Королева Шотландии в плену - Джин Плейди

Что ты об этом думаешь, Сетон? Будет ли это чашка с ядом? Или кинжал, пока я сплю?

Сетон увидела, что королева близка к истерике, и стала думать, как бы успокоить ее. В душе она проклинала стены Татбери, которые она ненавидела столь же сильно, как и Мария.

— Кто-то стучит в дверь, — сказала она.

— Пойди и посмотри, кто там, но скажи, что я слишком устала, чтобы принимать кого-либо сегодня.

Сетон пошла, и Мария услышала, как она говорит:

«Ее величество плохо себя чувствует и желает отдохнуть».

Но Сетон отодвинули в сторону, и когда графиня Шрусберийская вошла в комнату, Мария вскрикнула от радости. Ничто сейчас не могло бы обрадовать ее больше, чем известие, что граф Шрусбери и его жена восстановлены в прежних должностях, а граф Хантингдонский смещен.

— Ваше величество, — произнесла Бесс, делая реверанс.

— Я рада видеть вас, — сказала ей Мария. — Я надеюсь, это означает, что Хантингдон возвращается в Лондон.

Бесс сердито заворчала.

— О нет. Он должен остаться здесь. Он будет нашим тюремщиком. Теперь граф и я такие же узники, как и вы, ваше величество. Вы слышали что-либо подобное! Мы — узники в нашем собственном замке!

Мария лишилась дара речи. Но не Бесс.

— Конечно, я этого не потерплю. Я скажу Хантингдону, что ни граф, ни я не допустим никакого вмешательства в наши дела. Я буду пристально следить за господином Хантингдоном. Я уверена, он начинает это понимать.

— Вы, так же, как и я, оказались в немилости у королевы, — констатировала Мария.

— Я вызвала ее недовольство, спасая жизнь своего мужа.

Мария улыбнулась. Удивительно, как динамичная Бесс смогла рассеять ее недавнее подавленное настроение.

— Мы не потерпим никаких глупостей с его стороны! — продолжала Бесс. — Вы, ваше величество, тоже не должны.

— Конечно же, я не потерплю.

Бесс улыбнулась.

— Если ваше величество чего-либо желает, прошу вас обращаться ко мне. Я сделаю все, чтобы ваши желания были исполнены.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала Мария — Мне бы хотелось услышать новости о здоровье графа.

Бесс села, и они разговорились; Мария поняла, что теперь у нее в замке крепкий союзник. Бесс намекнула, чтобы она была осторожна с Хантингдоном. Она ручалась, что если две умные женщины станут действовать сообща, то им нечего бояться сующихся не в свое дело графов.

Когда Бесс ушла, Сетон заметила, как изменилось настроение королевы.

Елизавета приказала Норфолку явиться к ней и Виндзор. Она послала вызовы также графам Аранделу и Пемброуку, лорду Ламлею и сэру Николасу Трокмортону, имена которых назвал ей Лестер, как тех дворян, которые вместе с ним сговорились устроить брак Марии с Норфолком.

Норфолк, находившийся в Кеннингхолле, написал Елизавете, что болезнь не позволяет ему путешествовать. Арандел, Пемброук и их друзья, подчинившиеся приказу королевы явиться, были тотчас арестованы и препровождены в Тауэр, где были допрошены в надежде, что они обвинят королеву Скоттов в заговоре против английского трона. Они заверили тех, кто вел допрос, что Мария не претендовала на корону Елизаветы и что предложение о браке с Норфолком исходило не от нее.

В это время Елизавета послала Норфолку строгий приказ. Болен он или нет, он обязан явиться к ней без промедления. Норфолк выехал с огромной тревогой, был арестован по пути и отвезен прямо в Тауэр.

Когда Елизавете доложили о его аресте, она проявила мрачное удовлетворение. Она собиралась преподать урок первому пэру Англии. Но был еще человек, по которому она жаждала нанести удар. С тех пор, как Елизавета услышала, что Мария позволила, чтобы ее называли королевой Англии, она стала пристально наблюдать за ней. Она попыталась захватить Марию по возвращении из Франции в Шотландию. Она не могла спать спокойно, пока жива Мария; и когда судьба — в виде глупости королевы Скоттов — привела Марию в ее руки, она возликовала.

Она жаждала отделить эту красивую голову от этих изящных плеч. Она ненавидела королеву Скоттов по многим причинам. Мария была красивой, чрезвычайно желанной женщиной, и мужчины были готовы рисковать ради нее своими жизнями и состояниями. Они говорили то же самое и Елизавете; каждый день придворные твердили ей, что она — самая красивая женщина в мире. Она была их Глорией, владычицей подданных мужского рода, и все они пресмыкались у ее ног и старались перещеголять друг друга в лестных комплиментах. «И все же, — думала Елизавета в один из редких моментов, когда она смотрела правде в глаза, — сколько их нашлось бы, готовых преклоняться передо мной, окажись я бедной узницей в замке завистливого врага?»

