходит. Вчера ночью его высочество очень страдал. Я не могла из-за этого спать… и мой бедный ангел тоже.

Девушка предположила, что переезд в Кенсингтон может пойти ему на пользу. Оттуда ближе к Лондону, чем из Хемптона, и воздух там удивительно чистый. Помнит ли ее величество, как прекрасно чувствовал себя принц во время последнего пребывания там?

— Да, Хилл, теперь вспомнила. Переезжаем в Кенсингтон.

Георг обрадовался. Он всегда любил Кенсингтонский дворец. Анна с улыбкой вспомнила, как после смерти Вильгельма принц сказал: «Теперь Кенсингтон принадлежит нам». И безотлагательно завладел дворцом. Отрадно было видеть Георга в любимом месте. Она сама находила этот дворец восхитительным, к тому же ей хотелось взглянуть, в каком состоянии находится сад. Там работали десятки садовников, и результаты их трудов наконец становились заметны. Выстроенный по ее повелению зал приемов с коринфскими колоннами и нишами для роскошных канделябров был великолепен. Как приятно будет устраивать там балы и концерты. Горожане очень обрадуются открытию сада для посещений.

— Да, — негромко произнесла она, — переезжаем в Кенсингтон.

Они переехали. И когда Хилл сказала, что, если ее величество не возражает, она займет апартаменты, соединенные ходом с королевскими покоями, Анна согласилась. Раньше их занимала Сара. Эбигейл еще не жила в такой роскоши. Она была счастлива поселиться там с согласия Анны.

Миссис Дэнверс удивилась этому.

— Королева хочет, чтобы я находилась поблизости, — сказала девушка.

— Но это апартаменты ее светлости.

— Я вполне могу пожить там, пока ее светлости нет при дворе… раз ее величество не возражает.

Миссис Дэнверс пошла жаловаться миссис Эбрехел, что Хилл много себе позволяет, и неизвестно, чего ждать от нее дальше.

Королева была счастлива, что Хилл находится рядом. Неприятный разговор относительно Сандерленда, казалось, забылся, и Анна чувствовала себя спокойно, поскольку герцогиня Мальборо не появлялась при дворе.

Она устраивала увеселения, и люди очень радовались, что их допускают в королевский сад. Туда было принято ходить нарядно одетыми, и, по словам одного из придворных писателей, подданные королевы Анны расхаживали под музыку в парчовых платьях, кринолинах, чепцах и с веерами.

Д'Урфи, придворный поэт, писал стихи и песни специально для таких случаев, и люди со всего Лондона шли туда увидеть свою королеву.

— Такие приятные дни и вечера! — вздыхала Анна, уходя в свои покои под попечение Хилл.

Сара тем временем советовалась с Годолфином, какой шаг ей предпринять для назначения Сандерленда. Кроме того, она писала зятю длинные письма. Написала и Мальборо, убеждая его присоединить свой голос: он — победитель при Бленхейме, и королева ни в чем не сможет ему отказать.

Приехав в Кенсингтон, чтобы снова поговорить с королевой, она внезапно появилась в своих апартаментах и обнаружила, что там кто-то живет.

Встав посреди комнаты, Сара уставилась на кровать, где лежал чей-то капот. Нахмурясь, взяла его, и, пока стояла там с гримасой отвращения, в комнату вошла Эбигейл, как сама рассказывала позже — значительно позже — весело, бесцеремонно, с улыбкой.

— Что ты здесь делаешь? — спросила герцогиня.

— Я… я думала, эти комнаты пустуют.

— Что?

— Поскольку королева постоянно во мне нуждается…

— Ты сочла, что можешь жить в моих апартаментах… без моего разрешения?

— Прошу прощения у вашей светлости…

Эбигейл хотела сказать, что заняла их с одобрения королевы, но передумала. Сара принялась бы упрекать Анну, а девушке не хотелось никаких осложнений. Лучше было принять всю вину на себя. Поэтому она молча потупилась.

— Немедленно забирай свои вещи и убирайся отсюда, — приказала Сара.

Эбигейл собралась и, не поднимая глаз, поспешила прочь; за ее спиной послышался голос Сары:

— Чего еще ждать? Ни воспитания. Ни манер. В конце концов, я вытащила ее из грязи!

Мысли Сары обратились к более важным делам, чем наглость горничной; она снова говорила с королевой о Сандерленде, но добилась лишь того, что называла криком попугая. Анна была настроена категорически против Сандерленда. Но герцогиня твердо решила настоять на своем. Она немедленно напишет Малю, пусть присоединит к ее голосу свой.