Это была одна из причин, по которой она желала избавиться от Марии. Весьма жалкая причина — признавала королева Елизавета. Истинное основание было выше тщеславия и жеманства женщины. Это был мотив королевы: она боялась за корону. Мария могла встать во главе католических подданных Елизаветы. Те оспаривали законность брака Генриха VIII и Анны Болейн, могли провозгласить Марию, а не Елизавету, настоящей королевой Англии; следовательно, Мария должна умереть.

Но должно быть хорошее основание для ее смерти. Было бы глупо устраивать убийство королевы. К королевскому достоинству следует относиться с почтением. Надо сфабриковать уголовное дело против Марии; и даже тогда Елизавета без радости подпишет смертный приговор.

Она вышла к своему Совету и там обрушилась на предательство Норфолка. Члены Совета робко указали, что, договариваясь о браке, Норфолк не совершил ничего противозаконного, чтобы понести суровое наказание. Она внезапно вскипела гневом.

— Что не может сделать закон, — закричала она, — то сделаю я своей властью!

Затем, предположив, что, возможно, она слишком открыто показала свой страх в отношении Марии, что было бы глупо, она изобразила из себя эмоциональную женщину и притворилась, что лишилась чувств, так что советникам пришлось принести уксус и нюхательную соль для того, чтобы привести ее в сознание. Оправившись от «обморока», она снисходительно заявила придворным, что она иногда опасается, что она — всего лишь слабая женщина, и поблагодарила их за хороший совет, на который, она знала, всегда можно положиться.

Елизавета покинула заседание Совета, размышляя, как бы так ей уничтожить врага, чтобы никто не догадался, что она причастна к этому.

Лесли, епископа Росского, встревожили эти события. Он знал, что узников будут допрашивать, и его беспокоило, насколько они могут обвинить Марию. Пока он размышлял об этом в своей комнате, вошел его слуга и сказал, что какой-то джентльмен просит принять его по неотложному делу. Лесли приказал немедленно привести его к нему, и в комнату вошел человек. Когда они остались одни, прибывший сразу же перешел к делу.

— Меня зовут Оуэн, — сказал он, — я дворянин из дома графа Арандела.

Лесли был взволнован.

— Вы привезли известия от вашего господина?

— Как вам известно, мой господин находится в Тауэре, но перед тем, как его забрали, он приказал мне зайти к вам и изложить вам этот план. Он убежден, что королева Скоттов в большой опасности.

— Боюсь, что это так.

— И что ее во что бы то ни стало необходимо увезти из замка Татбери. Если бы удалось освободить ее из этой тюрьмы и привезти в Арандел, то там она могла бы сесть на корабль и отплыть во Францию. Когда она окажется там, ее друзьям будет легче служить ей. Но она должна как можно скорее покинуть Татбери.

— Я согласен с вами, — сказал Лесли — Мне не нравится ее новый тюремщик.

— Вы правы, что сомневаетесь в его добрых намерениях. Но в этом есть кое-что в нашу пользу. У графа и графини тоже нет оснований любить Хантингдона, поскольку он назначен и их тюремщиком. Вполне возможно, что они будут готовы способствовать побегу королевы.

— И рисковать своими головами?

— Они больше не несут ответственности за нее. Несомненно, им будет приятно видеть провал Хантингдона там, где они не оплошали… хотя они и покинули свою узницу, уехав на ванны в Бакстон.

— Я должен как можно скорее написать королеве и рассказать ей об этом плане.

— Пожалуйста, сделайте это. Это желание моего господина.

Как только Оуэн ушел, Лесли написал письмо Марии и послал гонца в Татбери.

Теперь Марии было нелегко получать письма от своих друзей, поскольку Хантингдон был более жестоким тюремщиком, чем все предшествующие. Напряжение в Татбери возрастало, а так как над королевой навис постоянный страх, что она может быть убита, дни, полные тревог, нельзя было назвать скучными.

Мария и ее верные подруги все время с тревогой наблюдали за поведением всех окружающих, в том числе и слуг.

В Татбери приехал гонец с письмами для Марии, которые должны были пройти через руки Хантингдона; но одно письмо он спрятал на себе и, выждав подходящий момент, передал его Сетон. Это было послание Лесли, сообщавшее о плане ее побега в Арандел.